Сент-Экзюпери - Марсель Мижо

Антуаном овладевает отчаяние, он посылает телеграмму за телеграммой, тратит последние деньги на телефонные разговоры с Францией, и, наконец, 1 декабря он пишет подруге письмо:

«Гийоме умер. Сегодня вечером мне кажется, что у меня больше нет друзей. Я не жалею его: я никогда не был способен жалеть мертвых. Но его исчезновение... Мне придется долго приучаться к этой мысли, и я уже чувствую тяжесть от напряжения, которое вызовет этот ужасный труд. На это потребуются месяцы и месяцы: мне так часто будет его недоставать. Неужели так быстро стареешь? Я – единственный оставшийся в живых из тех, кто летал еще на „Бреге-XIV“: Колле, Рейн, Лассаль, Борегар, Мермоз, Этьенн, Симон, Лекривен, Уилл, Верней, Ригель, Ошеде и Гийоме. Все, кто прошел через это, умерли, и мне не с кем больше на этом свете делиться воспоминаниями. И вот я теперь – беззубый старец, пережевывающий все это для самого себя. Из товарищей по Южной Америке нет больше ни одного, ни одного... Нет у меня больше на свете ни одного товарища, которому можно сказать: „А помнишь?“ Какое совершенное одиночество в пустыне! Я думал, это только участь стариков – терять на своем жизненном пути всех друзей. Всех. Ты знала очень мало моих друзей, потому что все они умерли... Скажи только, что мне нужно вернуться, и я вернусь».

Подруга советует ему уехать. Она знает, что если он даже вернется, все равно раньше или позже сорвется и помчится куда глаза глядят.

По получении ее ответа Сент-Экзюпери уже не может больше ждать. Деньги на исходе, и с первым же лайнером он отплывает в США.

Америка

Когда Сент-Экзюпери прибыл на этот раз в США, мрачный 1940 год подходил к концу. Почти везде в Европе народы жили в тревоге, во многих странах они уже стонали под гнетом гитлеровского сапожища, грозящего их раздавить. Тяжелая зима – следствие разрухи – убивала тысячи и тысячи лишенных пиши и теплого крова малолетних детей. Война продолжала свое разрушительное дело.

При встрече с американскими друзьями, восстанавливая свои прошлые связи, Антуан часто убеждался, насколько безразлично многие относятся к бедствию, обрушившемуся на Европу и на его страну. За океаном все продолжали жить, как и раньше, как если бы ничего не произошло на планете Земля. Так живет большинство людей, когда они непосредственно не затронуты событиями и не отдают себе отчета в нависшей над ними угрозе.

Разумеется, американцы были удивлены столь быстрым поражением Франции. Со времени первой мировой войны французские солдаты пользовались здесь репутацией необычайной стойкости. Теперь многие американцы не без злорадства рассуждали о полном упадке Франции. Они еще ничего не поняли в этой войне. Пробуждение началось, лишь когда японские бомбы обрушились на Пирл-Харбор и они почувствовали, что их собственная безопасность поставлена под угрозу. Но это произошло только год спустя, 7 декабря 1941 года.

Сент-Экзюпери нашел в Нью-Йорке обстановку, ничуть не изменившуюся со времени его первых посещений. Сказать, чтобы он любил американскую жизнь, нельзя. Его первый контакт с Нью-Йорком во время рейда в Патагонию в 1937 году не привел его в восторг. Он писал тогда подруге:

«Я живу на двадцать пятом этаже каменного отеля и прислушиваюсь к доносящемуся ко мне через окно голосу незнакомого города. И это, как мне кажется, раздирающий голос. Порывы ветра производят здесь тот же шум, что и в снастях. Снаружи какие-то невидимые движения: И крики. И стоны. И стук молотов по наковальням. Я не знаю, откуда вздымаются эти короткие вопли сирен, так хорошо говорящие об опасности. И весь этот гул, как в открытом море, словно бы суматоха на корабле, терпящем бедствие. Никогда я не ощущал этого так сильно. Эта скученность людей в их каменных пирамидах, все эти шумы, эти выезжающие из домов, словно спасающиеся от кораблекрушения, люди, мечущиеся между своей планетой и звездами, так ничего и не поняв в своем путешествии, и без капитана. Удивительно, но я ничего не почувствовал здесь материального. Еще не почувствовал. Наоборот. Вся эта толпа, все эти огни и стрелы высотных зданий, мне кажется, ставят в первую голову и с гнетущей силой проблему будущего. Возможно, это идиотство, но я чувствую себя здесь больше, чем где-либо в открытом море».

Несомненно, здесь надо сделать поправку на настроение, в котором он писал эти строки. Ведь и в 1929 году по приезде в Буэнос-Айрес, сожалея о своей жизни в Джуби, он очень плохо отзывался об аргентинской столице, находил у нее одни недостатки.

Незнание английского языка не помешало Сент-Экзюпери очень быстро разобраться в обстановке и выяснить отношение американцев к французской проблеме. Проблема эта усугублялась внутренними раздорами в среде французской эмиграции. Эти эмигранты, которые сами не сражались и никогда не будут сражаться, имели претензию представлять Францию. Среди них наметились к тому времени три группировки: французы, объединявшиеся вокруг посольства правительства Петэна, деголлевская «Франс Форевер» и независимые.

К числу немногочисленных независимых относились такие видные лица, в основном политические журналисты, как Пертинакс, де Кериллис, Женевьева Табуи, Жак Маритэн, Пьер де Ланюкс, Пьер Лекон де Нуи. Их попытки влиять на общественное мнение в США, несмотря на бесспорный талант этих людей, не имели большого успеха. Сами они прямого участия в событиях, разыгравшихся на французской земле, не принимали: большинство из них выехал о еще до войны. Монополию на патриотизм старались захватить наиболее активные представители «Франс Форевер». Это в большинстве своем «тыловики» и доморощенные политиканы. Сент-Экзюпери .отказывается примкнуть к ним, войти в их игру.

И дело не в том, что Сент-Экзюпери стоял в какой-то оппозиции к де Голлю и движению «Свободная Франция». Героизм «французских свободных вооруженных сил», созданных в Англии под руководством де Голля, не вызывал у него никакого сомнения. Но к движению «Свободная Франция» сразу же, в особенности в Америке, примазалось много сомнительных личностей (впоследствии неофашистов, как, например, Сустель), стремившихся нажить на этом политический и неполитический капитал. Они вели себя как пауки в банке. «Они следят друг за другом и за всеми, словно собаки вокруг кормушки», – говорил Сент-Экс.

Писатель считает своим долгом открыть американцам глаза на подлинное значение того, что произошло во Франции, и попутно высказывает им ряд горьких истин.

«Я имею на это все права, – говорит он в своей новой книге, – так как в эту самую секунду я знаю, что я делаю. Я приемлю смерть. И не риск я приемлю И не битву, а смерть. И мне открылась великая истина Война – это не идти на риск. Это не идти на битву. Для бойца это в иные часы попросту идти на смерть».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});