Антарктида: Четвертый рейх - Богдан Сушинский

– Ты хотел бы остаться здесь навсегда? – спросила Норманния после того, как, устав от утренних ласк, они откинулись каждый на свою подушку и истомно закрыли глаза.

– Есть люди, которые молят судьбу о постоянстве и способны умирать в смертельной тоске, вызванной любыми переменами; и есть люди, которые смертной тоской боятся, постоянства и молят судьбу, чтобы та позволила им умереть в дороге или во время очередной авантюры. Так вот, я принадлежу к этим, последним.

– Самое ужасное заключается в том, что и я тоже, очевидно, принадлежу к ним, – томно вздохнула Норманния.

– В таком случае мы родственные души.

– Что, к сожалению, проявляется не только в мании бродяжничества, мой Полярный Барон, – вновь потянулась к нему фон Криффер, но в это время в дверь постучали и один из охранников, не дожидаясь реакции хозяев виллы, прокричал:

– Сеньор Кодар! Вас к телефону! Срочно! Из Лимы!

– Дело не в Лиме. Кажется, о нас вспомнили в Берлине, – ворчал фрегаттен-капитан, с истинно солдатской быстротой бросаясь к одежде.

– Или же продолжила свои исследования криминальная полиция, и теперь нас не может забыть местная контрразведка, – заметила Норманния, все еще пребывая под впечатлением от разговора с капитаном Баррасом и изложенной им истории, связанной с исчезновением тела Оливейры.

– Ну, по нашим легендам им не так просто будет прогуляться, и потом, причитающуюся ему долю взятки капитан Баррас уже получил, – успокоил ее барон.

Прежде чем выйти из комнаты, он выглянул в окно. Ни машин, ни людей во дворе не было. Это уже успокаивало. Ущелье и вершина хребта по ту сторону его были подернуты легкой дымкой, но даже сквозь нее просматривалась предгрозовая туча, зависшая на дальней шатроподобной вершине.

– Вы, очевидно, видели, как прошлым утром Микейрос покидал виллу? – поинтересовался фон Готт у охранника, прежде чем войти в кабинет.

– Видел, – охотно ответил тот. – Я уже рассказывал об этом капитану полиции.

– Потрудитесь еще раз.

– Он ушел на рассвете, сказав, что пришлет машину за книгами и личными вещами.

– Но не прислал ее.

– Прощаясь со своим кабинетом, он плакал! – с явным осуждением сообщил этот крепыш, очевидно, так ни разу и не познавший в своей, бестолковой пока что, жизни истинной горечи утрат и прощаний. – Буквально упал на стол и плакал.

– С людьми такое иногда случается.

– С женщинами, – поучительно уточнил этот профессиональный скулодробитель.

– Спасибо за напоминание.

Голос в трубке был незнакомым, но резким и властно начальственным:

– Звонят из посольства. Ваш самолет вылетает из Лимы завтра в четырнадцать ноль-ноль по местному времени. В одиннадцать ноль-ноль у виллы «Андское Гнездовье» вас и сеньору Менц будет ждать машина.

– Но сеньоре предстоит завершить кое-какие формальности, – попытался напомнить фон Готт.

– Не забивайте себе голову подобными мелочами жизни. Сегодня, в восемнадцать, у вас появится гостья, которая впредь будет заниматься всеми делами виллы. Кстати, могу сообщить, что в рейхе вами довольны. Очень довольны.

– Это ваше личное мнение?

– В подобных случаях высказывать личное мнение дипломату не положено, – заметил его столичный собеседник. «Видно, утро такое сегодня выдалось, – решил фон Готт, – все меня поучают». – Это мнение Берлина. Вы и сеньора Менц награждены Железными крестами второй степени и повышены в чине. Поздравляю, капитан цур зее, и поздравления вашей спутнице, отныне – оберштурмфюреру СС. Дальнейшие инструкции, полковник флота, вы получите в аэропорту.

– И все это – в телефонную трубку? – решил преподнести дипломату некое подобие урока фон Готт.

– Все, кому положено в этой стране заниматься ее безопасностью, прекрасно знают, с кем имеют дело. И потом, это не та страна, где кто-то повисает на телефонах.

– Значит, мир все еще у наших ног.

– Простите?

– Да это я так, поговорка молодости.

– Тем не менее, – вдруг вспомнил представитель посольства, который так и не назвал себя, – сообщите сеньоре Менц, что ей категорически запрещено оставлять территорию виллы и вообще лишний раз вступать в какие-либо контакты с кем-либо, вплоть до охраны. В целях ее же безопасности.

– С удовольствием посажу ее под замок. На горе местным ловеласам.

