Служитель египетских богов - Челси Ярбро

— Вам вовсе не обязательно это твердить, Троубридж. И перестаньте корить себя за вынужденное бездействие. — Мадлен, протянув руку, дотронулась до запястья соседа. — Мои заслуги, право, не так уж и велики.

— А мне лично кажется, что вы проявили чертовскую храбрость, простите за крепкое выражение, — пробормотал Троубридж, оглядывая свои сапоги. — Я тоже скоро отправлюсь домой и сказал о том Кастемиру. Отец предупредил, что вышлет мне денег только на этот квартал, так что выбора у меня никакого. — Он скорбно улыбнулся, и Мадлен с удивлением поняла, что ей будет не хватать толстяка-англичанина.

— Когда вы намерены ехать? — спросила она, краем глаза следя, как над камнями старинных плит плавится воздух.

— Наверное, в конце мая. Домашние набрались терпения и ждут, когда я тут сверну все дела, хотя у меня их практически нет. Я только и делаю, что слоняюсь по западному берегу Нила и глазею на статуи, растущие из песка. В храмы, правда, не захожу. Почему-то робею.

— Неудивительно, — уронила Мадлен.

Троубридж рассмеялся.

— Нет, мадам, тут есть чему удивляться. В этих скалах столько диковин и черт еще знает, чего, что голова идет кругом. Держу пари, нам и в тройку десятилетий со всем этим не разобраться… если, конечно, не увеличить количество экспедиций. — Он с большой важностью промокнул пот, струившийся по толстым щекам.

— А также количество средств, выделяемых на раскопки, — подхватила Мадлен. — Без денег тут просто некуда плюнуть. Рабочие требуют выплат, и это в порядке вещей, но львиная часть капитала идет на повальные взятки. — Она говорила рассерженно, с большим, чем надо бы, жаром, подогретая разговором с молодым Жаном Марком.

— Фи, дорогая, ну что вы несете? — ласково пожурил Троубридж. — Дамам не полагается рассуждать о столь низких вещах.

— Может, и так, — запальчиво возразила Мадлен, — но мне даже думать не хочется, во что превратилась бы моя жизнь, если бы я почти ежедневно не унижалась. — Она пожалела о сказанном, увидев, как расстроился англичанин, и сбавила тон: — Нет-нет, лично я, разумеется, ничего не плачу, просто брат Гюрзэн иногда навещает судью и единственно верным способом выражает ему глубочайшее наше почтение. Он хоть и христианин, но все-таки египтянин, и его принимают. Небольшой кошелек переходит из рук в руки, все шито-крыто, а мне продлевают разрешение держать египетскую прислугу. Таков здешний порядок. — Она усмехнулась. — К счастью, я довольно богата, иначе не сумела бы отвечать всем требованиям судьи Нумаира. Разумеется, эти требования — Боже упаси! — вслух не высказываются, но все понятно и так.

— Это несправедливо, мадам, — с серьезным видом заявил Троубридж. — Неужели Каир ничего не способен тут сделать?

— Что сделать? — поинтересовалась Мадлен. — Пока жалоба идет вверх по реке, от меня разбегутся все слуги. — «А я, скорее всего, предстану перед местным судом, — добавила она мысленно, — но тебе вовсе незачем о том знать».

Троубридж снова вынул платок.

— И вас, мадам, не пугает шаткость вашего положения?

Мадлен хотела отделаться шуткой, потом передумала. Англичанин ей нравился и заслуживал прямоты.

— Чаще, чем надо бы, — призналась она, после чего повернулась к стене, с которой на них равнодушно взирали древние боги.

* * *

Записка профессора Алена Бондиле, посланная Риде Омат. Тайно доставлена Юрсеном Гибером.

«Моя драгоценнейшая малышка!

Не будь смешной, не глупи. У тебя нет никаких причин меня ревновать, утверждая, что мадам де Монталье заняла твое место в моем сердце. Подари мне хотя бы минуту свидания — и я сумею развеять все твои страхи. Ты убедишься, что я по-прежнему твой верный раб.

Касательно всего прочего могу сказать лишь одно: ты ведь знаешь, и не хуже меня, что идти к твоему отцу в настоящее время нам неразумно. Он беспокоится о тебе, о твоем будущем — нельзя же его за это бранить, дорогая. Он пытается утвердить тебя в местном обществе и, пока это не сделано, не примет ни одного претендента на твою руку, а уж в особенности меня, ибо знает, что я женат и что европейцы попросту откажут от дома тому, кто вопреки христианским обычаям осмелится сделаться двоеженцем. Абсурдный порядок, но твой отец не может от него отмахнуться, и я в данном случае держу его сторону — единственно из любви к тебе.

Но ты бесконечно права, полагая, что моя супруга-француженка мало что смыслит в искусстве интимной близости. Это действительно так. Ей не хватает той пылкости и раскованности, какими природа столь щедро одарила тебя. Я благодарен небу за каждый день, проведенный с тобой, и глубоко опечален нашими разногласиями. Да, было бы просто чудесно открыто заявить о нашей любви, но подумай сама: разве мы можем сейчас это сделать, не навлекая на себя гнева и ненависти окружающих? Если о нашей связи прознают, нам придется от нее отказаться, а этого я просто не вынесу, ибо весь мир для меня ничто без твоей любви. Вот почему я и призываю тебя держать свое чувство в тайне, вот почему, чтобы никто не догадался о моей истинной страсти, мне и приходится иногда ухаживать за мадам де Монталье. Уверен, ты это поймешь, ведь она никогда не согласится принять меня как любовника, потому что я француз и женат. Тебе нет нужды бояться соперничества с ее стороны.

Каюсь, мне следовало бы объясниться с тобой еще до того, как я стал предпринимать в отношении мадам де Монталье какие-то действия, но у меня почему-то сложилось мнение, что ты их одобришь. Мы сделались столь близки, что я стал считать нас одним целым и напрочь забыл о твоем недопонимании всех тонкостей европейского поведения. Но верь: я никоим образом не хотел причинить тебе боль. У европейцев принято подчас поступаться собой ради благополучия своих близких — таков же и я. Знай, все, что мною делается, направлено лишь к упрочению нашего будущего. Недалеко то время, когда я смогу аннулировать свой европейский брак, а ты, может быть, не откажешься принять христианство. Надо только набраться терпения и сделать это в нужный момент, чтобы не повредить ни нашему чувству, ни твоему уважаемому отцу. Не бойся, мы обязательно найдем выход из всех наших нынешних затруднений.

А пока носи ибиса возле сердца. Взяв столь изящное украшение в руки, я сразу понял, что оно непременно должно быть твоим, хотя бы это и стоило мне научной карьеры. Я позволил твоему отцу приобрести его у меня в нарушение всех существующих правил, ибо знал, кому он передаст самую восхитительную из моих недавних находок. Будь у меня возможность, я бы бросил к твоим ногам все сокровища фараонов, чтобы они своим благородным мерцанием оттенили сияние твоей красоты-

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});