Дочь солнца. Хатшепсут - Элоиз Мак-Гроу

   — У них остался месяц, — сказал Амену. — Иначе с легендой будет покончено.

   — С ней было бы уже покончено, если бы они осмелились признать это. — Оттолкнувшись от перил, Рехми-ра прошёл под тент и уселся в кресло. Амену, бросив последний взгляд на реку, присоединился к нему.

   — Так что, по-вашему, мы должны будем делать, когда придёт время? — задумчиво спросил он.

   — Я не думаю, что нам придётся вообще что-нибудь делать! Год закончится, суда не придут, и все узнают об этом. Нам потребуется только прийти во главе с Тьесу в Тронный зал, низложить Ма-ке-Ра как узурпатора, которым она на самом деле является, и потребовать от имени Гора и Всемогущего Ра вернуть корону.

На лице Амену появилось удовлетворённое выражение, прищуренные глаза продолжали задумчиво исследовать окрашенное закатным цветом небо.

   — Это будет непросто, — промолвил он.

   — Ты думаешь о Ма-ке-Ра. А я говорю, что даже она будет вынуждена признать...

   — Не будь дураком. Она не признает ничего.

   — Даже поставленная перед фактом? Когда станет ясно, что Амон, другие боги отказали ей в поддержке!

   — Совет не согласится, да и правители номов. От этого зависят их жизни. Они падут вместе с ней. У них нет выбора.

Чёрные глаза Рехми-ра уставились в лицо друга.

   — Тогда нужно предоставить им выбор!

   — Именно об этом я и думал. Простить их или, по крайней мере, обещать сохранение их чести и состояния, если они подтвердят, что Тьесу — фараон и всегда был им.

Тот стоял, прислонившись к перилам. Он еле слышал доносившееся сзади бормотание, не замечал пылавшего перед ним неба. Прошёл ещё день, а пять парусов всё ещё не появились на реке, хотя тут и там мелькали мелкие судёнышки, выкрашенные закатом в цвет крови. Каждый раз, когда закат свидетельствовал, что судов опять нет, каменное напряжение в нём крепло, в душе нарастали надежды и опасения. Каждое утро он просыпался, утомлённый страхом перед наступавшим днём, каждый вечер он ложился спать, взвинченный тем, что день опять ничего не принёс. А от утра до вечера он вышагивал по саду, вышагивал по своим палатам, пытаясь забыться чтением творений древних писцов из дворцового архива, но тем не менее часы от восхода до заката ползли невыносимо медленно.

«Ещё один день прошёл, — сказал себе Тот, наслаждаясь этой мыслью, как наслаждается человек, считающий своё золото. — Ещё день мой. Ещё несколько недель — и корона тоже будет моей».

Он оперся на перила, вспоминая Мемфис, последний час его коронации, когда корона наконец навсегда возлегла на его свежевыбритый череп. Он ощутил тогда странную тяжесть и шёл осторожно, удерживая её на голове, и тайно волновался, потому что это был момент, когда, казалось ему, он стал богом, но всё же не чувствовал в себе никакого отличия от смертного царевича, каким только что был. Он с тревогой ждал мига, когда божественность разольётся в нём, но священный миг не наступил.

Он наступит теперь, подумал Тот. Как только минут эти последние недели. Пусть Ма-ке-Ра изображает из себя всё, что хочет, — на сей раз она перехитрила сама себя. Все держат в руках Хапи — владыка Нила и владыка Амон — господин ветров. Пусть они решат.

Когда двенадцатый месяц стал приближаться к концу, нетерпеливо ожидавшие возвращения кораблей люди забеспокоились. Хапусенеб говорил, что путешествие займёт год. Во имя Амона, имел ли он в виду год с точностью до дня? А может быть, суда вернутся пораньше, перешёптывались женщины, дожидавшиеся своих сыновей, возлюбленных, мужей, уплывших в составе команды или стражи Нехси. Если они прибудут до объявленного дня, никто не усомнится в авторитете Верховного жреца, тем более никто его не будет ругать, нет, наоборот, убеждали друг друга женщины. Их почтение к Его Святости станет даже ещё больше, если пять парусов прямо сейчас появятся вон из-за того изгиба реки... Но как они ни всматривались в даль, паруса не появлялись.

Они прибудут завтра, небрежным тоном уверяли друг друга вельможи в своих садах или роскошных обеденных залах. Возможно, послезавтра. А может быть, даже и на следующей неделе.

И в конце концов кто-то усомнился и прошептал:

— Что, если они вообще не вернутся?

