Дневник белогвардейца - Алексей Будберг

Не легко все это далось, но все же есть утешение, что работал и измывался недаром. Обидно, что мои просьбы наладить кустарные производства холста и сукна, обращенные к министрам земледелия и торговли, оказались так и невыполненными; это оставляет нас в зависимости от заграничных заказов.

Ставка совершенно ошалела и проводить разные командировки, причем трудно даже сказать, какая из них наиболее нелепая. На днях ко мне явился присланный Ставкой очень бравый полковник, измысливший для себя командировку в Хиву и Бухару для руководства свержением большевиков и совместных затем действий против их тыла. Приказано ассигновать ему несколько десятков пудов серебряной монеты и выдать разное снабжение. В связи с этой командировкой в Совет Министров внесен проект правительственных грамот на имя Эмира Бухарского и Хана Хивинского, с тем, чтобы эти грамоты были вручены сему бравому полковнику для передачи по назначению.

Я решительно протестовал против обсуждения текста этих грамот, высказав, что такие документы присылаются с особыми послами и вручаются в торжественной аудиенции, а не проносятся зашитыми под подкладку шинели или заделанными в сапоги, как то придется делать нашему полковнику, собирающемуся пробираться в Бухару со стороны Китайского Туркестана и переодетым.

Я высказал, что уважающему себя правительству не следует делать того, что носит смешной, опереточный характер. Но большинство было другого мнения и текст этих грамот был утвержден.

Всюду нарождаются добровольные формирователи, рвущие последние запасы снабжения; я делаю наряды снабжения для Иркутского округа, но это кассируется именем Адмирала, и снабжение передается Голицыну, у которого нет и одной двадцатой того числа людей, на которых он получает все снабжение.

Недавно в районе Томска организовался на наши средства какой-то Ижевский отряд оказавшийся фальшивым и предназначенный для захвата Омска при проезде через него в направлении на фронт; контрразведка успела раскрыть это за несколько часов до посадки отряда на железную дорогу, но меры по ликвидации принять не успели, и большая часть отряда с нашими винтовками, пулеметами и отпущенными на его формирование миллионами ушла на север в Тобольскую тайгу, создав угрожающее положение тылу самого Омска.

Вместо упрощения организации у нас идут все новые формирования; за последнее время родились штабы южной группы (создана для устройства Лебедева), отдельного конного корпуса (создан ради честолюбия Иванова-Ринова), инспектора добровольческих формирований (для пропитания Голицына), инспектора стратегического резерва (для пропитания Хрещатицкого), но ничего не слышно по части сокращений.

При каждом штабе пышно расцветает контрразведка и осведомление, последнее почти обязательно с собственной газетой.

Среди осведомления неизбежно маячит весьма темная фигура полковника Клерже, обвиняемого в подстрекательстве казаков нашего персидского корпуса к истреблению неугодных им офицеров и в насилиях и вымогательствах над жителями города Перми; кроме того он приговорен военным судом к исключению из службы и заключению в крепость за оскорбление бывшего начальника главного штаба генерала Марковского, но этот приговор, по таинственному докладу Ставки, адмиралом аннулирован, причем об этом запрещено говорить и писать.

Поданный по этому делу доклад-протест Главного Военного Прокурора оставлен Ставкой без ответа.

Совершенно неожиданным оказался доклад генерала Щербакова, ездившего в Семиречье с поручением Адмирала разобраться с тамошним положением и с нареканиями на сидящего там атамана Анненкова. Щербаков (сам семиреченский казак) вынес такое заключение, что все нарекания на Анненкова измышлены штабом южного отряда, и что этот атаман представляет собой редкое исключение среди остальных сибирских разновидностей этого звания; в его отряде установлена железная дисциплина части хорошо обучены и несут тяжелую боевую службу, причем сам атаман является образцом храбрости, исполнения долга и солдатской простоты жизни.

Отношения, его к жителям таковы, что даже и всеми обираемые киргизы заявили, что в районе Анненковского отряда им за все платится и что никаких жалоб к Анненковским войскам у них нет.

Надо думать, что этот доклад достаточно близок к истине, так как Щербаков человек наблюдательный, с собственным твердым взглядом и уменьем разбираться в вещах и людях; прежнее представление об Анненкове, как о сугубом разбойнике, он объясняет враждебным отношением к этому отряду штаба генерала Бржозовского, и теми двумя полками, которые под названием Анненковских черных гусар и голубых улан наводили ужас в тылу своими грабежами и насилиями над мирным населением. По словам Щ. эти полки не были в подчинении А. и последний много раз просил, чтобы их прислали ему в отряд, и он быстро приведет их в порядок, но в этом ему было отказано.

Те сведения, которые приведены в докладе Щербакова об устройстве Анненского тыла и снабжений, дают полное основание думать, что в этом атамане большие задатки хорошего организатора и самобытного военного таланта, достойного того, чтобы выдвинуть его на ответственное место.

На фронте ожидается подход 2-й красной армии и переход красных в наступление,

Нездоровье ухудшает настроение; полон самыми мрачными предчувствиями. Надо спасать армию и уходить, ничего не жалея, хотя бы за Байкал; спасем армию, спасем будущее; потеряем армию - потеряем все. Я бесконечно рад, что успел отправить главные запасы за Обь и на Енисей; это обеспечивает снабжение армии при отходе ее на восток. Пока же, надо укреплять линию Иртыша, где оборона очень благоприятна ибо фронт очень неширок, а фланги прикрыты с севера болотами, а с юга районами неудобными для движения больших масс. И одновременно самая энергичная эвакуация; обстановка такова, что нужно немедленное и героическое решение; времена полумер и колебаний прошли, ибо идет девятый вал, подходить двенадцатый час.

Как я завидую сейчас красным! Как они ни гнусны, но во главе их армии стоят решительные люди. Злая судьба обидела Сибирь и не дала ей вождей по плечу данному времени; юг был счастливее, ибо имел Алексеева, Корнилова, Маркова и других, но и там судьба быстро погасила наиболее сильные и нужные для России жизни. Сибирь выставила не мало тысяч молодых и старых рыцарей долга, чистых энтузиастов подъявших меч борьбы за родину.

Но не нашлось вождей, мужей опыта и таланта, чтобы использовать эти могучие силы; тысячи этих борцов уже спят в Сибирской земле, а все их усилия, их геройские подвиги сведены на нет теми, кто, не имея никаких данных, залез на верхи военного управления и не принес туда ничего, кроме ненасытного честолюбия, самомнения и безграмотности по руководству большими операциями и по организации настоящей армии.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});