Крестовый поход - Робин Янг

Вокруг опять рассмеялись. Гарин понял, что зря теряет время, и прошел дальше по пирсу, где стояло еще несколько судов. Женщины просились на баркас, отвозивший пассажиров к большим галерам, что стояли на якоре во внешней гавани, но стражники их не пускали. Впереди Гарина по трапу поднимался сгорбленный седой старик в черном. Ему помогали двое, одетые в пурпурные и золотые шелка. По виду епископы. Гарин узнал патриарха Иерусалима. Он попытался взойти на трап следом, но стражник остановил его, пихнув в грудь.

— Позволь мне пройти, — взмолился Гарин. — На другие судна мужчин не пускают. А я ранен, — он показал на ногу, — и сражаться не могу.

— Отойди, — прохрипел стражник.

— Пусти, ради Христа!

Стражник отрицательно покачал головой:

— Попробуй попасть на «Сокол», корабль тамплиеров. — Он показал на большую галеру во внешней гавани, недалеко от восточного мола. — Его капитан предатель. Сбросил свою мантию и захватил корабль. Берет людей за большие деньги.

— Пять цехинов хватит?

Стражник вскинул брови:

— Да ты что? С такими деньгами даже не суйся.

Тем временем баркас с патриархом на борту отчалил от пристани. Гарин стал пробиваться через толпу обратно в город. Что делать? Кого-нибудь ограбить? Но кого? Все богатые уже сбежали, а в этой толпе бедняков нечего взять.

Он зло выругал себя за то, что так поздно очухался.

Последние несколько недель Гарин беспробудно пил, тщетно пытаясь заглушить ужас от происходящего вокруг. Он не мог больше слышать глухие удары камней о стены, бой барабанов мамлюков, их воинственные крики, лихорадочные молитвы христиан, звон колоколов, вопли. Как и многие здесь, Гарин надеялся, что стены выдержат. Поздно вечером он очнулся в борделе в Пизанском квартале и услышал, что объявлена всеобщая эвакуация. Мучаясь болями в желудке, собрал свои пожитки и направился в порт, решив, что осядет во Франции и начнет наконец новую жизнь. Ему и в голову не приходило, что отплыть не удастся.

В отдалении были видны останки Английской башни. В переулках у брошенных домов бродили свиньи и козы. Мимо прогромыхали три телеги, доверху наваленные обгоревшими трупами, у многих отсутствовали конечности. Гарина никто не обогнал. Все шли навстречу, в порт. Женщина с растрепанными волосами несла на руках младенца, за ней едва поспевали два плачущих мальчика.

— Идите быстрее, — проворчала она.

Белокурый мальчик заплакал сильнее:

— А где оте-е-ец?

Женщина нагнулась.

— Отец придет, скоро. А мы должны успеть найти корабль. — Она поцеловала обоих. — Теперь пошли.

Гарин посмотрел им вслед. Хотел окликнуть женщину, сказать, что она опоздала и судов больше не будет, но не успел. Женщина с детьми исчезла за поворотом. Он постоял немного, поразмышлял о том, какая их ждет участь. Ворота скоро сломают, и в город войдут сарацины. Женщину изнасилуют и убьют. Для наложницы она стара, на базаре за нее много не дадут. Младенец, конечно, тоже погибнет. А вот мальчиков ждет рабство, как и сотни таких, как они.

Гарин подумал о Роуз. Девочка еще в городе, он был в этом уверен, потому что видел Элвин всего два дня назад. Она с другими женщинами таскала кувшины с водой, помогала тушить пожары, ежедневно возникавшие в домах недалеко от стены, когда в них попадали горящие стрелы или греческий огонь мамлюков. Элвин выглядела изможденной, с темными кругами под глазами. Он наблюдал за ней какое-то время, но она его не заметила. Гарин теперь был совершенно убежден, что Роуз его дочь, и не терял надежды когда-нибудь ей это доказать. Зачем? Он и сам толком не понимал. Уилл, конечно, будет страдать, но не это было главным. Гарину просто приятно думать, что он любит свою дочь и что со временем она его тоже полюбит.

Но если Элвин и Роуз еще в Акре, то Уилл обязательно посадит их на корабль тамплиеров. Несмотря ни на что.

Гарин подумал еще и, приняв решение, свернул на улицу, ведущую в Венецианский квартал.

Лагерь тамплиеров, Моимюзар, Акра 18 мая 1291 года от Р.Х.

Уилл скакал по разрушенным улицам Монмюзара, заставляя боевого коня обходить кучи валунов и руины сгоревших домов. От дыма и пыли першило в горле. Высоко на стене, освещенные факелами, несли вахту караульные. В лагере госпитальеров рыцари в черных мантиях с расширенными на краях желтыми крестами двигались в полумраке, как привидения. Тарахтели телеги, везущие раненых в лазарет. Навстречу им медленно двигался караван мулов, нагруженных стрелами в корзинах. Проезжая вдоль стены, он везде видел одно и то же. Менялись лишь одежды и флаги. Никто больше не пел старинные песни, которыми воины подбадривали себя в первые дни осады. В воздухе витало горестное предчувствие конца.