Словно открыли дверь или отодвинули засов. Один человек это сказал, тысяча повторила, а затем страхи заполонили Фивы и стали просачиваться во все стороны. Нил уже истощался; вернутся ли в него воды, если боги отвернулись от Ма-ке-Ра? А что, если следующей весной вместо этих тучных злаков люди увидят одну лишь пыль, зияющие злые трещины в земле и умирающих детей?

Наконец последний день года наступил, и пошёл своим чередом, и закончился, а паруса не появились.

На следующее утро храмы оказались забиты обезумевшими людьми, на рынках началась паника. Женщины обрезали волосы, рвали на себе одежды, с воплями выбегали на улицы, посыпая головы пылью.

Тогда за дело взялась Хатшепсут. Она выехала из дворца на колеснице, запряжённой двумя танцующими жеребцами, переправилась через реку на царской барке и сошла на противоположный берег на виду у оборвавших разговоры людей. Колесница ослепительно сверкала золотом, лошади были белы как полотно, и Ма-ке-Ра собственноручно держала поводья — изящная прямая фигурка с церемониальной бородой, увенчанная Двойной короной, умело управляла парой возбуждённых лошадей. Она не торопясь, не глядя ни вправо, ни влево, проехала к храму Амона по улицам, заполненным притихшими толпами. Её лицо было безмятежным, как и подобало богу.

Паника медленно улеглась. Она не прекратилась, но поддалась силе фараона. Притихшие, напряжённые люди вернулись к уборке урожая. Они могли подождать ещё немного.

   — Я же говорил, что это будет непросто, — напомнил Амену, обращаясь к Рехми-ра.

   — Ну и что? У нас же есть план на этот случай! Почему бы не взяться за него?

   — Будет легче, если мы позволим всем проникнуться такой же уверенностью, какая есть у нас. Подождём, пока урожай не будет собран или почти собран. Тогда мы начнём с северных номов, собирая правителей, как спелые сливы, и постепенно вернёмся назад, в Фивы. Вы согласны, Тьесу?

Тот не отвечал. Несмотря на охватившее его ликующее возбуждение, поступок Хатшепсут и его результат отложились в его сознании и мешали поверить в близкую победу.

   — Ей потребовалось всего-навсего показаться! — сказал он. — Боги, моё лицо ни на кого никогда так не действовало! Что они увидели? Не какой-то её поступок, просто её самое, и этого оказалось достаточно.

   — Нет, они видели корону, — со смехом сказал Амену.

   — Она узурпатор, вот она кто, — добавил Рехми-ра.

   — Да. — Какое-то мгновение он обдумывал крошечный, затруднительный вопрос, застрявший в глубине его сознания, и в конце концов отбросил его. — Да, — повторил он. — Теперь всё подтверждает это. — Ощущение победы вновь охватило его, подняло высоко-высоко, на ту головокружительную вершину, на которой он пребывал всё утро. Он вскочил со стула и радостно заходил по комнате. — Амену, твой план хорош. Пусть они видят в ней свои чаяния, пока не поймут, что же видят на самом деле и что она представляет собой! И тогда мы отправимся на север.

Тремя неделями позже он решил, что ждать достаточно. Он приказал команде подготовить свою барку, высокомерно пробился через тихие толпы, собравшиеся вокруг дворца, и поплыл на север, собирать первые спелые сливы.

В Мемфисе их встретила новость, которую из верховьев реки спешили доставить царице. Суда показались в дельте.

ГЛАВА 5

В полдень, когда жара, подобно тяжёлой ноше, давила на людей, корабли Нехси по мелеющей реке прибыли в Фивы.

Они были так же не похожи на пятёрку новеньких кораблей, которые отправились отсюда год назад, как человек, возвращающийся с войны, не походит на зелёную молодёжь, отправляющуюся на бойню. На них остались следы далёких мест, запах иных земель. Некогда нарядная краска стёрлась и исчезла, паруса покрывали заплаты, рангоут был истрёпан непогодой. Бабуины, подобные напыщенным идолам, восседали на реях или прохаживались исполненными достоинства шагами. Тараторящие мартышки сигали мимо них вверх и вниз по снастям; борзые собаки метались от борта к борту и облаивали народ, столпившийся по берегам. Суда казались переполненными движением и шумом, они глубоко сидели в воде от своего экзотического груза: мирровой смолы и зелёного золота Эму, чёрного дерева, коричного дерева, дерева хесаит[136], слоновой кости и шкур южных пантер. На четвёртом судне, между тюков с товарами и связками острых изогнутых клыков, теснилась кучка жителей Пунта с детьми и жирными жёнами. У людей были орлиные носы и узкие заострённые бороды; все волосы у них были заплетены в короткие косички, свисавшие бахромой и обвязанные ремешком. Никто в Египте никогда не видел ничего подобного.