Крестовый поход - Робин Янг

Мамлюки пошли на приступ еще до рассвета под громовые удары барабанов. Они двигались монолитной массой. Многие падали, сбитые камнями, или сгорали в кипящем масле, которым их поливали. Но они продолжали идти, ступая по мертвым. В защитников Акры летели тучи стрел. Выстоять было невозможно, и вскоре мамлюки взяли Чертову башню, через брешь, оттеснив защитников, пытавшихся их остановить, подошли к внутренней стене. Часть двинулись вдоль рва налево к лагерю пизанцев, чьи катапульты били по войску мамлюков, собравшемуся у внешней стены. Еще несколько тысяч рванули направо к воротам Святого Антония, где их встретили тамплиеры и госпитальеры.

Подняв щиты, мамлюки медленно, шаг за шагом, двигались по усыпанной камнями улице. Гийом издавал военный клич, рыцари устремлялись вперед, но всякий раз ударялись о непробиваемую стену. Они понимали, что долго сдерживать эту стихию не сумеют. Но тут была дорога каждая секунда. Ведь в это время на борт корабля кто-то поднимался и была спасена еще одна чья-то жена и чей-то ребенок. Это давало силы бросаться на строй врагов, обрушивать на их головы и руки мечи и боевые топоры. Некоторые рыцари сражались со впившимися в спину стрелами и резаными ранами, не замечая боли. Это была их последняя битва.

В середине, рыча как лев, бился Гийом де Боже. Его шлем с величественными белыми перьями давно слетел с головы. Голубые глаза блестели в первых лучах солнца, лицо и борода почернели от дыма, пыли и крови. Клич к оружию прозвучал слишком быстро, и он не успея надеть настоящую боевую кольчугу, а только легкую, пластинчатую, которая прикрывала плечи и торс. Великий магистр громко просил Всевышнего ниспослать силы телам и душам защитников города, подбадривал их, кричал, что все христиане сейчас с ними, что они будут помнить их подвиг, что им воздадут честь на земле, а на Небесах им будут петь ангелы. И рыцари пришпоривали измотанных коней и рубили мамлюков, принимая полученные раны как Божьи поцелуи.

Сквозь дым была видна передняя линия мамлюков, которая, подняв щиты, снова двинулась вперед, шагая по расчлененным и сгоревшим трупам воинов и лошадей.

— За мной! — проревел Гийом, вскидывая меч. — За мной!

Пришпорив коней, рыцари рванули вперед, и в этот момент со стороны мамлюков вылетел дротик и впился Гийому под мышку, оголенную, потому что великий магистр поднял руку с мечом. Пластинчатая кольчуга это место не прикрывала. Гийом дернулся и выронил меч. Впереди рыцари врубались в ряды мамлюков. Сквозь застилающий глаза туман Гийом видел, как двое упали, проткнутые копьями. Собравшись с силами, он схватил древко дротика, с мычанием вытащил и рухнул на шею коня. Тем временем под напором мамлюков рыцари начали отступать.

Уилл увидел первым.

— Мессир! — Он пустил коня и успел подхватить великого магистра, прежде чем тот соскользнул с седла. Из раны на боку у него струилась кровь. — Вам нужно быстро в лечебницу.

Гийом с трудом раскрыл глаза.

— Нет, Уильям, я должен вести людей.

— Но вы ранены, мессир.

Дзаккария и еще несколько рыцарей быстро подскакали вместе с великим магистром госпитальеров. Сзади рыцари короля Генриха прикрывались щитами от стрел.

Жан посмотрел на Уилла:

— Отвези его в прицепторий. И сделай что можешь.

Дзаккария слез с коня. Приказал сержантам принести щит.

Уилл и великий магистр госпитальеров сняли Гийома с седла, положили на землю. В это время рыцари короля Генриха поднялись в очередную атаку.

— Жан, — пробормотал Гийом, сжимая руку госпитальера.

— Мы будем сдерживать их до последнего, — пообещал Жан, взбираясь на коня.

Дзаккария и Уилл перенести великого магистра на щит. Четверо сержантов, сгибаясь под тяжестью, подняли и понесли.

Уилл сделал знак Дзаккарии и еще трем рыцарям:

— Поезжайте со мной.

Дзаккария молча вскочил в седло. Его седые волосы были перепачканы сажей и забрызганы кровью. Оставшихся рыцарей взял под команду Тибальд Годин, занявший место Гийома, и они двинулись по пустынным улицам впереди сержантов. Сзади продолжали реветь трубы и бить барабаны. Теперь, вырвавшись из кровавой бойни, Уилл отчетливо осознал, что биться о стену бесполезно. Мамлюков ничем не сдержишь. Просто рыцари все погибнут один за другим. Он посмотрел на окровавленную тунику Гийома и подъехал к Дзаккарии:

— Доставь великого магистра в прицепторий.

Дзаккария внимательно посмотрел на Уилла.

— Ты собираешься куда-то, коммандор?

