Миллион запретных наслаждений - К.л. Паркер

Я выдохнула и изо всех сил попыталась расслабить мышцы по всему телу. Он был прав, как только я расслабилась, боль немного уменьшилась.

— Продолжай, — сказала я ему.

Дрожа всем телом, Ной спросил:

— Ты уверена? Я еще даже не вошел. Это была только головка.

Что???

Я быстро кивнула головой, до боли сжав зубы. Я сделала вдох и опять выдохнула, готовя себя к новой боли. Я могла потерпеть, для него могла.

— Только… давай медленно, — натужно процедила я.

— Тебе больно. Прекращаем, — сказал он, и я почувствовала, что он стал отступать, собираясь выйти из меня, чего я допустить никак не могла.

— Нет! Я хочу. Ной, я хочу дать тебе это, — взмолилась я и подалась на него, чтобы доказать, как сильно мне самой этого хочется.

Он застонал. Не от досады. От удовольствия, которое я ему доставляла. Потом я снова почувствовала, как его теплые, мягкие, влажные губы прикоснулись к моему плечу и он начал медленно двигаться внутри меня. Было уже совсем не так больно, просто неудобно. Чем дольше он двигался, чем глубже входил, тем больше я расслаблялась, пока не почувствовала удовольствие. Невольный стон слетел с моих губ, и я почувствовала, что его руки сжали меня еще крепче, он задышал тяжелее. Мне хотелось знать, что ему это тоже нравится, хотелось, чтобы он сам сказалэто.

— Что ты чувствуешь? — спросила я. — Тебе нравится?

— О черт, киса. Ты даже не представляешь, — простонал он хрипловатым голосом, и его теплое дыхание разлилось по моей шее.

— Больше. Глубже, — сказала я, зная, что он сдерживается из-за страха причинить мне боль. Но я хотела, чтобы он прочувствовал все до конца (если честно, мне, похоже, это тоже понравилось). Я понимала, что в первый раз достигнуть пика не получится, но меня это нисколько не останавливало.

Ной, удерживая меня на месте, заработал бедрами быстрее и стал входить глубже.

— Да, вот так, милый, — подбадривала его я. — Делай то, что тебе нравится. Я хочу, чтобы ты в меня кончил.

— О черт! Как я люблю, когда ты говоришь грязные слова, — сумел произнести он сквозь тяжелое дыхание.

Больше ему ничего не нужно было говорить. Если ему это нравится, он получит то, что хочет.

— Ной, твой огромный член у меня в заднице, — простонала я, чтобы в процессе участвовало не только его тело, но и мысли. — О боже, милый. Ты трахаешь меня в зад, теперь я твоя полностью.

— Черт, черт, черт! — прорычал он сквозь сжатые зубы. — Я не могу… остановиться. О боже! Я сейчас… Черт, я сейчас, киса…

Ной сделал мощный толчок, низ его живота хлопнул по моим ягодицам, и он так сжал мое бедро, что я поняла: наутро там проступит синяк. Он впился зубами в мою шею и взревел, дико, по-животному. Я же могла только замереть и ждать, улыбаясь, ведь это я доставила ему такое удовольствие. Я дала ему то, чего не давал ему еще никто… И никогда не даст. И я бы еще тысячу раз сделала это, потому что могла.

Боль была адская. Но неудобства окупались сторицей — то было единение, которое ощущали только мы вдвоем. Я чувствовала, какое удовольствие ему доставила. Для меня же величайшим наслаждением стало то, что мужчина, который никогда не терял самообладания, со мной становился совсем другим. Он заслуживал этой свободы, и я хотела, чтобы он всегда ее чувствовал.

К Ною я попала невинной во всех смыслах этого слова, физически и эмоционально, он же ввел меня в мир невыразимых удовольствий. Ной заплатил за меня два миллиона, но за то, что он для меня сделал, я была обязана ему несравненно большим. Я была обязана ему сердцем, душой, телом… И все это принадлежало ему.