Весь последний месяц неутомимо трудились наккабуны, так называли мамлюков-копателей. Они рыли туннели из лагеря к башням Акры. Двенадцать бригад, по числу башен, в каждой тысяча человек. Теперь уже под каждой башней был выкопан глубокий котлован. Затем оставалось поджечь деревянный фундамент башни, и она обрушится. Три дня назад вот так обрушилась внешняя часть Королевской башни. Перейти через руины мамлюки пока не могли — защитники города отгоняли их стрелами, — но прошлой ночью они соорудили гигантское заграждение, прячась за которое, расчистили путь от камней. Стрелы и валуны отскакивали от заграждения, и теперь мамлюки беспрепятственно проникли под Королевскую башню.

Уилл достиг лагеря тамплиеров, устроенного у покинутой церкви с пробитой крышей, и спешился. Передал поводья оруженосцу. В этом районе пока было тихо, и люди отдыхали перед битвой, которая, возможно, начнется днем.

— Ты видел Саймона Таннера?

— В последний раз я его видел у конюшен лечебницы Святого Лазаря, коммандор, — ответил оруженосец.

Уилл помолчал, глядя на двоих рыцарей, стоявших на страже у дверей церкви. Эти конюшни находились близко, пять минут пешком, но и этого времени у него не было. Чертыхнувшись, он прошел в церковь мимо почтительно поклонившихся рыцарей. Гийом де Боже и Пьер де Севри сидели, склонившись над картой города, разложенной на двух бочках. Помещение освещали два факела.

Гийом оглянулся.

— А, коммандор? Ты быстро. Какие новости в лагере короля Генриха?

— Я туда не добрался, мессир, — ответил Уилл. — Меня остановили рыцари-тевтонцы у руин Английской башни. Предупредили, что мамлюки прорываются в город.

— Уже? — удивился де Севри. — Что-то рано решили нас сегодня разбудить сарацины.

— Вы меня не поняли, сэр маршал. Они прорываются широким фронтом, от Патриаршей башни до ворот Святого Антония. Больше всего их собралось у Чертовой башни.

— Ты уверен? — спросил Гийом.

— Я поднялся к бойницам и видел это сам. Наверное, они начали движение ночью, под прикрытием темноты, и теперь почти достигли основания стены.

— Предупреждены все? — быстро спросил маршал.

— Да, тевтонцы отправили гонцов. Думаю, теперь об этом уже знают во всех точках обороны.

Гийом повернулся к маршалу:

— Буди людей, Пьер. Скажи, что предстоит битва. Пусть собираются немедленно.

Маршал вышел. Гийом повернул изможденное лицо к Уиллу:

— Вот и дождались, коммандор.

Уилл кивнул, стиснув зубы.

Гийом посмотрел на тускло поблескивающее серебряное распятие у алтаря.

— Ты помолишься со мной, Уильям?

— Мессир, — нерешительно произнес Уилл, — я должен идти в казармы, готовить людей.

— Конечно. — Гийом кивнул. — Готовься и сам. Когда вернешься, будем молиться с нашими братьями.

Уилл вышел во двор. Лагерь был разбужен, все передавали друг другу весть.

Саймон в конюшнях у лазарета Святого Лазаря руководил седланием боевых коней. Увидев Уилла, облегченно вздохнул.

— Ты пришел за конем? — Он пригладил растрепанные волосы. — Говорят, сарацины идут на приступ. Их больше, чем обычно.

— Давай выйдем, надо поговорить. — Уилл показал глазами на пажей и конюхов в стойлах.

— Что стряслось, Уилл? — тревожно спросил Саймон, когда они вышли во двор. За последние недели он сильно сдал. Его широкое, обычно румяное лицо теперь осунулось и стало бледным.

— Мне нужна твоя помощь.

— Говори.

— Сходи к Элвин и проследи, чтобы она с Роуз села на корабль. Я просил ее уехать вчера, но она сказала, что должна собрать вещи. Обещала быть в порту сегодня днем. — Уилл замолк и твердо посмотрел на Саймона. — Я не думаю, что мы сможем долго сдерживать мамлюков.

Саймон побледнел еще сильнее.

— Я все сделаю, конечно. Но главный конюх, он будет недоволен, что я покинул конюшни в такие минуты.

— Скажи, что тебя послал я.

— Я вернусь сразу, как она сядет на корабль. — Саймон направился к конюшне, но повернулся и, схватив руку Уилла в свои грубые мозолистые ладони, сильно сжал. — Да пребудет с тобой Господь.