Уилл, натянув поводья, подождал, пока другие рыцари уедут вперед, и тихо произнес:

— Мамлюков не остановить, ты это понимаешь. Но прежде чем они ворвутся в город, я должен позаботиться о тех, кто уцелел. А ты позаботишься о великом магистре.

Дзаккария помолчал, затем слабо кивнул:

— Мы увидимся в прицепторий, коммандор?

— Если Господь меня убережет.

Уилл повернул коня. У ворот Святого Антония рыцари падали один за другим.

47

Венецианский квартал, Акра 18 мая 1291 года от Р.Х.

Хватая ртом воздух, Элвин выглянула из окна. Ощупала пальцами стену, пытаясь найти, за что зацепиться. Но стена была гладкая и уходила вниз метров на десять. Под подоконником у ее ног хрипло кашляла завернутая в одеяла Роуз.

Элвин оглянулась. Гарин лежал навзничь на кровати.

— Помоги, Гарин! — крикнула она, стягивая на груди порванное платье.

Он повернул к ней свое красное пьяное лицо и пробормотал:

— Не вздумай прыгать, поломаешь ноги.

— Там под окном есть планка. Если ты поможешь, я смогу на нее встать. А оттуда можно спрыгнуть. Потом ты свяжешь простыни и опустишь Роуз, я ее приму.

Гарин снова уставился в потолок.

— Гарин, пожалуйста! Мы здесь погибнем! — Из гостиной они перешли в спальню, но сюда уже подбирался огонь. Она подоткнула в щель под дверью одеяло, однако дым все равно проникал. В гостиной вовсю бушевало пламя.

— Мы все равно погибнем, — отозвался Гарин. — Ты что, не слышишь, как ревут трубы? Это значит, что мамлюки взяли ворота. И потом, куда нам бежать?

— Я говорила тебе, у нас есть корабль.

— У меня нет.

— Ты сядешь с нами. — Элвин подошла к кровати. — Доплывешь до Венеции. Только помоги нам выбраться отсюда.

Гарин угрюмо вздохнул:

— А потом ты пошлешь меня к чертям.

— Нет, серьезно, я клянусь.

Он с усилием поднялся, схватил ее за руку, притянул к себе.

— Тогда скажи, что ты меня любишь.

Элвин глянула на Роуз на полу под окном, перевела взгляд на Гарина и опустила глаза.

— Я тебя люблю.

— Врешь, — взорвался он. — Врешь, чтобы спастись.

— Боже, Гарин, — закричала Элвин. — Если тебе нужны мои страдания, тогда оставь меня здесь, и я отвечу за свой грех перед Богом. Но умоляю тебя, спаси мою дочку. Помоги спустить ее на землю! — Гарин молчал, и она направилась обратно к окну. Что делать? Остаться здесь и сгореть или попытаться все же спустить Роуз на простынях, а потом спрыгнуть самой? Но если мамлюки вошли в город и уже добрались до порта, то гибель неизбежна. И это была ее вина. Из-за нее погибнет дочка. Из-за нее. Элвин хрипло зарыдала, прижав ладонь ко рту. Закрыла глаза и сползла вниз под подоконник, к Роуз, которая задыхалась от дыма. Дверь из гостиной уже почернела и начала потрескивать. Она подняла дочку на руки, прижала к себе, бормоча ей в волосы: — Прости меня, прости ради Христа, моя красавица. Мне надо было увезти тебя, когда была возможность.

— Не плачь, мама, — отозвалась, всхлипывая, Роуз. Высунула из-под одеяла руки и обвила шею Элвин.

— Роуз, милая, я очень люблю вас, тебя и твоего отца, и буду любить до последнего дыхания. Я всегда любила лишь его одного. Всегда, сколько себя помню. Но однажды сорвалась и ужасно его предала. Мне было тогда больно, я разозлилась и захотела, чтобы он тоже страдал. Но я… я не хотела. — Элвин затряслась в рыданиях. — О Боже, прости меня. — Пламя принялось облизывать края двери. — Пожалуйста, родненький, милый Иисус, прости меня и дай увидеть его один последний раз! А потом забери меня, Господи!

Гарин сел, закашлялся, постепенно трезвея. В голове стучало, он чувствовал себя изодранным, больным, насквозь пропитанным ненавистью и горечью. Разглядел сквозь дым Элвин и Роуз, в отчаянии прильнувших друг к другу. Наконец дверь рухнула, и в комнату ринулся жар из преисподней. Он заслонил лицо рукой. Значит, вот он какой — ад? Значит, вот чем кончается все? Гарин вдруг вспомнил, сколько радости ему доставляло наблюдать за Роуз. Вспомнил, как он воображал, что однажды она подбежит к нему, возьмет за руку и улыбнется. Вспомнил, как в отрочестве мечтал творить добро, сражаться за христианство. Ему было приятно даже спасать Элвин от Бертрана и Амори, хотя он сам все подстроил. Он заставил себя подняться с кровати и проковылял к Роуз. Элвин вскрикнула, когда Гарин потянул девочку к себе, но потом затихла. Он плотно закутал ее, вялую, едва стоявшую на ногах, в одеяла и взвалил на плечо.