Наследие - Кристофер Паолини

Когда они уже начали сомневаться, что в зал вообще кто-нибудь придет, где-то вдалеке, в подземных коридорах, послышался перезвон металлических колоколов, и двери по обе стороны черного алтаря бесшумно отворились. Чувствуя, что сейчас произойдет нечто весьма неприятное, Эрагон весь напрягся и уставился на открывшиеся двери. Арья тоже не сводила с них глаз.

Прошла минута, им обоим показавшаяся вечностью.

Затем вновь резко и громко зазвонили колокола, наполняя зал сердитым гулким эхом, и в распахнутые двери вошли трое послушников — совсем еще молодых, одетых в золотые одежды. Каждый из них нес металлическую раму, увешанную колокольчиками. Следом за ними вошли двадцать четыре жреца Хелгринда, мужчины и женщины. Ни одного из них нельзя было назвать целым: у кого-то не хватало одной руки, или обеих, или ноги, или того и другого. В отличие от послушников, изувеченные жрецы были одеты в длинные кожаные робы, сшитые так, чтобы соответствовать индивидуальному увечью каждого. А следом за жрецами шестеро смазанных маслом рабов внесли носилки, на которых торчком сидел Верховный Жрец Хелгринда — жуткий обрубок, лишенный рук, ног, зубов и, похоже, еще чего-то. Голова его была увенчана высоченным трехфутовым гребнем, который делал его фигуру еще более уродливой и бесформенной.

Жрецы и послушники расположились по краям мозаичного диска, и рабы аккуратно опустили носилки на алтарь. Затем трое послушников — вполне еще целые и даже довольно красивые молодые люди — встряхнули металлические рамы с колокольчиками, и под этот немелодичный звон затянутые в кожу жрецы что-то коротко пропели. Эрагон не сумел толком разобрать слов, но звучало все это, как некая часть ритуала. Он понял лишь три названия вершин Хелгринда: Горм, Илда и Фелл Ангвара.

А Верховный Жрец посмотрел на них с Арьей — глаза его были точно осколки обсидиана — и промолвил:

— Добро пожаловать в залы Тоска. — Искалеченные губы и полное отсутствие зубов делали его речь невнятной. Ему явно трудно было произносить слова, однако же он продолжал: — Ты уже во второй раз вторгаешься в нашу святую обитель, Всадник. Больше у тебя такой возможности не будет… Гальбаторикс, наверное, попытался бы убедить нас пощадить тебя и отправить к нему в Урубаен. Он надеется силой заставить тебя служить ему, ибо мечтает о возрождении ордена Всадников и восстановлении поголовья драконов. Но я считаю, что эти мечты — бред сумасшедшего. Ты слишком опасен. К тому же мы вовсе не хотим, чтобы раса драконов вновь возродилась. В народе считается, будто мы поклоняемся Хелгринду. Но это ложь, которую мы сами же и распространяем, желая скрыть истинную природу наших верований. Мы чтим вовсе не Хелгринда — мы чтим тех Древнейших, которые создали внутри его свое логово, свое убежище, и приносим им в жертву свою плоть и кровь. Наши боги, Всадник, — это раззаки и Летхрблака!

Смертельный ужас, подобный приступу тошноты, сковал душу Эрагона.

А Верховный Жрец презрительно плюнул в его сторону, и нитка слюны повисла на его изуродованной нижней губе.

— Нет такой ужасной пытки, которая была бы достойным наказанием за совершенное тобой преступление, Всадник. Ты убивал наших богов, ты и этот твой распроклятый дракон! И за это ты должен умереть.

Эрагон забился на цепи, пытаясь что-то крикнуть в ответ, но ему мешал кляп. Если бы он мог говорить, он постарался бы потянуть время, он бы рассказал этим жрецам, каковы были последние слова тех раззаков, которых он прикончил, или, может, пригрозил бы им местью Сапфиры. Но эти проклятые уроды и не думали вытаскивать кляп у него изо рта!

Видя его страдания, Верховный Жрец презрительно усмехнулся, показывая серые беззубые десны.

— Тебе никогда не вырваться и не спастись, Всадник. Наши магические кристаллы предназначены для того, чтобы ловить каждого, кто попытается проникнуть в священную обитель наших богов или украсть наши сокровища, даже если это будет такой ловкий вор, как ты. Да и не осталось никого, кто мог бы тебя спасти. Двое твоих спутников мертвы — да, даже эта болтливая старая ведьма! — а Муртаг и вовсе не знает, что ты здесь. Для тебя сегодня день Страшного суда, Эрагон Губитель Шейдов. — И Верховный Жрец, закинув назад голову, издал не крик, а какой-то леденящий душу горловой свист.

Из темного дверного проема слева от алтаря тут же появились четверо рабов, обнаженных по пояс, которые несли на плечах платформу с двумя широкими, хотя и довольно мелкими чашами. Между этими чашами лежали два каких-то непонятных предмета овальной формы, каждый примерно в полтора фута длиной и в полфута толщиной. Предметы были иссиня-черными и пористыми, как известняк.

Эрагону показалось, что время остановилось. «Не может же быть, чтобы это были…» Яйцо Сапфиры было совершенно гладким и покрытым разноцветными жилками, как мрамор. А это — что бы это ни было такое — были явно не яйца драконов. И, тут же предположив, чем еще это может оказаться, Эрагон похолодел от ужаса.

— Поскольку ты посмел убить Древнейших, — сказал Верховный Жрец, — было бы только справедливо, чтобы твоя плоть послужила пищей для их последующего возрождения. Ты, разумеется, не заслуживаешь столь высокой чести, но это доставит удовольствие Древнейшим, а мы всегда старались угождать их желаниям. Мы — их верные слуги, а они — наши хозяева, жестокие и неумолимые трехликие боги, охотники на людей, пожиратели их плоти, утоляющие жажду их кровью. Для них мы приносим в жертву свои тела в надежде, что и нам откроются тайны этой жизни, и в надежде на дальнейшее наше превращение. Как писал Тоск, да будет так.

Запакованные в кожу жрецы стройным хором повторили:

— Как писал Тоск, да будет так.

Верховный Жрец удовлетворенно кивнул, помолчал и снова заговорил:

— Древнейшие всегда гнездились в Хелгринде, но еще во времена отца моего деда Гальбаторикс выкрал их яйца и убил их молодь, а потом заставил их принести клятву верности, пообещав, что иначе вырежет все племя. Он выкопал для них пещеры и подземные туннели, которыми они с тех пор и пользовались, а нам, их верным последователям, доверил хранить их яйца — следить за ними, беречь их и заботиться о них до тех пор, пока они ему не понадобятся. Что мы и делали, и никто не мог бы упрекнуть нас в небрежении к нашему долгу. Но мы молимся в надежде, что однажды Гальбаторикс будет низвергнут, ибо никто не смеет связывать Древнейших клятвой, данной вопреки их собственной воле. Это отвратительное преступление, и ему нет и не будет прощения! — Искалеченный жрец облизнул губы, и Эрагон с отвращением заметил, что части языка у него тоже не хватает — он был явно отрезан ножом. — И твоего исчезновения мы тоже желаем, Всадник. А драконы всегда были злейшими врагами Древнейших. Без них и без Гальбаторикса некому будет помешать нашим богам пировать, где они хотят и сколько они хотят.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});