Но, судя по всему, предаваться шуткам германским дипломатам тоже не положено было.

– Через полчаса у вас появится пятеро сотрудников посольства и их консультантов, – невозмутимо продолжил собеседник барона, – которые займутся фотографированием плит. Прикажите охране обеспечить им доступ в подземелья виллы, в которых хранится основная часть этих каменных посланий, и при этом старайтесь не замечать их присутствия. Кстати, они прибудут с двумя охранниками, которые заменят парней, проведших эту благословенную Богом ночь в «Андском Гнездовье».

* * *

Когда фон Готт завершал разговор, Норманния уже стояла в проеме двери в легком спортивном костюме и с полотенцем на плече.

– Кажется, вы чем-то озабочены, мой фрегаттен-капитан?

– Уже капитан цур зее, – уточнил фон Готт, усаживаясь на краешек стола. – И прошу не забывать об этом. Кстати, вас тоже повысили. Теперь вы – обер-лейтенант СС и кавалер Железного креста второй степени.

– Щедро.

– Заслуженно.

– Что же тогда не так, как бы вам хотелось?

– Теперь уже многое не так, но… Завтра мы вылетаем. Машину пришлют. Вас сменит женщина, которая прибудет сегодня в шестнадцать.

– Тогда почему вы говорите об этом так, словно вас не повысили, а разжаловали? Тем более что появляется еще одна женщица.

– Погоди минутку, к водопаду пойдем вместе.

Хотя охранники уже обследовали окрестности виллы, тем не менее фон Готт внимательно осмотрел пространство у водопада и цепким взглядом прошелся по предгорьям по ту сторону ущелья, где мог оказаться снайпер.

Для него оставалось необъяснимой тайной – как на такой высоте мог образоваться водопад, небольшая струя которого, казалось, зарождается прямо в скальном массиве. Но вода в нем была удивительной на вкус – очевидно, такой, какой она и должна была оставаться на этой планете в своем первозданном виде.

– У меня создалось впечатление, что уезжать отсюда тебе уже не хочется, – возобновила прерванный в доме разговор Норманния, с удовольствием наблюдая, как новоиспеченный полковник флота с наслаждением обмывает свой мощный торс, ледяной водой.

Графине редко приходилось видеть такое мощное, мускулистое тело мужчины. К тому же она знала, что физической силы в этом человеке сокрыто значительно больше, нежели способны были породить его мышцы. Сила, соединенная с яростью, – вот что способно было превратить этого человека в демона. И если он и проигрывал в схватке со «Стражем», то лишь потому, что ему еще нужно налечь на приемы восточных единоборств.

– Очевидно, знакомство с доктором Микейросом и его плитами не прошло зря. Мундир-то на мне военный, однако в душе я остался полярником, исследователем, одним из немногих истинных скитальцев Антарктики, как называли себя зимовщики метеостанций и исследователи Приполярья. Не зря же меня, черт возьми, назвали Полярным Бароном. Похоже, что я им так и остался.

– Не сомневаюсь, что остался, – мечтательно улыбнулась фон Криффер.

– Трудно сказать, надолго ли хватило бы меня, но пока что мне кажется, что я с удовольствием остался бы здесь, чтобы остаток своей жизни посвятить исследованиям этих гор, этих плит и связям нашего мира с миром космического разума. И при этом время от времени отправлялся бы то ли в Антарктиду, то ли в Полярную Канаду.

– Так почему бы тебе не заявить об этом в Берлине?

Барон взял у нее из рук полотенце и долго, старательно растирал тело, возвращая ему естественное тепло и эластичность мышц.

– Потому что судьба моя уже решена. Не исключено, что мне придется принять командование над базой, которая будет заложена в Антарктиде. – Он не стал делиться с Норманнией той информацией, которую получил от барона фон Риттера после его возвращения из Внутреннего Мира, не имел права этого делать. Однако не сказать ей о том, что вскоре ему на много лет придется осесть в Антарктиде, фон Готт не мог. Ведь он, конечно же, захочет видеть ее рядом с собой.

– Это уже официальные сведения?

– Официальными они станут тогда, когда появится приказ фюрера. Но вероятность их очень велика.

Норманния задумчиво повела подбородком и, умывшись, тоже долго и старательно вытирала лицо. Эта новость застигла ее врасплох, и она тянула время, не зная, как ее воспринимать.

– Если подходить объективно, то лучшую кандидатуру на эту должность, чем Полярный Барон, с его арктическим опытом и крепким здоровьем, найти трудно, поэтому тех, в Берлине, можно понять. Но если сам Полярный Барон категорически против такого назначения, то, после возвращения в Берлин…