— Как же я тебя люблю, Ной Кроуфорд, — едва слышно прошептала я, завела руку за спину и погладила его голую ягодицу. — Спасибо.

— И я тебя люблю, Лейни Талбот, — прошептал он, тяжело дыша. Я чувствовала спиной, как вздымается его грудь и бешено бьется сердце. — Я даже не могу представить, чтобы занимался чем-то настолько интимным не с тобой, а с кем-то другим. Спасибо, что доверилась мне.

5

КРАСНЫЕ ЦВЕТЫ

Ной

Заниматься любовью с Лейни было самой простой вещью на свете, ведь я любил ее всем сердцем. Но доставлять ей боль ради собственного удовольствия стало для меня настоящей пыткой.

Мне так этого хотелось. Запретный плод всегда сладок, но когда я вошел в нее сзади в первый раз и услышал, как она зашипела, а тело ее замерло… Я ожидал, что она почувствует боль, но явно оказался не готов к тому, что ей будет настолькобольно. Я уже хотел все прекратить, но она стала почти умолять меня не останавливаться, хотя сама не ощущала ничего, кроме боли. Именно эта мольба о том, что должно было стать ее и моим первым разом, и заставила меня передумать.

Я дал бы ей все, выполнил бы любую ее просьбу. Я достал бы луну с неба и бросил бы к изящным ножкам Лейни. Я скомкал бы в шарик Вселенную и вложил бы его в ее маленькие ладошки… Все, что угодно. Потому что она заслуживала гораздо большего, чем это, и я был готов жизнь свою положить на то, чтобы у нее все было.

Но я никогда не смог бы искупить перед ней свою вину за то, что отнесся к ней как к безликому телу, существующему только для того, чтобы удовлетворять мои похотливые желания. Как к очередной купленной игрушке, как к собственности. За то, что лишил ее невинности. Как у нас могло что-то получиться, если наши отношения зародились в недрах таких грязных намерений?

Но нужно было верить в лучшее. Если то, что происходило между нами, и было неправильным, то я не хотел ничего исправлять. Да, банально, но это правда. Видите? Я начал превращаться в покорного исполнителя ее желаний.

Объясню.

Я оказался на грани нервного срыва — меня всего трясло от страха причинить Лейни боль и от того, что приходилось сдерживать свои желания. Это было так приятно. Я не хочу сказать, что традиционным способом с ней не было приятно, нет. Меня особенно завело то, что мы занимались чем-то запретным. Такое можно делать только с тем, кому полностью доверяешь, с тем, с кем планируешь провести остаток жизни, с тем, с кем чувствуешь священную, мать ее, связь.

То, что я когда-то наблюдал между Джули и Дэвидом, не имело ничего общего с тем, что только что случилось у нас с Лейни. Они трахались просто ради траханья, чтобы выпустить мне кишки и оставить подыхать в луже крови на полу. Никогда в их жалких жизнях не будет того, что объединило меня с Лейни. С моей Лейни.

Нам это было нужно, нам нужно было перед расставанием подняться до самого высокого уровня доверия. И хоть я знал, что ради нее должен оставаться сильным, у меня сердце кровью обливалось, когда я представлял, как вернусь вечером домой, а там не будет ее. Она не будет лежать рядом со мной в постели каждую ночь. Я не буду каждый день видеть ее глаза, ее взгляд. Взгляд, который говорит больше, чем тысяча слов. Взгляд, который говорит: ты — мой мир, а я — твой. Уста могут сказать все, что угодно, но глаза никогда не лгут. То, что я видел в глазах Лейни, отражало то, что сам чувствовал каждой клеточкой своего тела. Она любила меня. По-настоящему любила. Не мои деньги, не положение в обществе. Меня. И я, черт возьми, не собирался это просто так оставлять. Чего бы это мне ни стоило.