Антарктида: Четвертый рейх - Богдан Сушинский

– Вы запомнили то место в Антарктиде, в котором атланты выпустили вас на поверхность?

– Нет.

– Почему? – вдруг каким-то упавшим голосом спросил Гитлер.

– Просто так запомнить его невозможно было, ведь это происходило где-то в глубинах ледового континента, где нет никаких городов, маяков и прочих ориентиров, – почувствовал фон Риттер, что и в нем тоже накапливается раздражение, только его раздражение продиктовано его аристократической родовой гордостью.

Почему он, аристократ, ведущий свой род от крестоносцев, должен терпеть выходки этого… ефрейтора? Он совершил беспрецедентную экспедицию в Антарктиду и в ее Внутренний Мир; его имя уже принадлежит истории, так почему, вместо славы, наград и чинов, на него сыплются непонятные упреки и подозрения?

– И дело тут не в моей памяти, – добавил барон, – а в том, что пилоты так и не смогли обнаружить потом этот климатический оазис. Об этом вам доложит гауптштурмфюрер Крозетт, дожидающийся своей очереди в приемной.

– Ну да?! Что, там еще и этот коршун Геринга? – недовольно проворчал Гитлер.

* * *

И кто знает, чем закончился бы этот разговор, если бы вдруг на столе фюрера не ожил телефон правительственной связи.

– Господин Шикльгрубер?

– Да, – нервы у фюрера напряглись до беспредела, когда он услышал в трубке голос Принца Шамбалы.

– Почему вы не направляете свои линкоры в район Новой Швабии, господин Шикльгрубер? Чем вызвана эта задержка? Чего вы ждете – пока в этом районе появятся корабли англичан, норвежцев и американцев, которые и так уже начали проявлять интерес к этому участку Антарктиды? Кроме того, мы ждем эскадру субмарин, которая бы обследовала входы во Внутренний Мир и, выдав их за свое открытие, официально позволила бы начать великое переселение арийцев. Остальные инструкции контр-адмирал фон Готт получит в Антарктиде. Не забудьте подключить к этой операции сидящего у вас в кабинете капитана цур зее барона Риттера. До свидания, партайгеноссе Шикльгрубер.

Когда это, наваждению подобный, голос в трубке исчез, фюрер почти с минуту окаменело сидел в кресле, уставившись в какую-ту точку чуть выше двери. Лицо его как-то сразу посерело и заметно постарело. Все это время ему понадобилось для того, чтобы он вдруг понял, чем Принц Шамбалы сразил его на сей раз: он говорил с ним, подражая тому тону и тем интонациям, с которыми обычно говорил… Сталин!

Нет, говорил Посланник Шамбалы, естественно, на германском, но, готовясь к своим выступлениям перед массами, Гитлер множество раз прокрутил записи выступлений и бесед Сталина, в том числе и тайно записанных разговоров с подчиненными. И теперь он не мог ошибиться: он прекрасно помнил манеру Сталина – правителя, истинного диктатора, у которого он как вождь германской нации уже многому научился и еще многому должен учиться.

Принц Шамбалы умышленно говорил с ним голосом Сталина – вот что больше всего поразило партайгеноссе Шикльгрубера! Его слова до сих пор чеканно отзванивали в голове фюрера, при этом он явственно видел перед собой фигуру Кровавого Кобы, в его традиционной полувоенной форме и с трубкой в руках.

И дело сейчас не в том, что Посланник Шамбалы и ученик Человека в Зеленых Перчатках опять позволил себе говорить с ним в приказном тоне. Вопрос заключался в том, почему он избрал тон и манеру Сталина? Что это – элементарное издевательство или же некий намек, некая подсказка?

Не находя ответа, он сорвал трубку и прокричал:

– Откуда мне только что звонили?! Что?! Почему невозможно установить? Вы обязаны устанавливать, откуда именно следует тот или иной звонок! Я хочу знать, каким образом этот человек получил доступ к аппарату правительственной линии?!

Швырнув трубку на рычаг, фюрер удивленно уставился на барона фон Риттера. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, и происходило это до тех пор, пока фюрер не понял, что человек, сидевший по ту сторону стола (человек, которого он совершенно безнаказанно может просто так, из прихоти, разжаловать, сгноить в концлагере или пристрелить прямо здесь, в кабинете), не боится его! Хотя и не мог слышать, с кем и о чем он говорил по телефону. Мало того, этот капитан-полярник настолько потерял страх перед своим фюрером, что откровенно презирает его!

– Почему вы все еще сидите здесь, партайгеноссе Риттер? – мстительно ухмыльнулся фюрер, достигнув пика своих страстей и подозрений.

– Как было приказано.

– Почему вы не говорите, что вам надо готовиться к следующей экспедиции в Антарктиду? – допытывался вождь, старательно придерживаясь интонации своего коллеги из Кремля. – Почему за всех вас должен думать руководитель страны?

– Простите, мой фюрер, – абсолютно ничего не понимая, поднялся со своего кресла командир «Швабенланда», – если вы помните, я был вызван для доклада. Вопрос очень важный, и я считаю, что…

– Почему получается так, партайгеноссе Риттер, – не желал выслушивать его объяснения вождь нации, – что по всем вопросам вы обязательно обращаетесь к фюреру? Это неправильно. Партия, партайгеноссе Риттер, дала всем нам равные права и равную ответственность перед народом.

Фюрер говорил еще что-то; собственно, уже даже не говорил, а чревовещал, однако последние слова его фон Риттер дослушивал уже как в бреду, богоспасательно пятясь к выходу.

67

Ноябрь 1943 года. Германия.

Замок Викингбург на побережье Северного моря, штаб секретного соединения субмарин «Конвой фюрера» и операции «Рейх-Атлантида».

Кабинет гросс-адмирала Карла Деница напоминал в этот день штаб осажденной крепости, собравший в своих стенах всех уцелевших офицеров, прекрасно понимавших, что за каждым их решением – жизнь гарнизона, исход завтрашнего штурма, судьба всей войны. И за ними действительно стоял гарнизон, но не этого, пока еще не знающего осады, замка, а «Базы-211», таинственных подземелий Рейх-Атлантиды, зарождавшейся во льдах Антарктики неизведанной страны – Новой Швабии.

Готовясь к совещанию, главнокомандующий Кригсмарине приказал занести в его кабинет еще четыре письменных стола и несколько кресел, а также установить пару дополнительных телефонов. Кроме того, на небольшом приставном столике потрескивала армейская рация, благодаря которой дежурный офицер мог поддерживать связь со всеми судами конвоя. Кажется, действительно все готово, все приглашенные прибыли, осталось дождаться фюрера. Дениц взглянул на часы: без пятнадцати одиннадцать.

Гросс-адмирал вышел на осадный, как он его называл, балкон, который действительно служил когда-то защитникам замка оборонительной галереей, и, поеживаясь на пронизывавшем северном ветру, всмотрелся в очертания бухты. Они пока еще проглядывались довольно четко, как и похожая на хребет динозавра, коса Утопленников. Однако зарождавшийся где-то на пространстве между западной оконечностью Норвегии и Шотландией спасительный туман, о котором сообщали метеорологи, вскоре должен был достичь Северо-Фризских островов, постепенно охватывая все Северное море и Английский канал.

Если бы эти прогнозы сбылись, «Фюрер-конвою» субмарин, четырем надводным судам и судам сопровождения удалось бы без особых потерь пройти проливы и достичь спасительной Атлантики. Туман парализовывал действия английской авиации, которая оставалась главным врагом конвоя, и Дениц специально подгонял его выход под сводки метеорологов, пообещав, что, в случае ошибки, развесит их на мачтах боевых кораблей для всеобщего устрашения.

Главком Кригсмарине вновь взглянул на часы и достал из внутреннего кармана кожаного пальто небольшую плоскую флягу, чтобы насладиться ее содержимым. Однако на втором глотке вдруг вспомнил, что его ждет встреча с фюрером, и решил не рисковать. С неуемной тоской взглянув на флягу, Дениц сунул ее в боковой карман и вновь взглянул на косу Утопленников, прикрывавшую вход в бухту, в которой, в чреве скалы, располагалась секретная база субмарин «Нордберг».

Он знал, что сейчас там идет последняя проверка списков экипажей, посадка на флагманскую субмарину особой конструкторской команды «Фау-зюйд» и доукомплектация всех прочих команд, составленных из людей, которые навсегда прощаются с рейхом.

Понятно, что никто из этих новоявленных мореходов понятия не имел, куда направляются их субмарины; даже мимолетные контакты с членами экипажей исключались, а любой намек на разглашение тайны карался расстрелом. В принципе гросс-адмирал должен был бы сочувствовать и сострадать этим людям, а он ловил себя на странном желании: войти перед самым отплытием в одну из субмарин и отдать приказ на погружение, не оплакивая потерь!..

По крайней мере, этим людям предстояло осваивать новый континент, закладывать новый город, сотворять невиданную доселе технику и вообще стоять у истоков новой нации, а возможно и новой цивилизации. А что ждало его здесь, кроме ежедневных сводок о потерях на всех морях да мрачных предсказаний штабистов вермахта относительно губительного зимнего наступления русских, как никогда рассчитывавших на гений своего «генерал-мороза»?