Ангелочек. Время любить - Мари-Бернадетт Дюпюи

Луиджи встал и вышел. Анжелина теперь утратила все свои иллюзии. Она, подавленная, сидела, опершись локтями о стол. Ничто больше не интересовало ее. И даже призвание казалось Анжелине пустым звуком, да и диспансер тоже. Она никоим образом не ставила слова Луиджи под сомнение и проклинала себя за то, что впустила в свое сердце любовь, окрылявшую ее еще утром.

— Мне хотелось бы страдать, но верить в счастье, ждать его многие годы, если в том возникла бы необходимость, — сетовала Анжелина.

Вошедшая Розетта забеспокоилась, увидев, что лицо Анжелины окаменело, стало мертвенно-бледным, а прекрасные фиолетовые глаза устремлены в пустоту.

— Мадемуазель Анжелина, час от часу не легче! Я специально оставила вас вдвоем. Но что он сказал вам, этот мсье Луиджи?

В голосе девушки звучали искреннее сочувствие и явное беспокойство. Анжелине стало стыдно. Розетта недавно потеряла свою старшую сестру и к тому же давно не видела своих младших братьев. Тем не менее она опять пела, трудилась не покладая рук, была услужливой и любезной. Она также следила за своей речью, помня просьбу Анжелины. «Я выгляжу смешной, — подумала Анжелина. — Розетта преподнесла мне суровый урок мужества, сама того не зная. Зачем жаловаться на судьбу? Я должна отдавать всю себя своему ремеслу».

— Розетта, ты такая милая! — сказала Анжелина, вставая. — Не бойся, со мной все в порядке. Луиджи принес мне свои извинения.

— Тем лучше, иначе я рассердилась бы на него. Я не шучу. Я охотно надрала бы ему уши.

Анжелина широко улыбнулась и ласково обняла Розетту за плечи.

— Давай поднимемся на чердак и посмотрим мебель, — предложила Анжелина. — После того как мы вымоем мебель и она высохнет, мы сможем покрасить ее в белый цвет. Это будет великолепно, правда?

— Разумеется, мадемуазель Энджи! Идем? Или дождемся вашего папу?

— Не стоит, давай поднимемся сейчас же.

И они, взявшись за руки, стали подниматься по лестнице. Луиджи наблюдал за ними, пока они не скрылись на втором этаже. Нахмурившись, он отложил лопату и прислонился к одному из подоконников.

— Но чего я, собственно говоря, боюсь? Так ли мне дорога моя свобода? — тихо спросил он сам себя. — К чему мучить Анжелину? Черт возьми, я все сильнее люблю ее! Я играю с огнем.

Мостки в Сен-Лизье, на следующий день, вторник, 16 августа 1881 года, в полдень

Анжелина не стала писать Гильему, чтобы отменить свидание. Она продолжила заниматься домашними делами, в чем ей помогали отец и Розетта. Теперь свидание казалось ей чем-то вполне безобидным. Вечером к ним присоединилась Жермена Лубе, и они поужинали во дворе, под голубым небом с розовыми облачками. Воздух был теплым, прозрачным. И хотя Луиджи грустил, тем не менее он был со всеми любезным и доброжелательным. Ловя его хмурый взгляд, Анжелина догадывалась, что он испытывает адские муки, но причину этого не понимала. Едва ужин закончился, акробат откланялся.

— Мсье и мадам Лубе, барышни, желаю вам доброй ночи, — уныло произнес он. — Я возвращаюсь на улицу Нобль. Теперь, когда у меня появилось пианино, я все вечера сочиняю.

Идя в сторону мостков, Анжелина вспоминала эти слова, сказанные мрачным тоном. Они по-прежнему звучали в ее голове. Пианино было доставлено на прошлой неделе и ценой невероятных маневров и огромных усилий поднято в комнату Луиджи. Это был превосходный инструмент, заказанный в Тулузе.

«А ведь вчера вечером он даже не намекнул, что теперь у него есть пианино, — говорила себе Анжелина. — Раньше он предпочитал задерживаться у меня и аккомпанировать Розетте на скрипке, когда она напевала какую-нибудь мелодию. Господи, помоги мне! Я не должна больше думать о нем!»

Анжелина ускорила шаг. Солнце закрыли серые плотные облака. Час, который она выбрала для встречи с Гильемом, имел столько же преимуществ, сколько и неудобств. Улицы пустели, поскольку люди уходили домой обедать, но на улице Мобек Огюстен удивился, увидев, что его дочь собирается куда-то идти пешком. Луиджи тоже.

— Ты должна навестить одну из своих пациенток? — спросил отец. — Сначала съешь что-нибудь. Пойдешь к ней позже.

— Хотите, я провожу вас? — предложил акробат, заподозрив неладное.

Пришлось бы снова лгать. Анжелина предпочла сказать полуправду. Она ответила, что это дело личное и его необходимо срочно уладить. Мужчины не решились настаивать, тем более что Анжелина заверила их, что скоро вернется.

«Боже мой! Гильем уже там! Что я ему скажу?» — растерялась Анжелина, увидев силуэт своего бывшего любовника в нескольких метрах от мостков.

Он держал лошадь под уздцы. Животное явно было намного спокойнее, чем жеребец Клеманс Лезаж.

Едва заметив Анжелину, Гильем помахал ей рукой. Она с опаской подошла ближе.

— Что за идея встречаться здесь, да еще в полдень! — посетовал Гильем. — К счастью, сегодня на мостках нет прачек. Анжелина, нам было бы намного спокойнее в нашей риге. Я так счастлив, что ты наконец-то захотела встретиться со мной!

Радостный Гильем любовался Анжелиной. Его зеленые глаза с золотистыми искорками с нежностью смотрели на нее.

— Даже в этом простом платье, в скромном белом чепце ты такая красивая, что у меня перехватывает дыхание.

— Прошу тебя, не заблуждайся. Я согласилась встретиться с тобой, но именно днем и на виду у всех. Я пришла, чтобы поговорить, только и всего.

Но Гильем не слушал ее. Жестом собственника он схватил Анжелину за правую руку и притянул к себе, а потом прошептал ей на ухо:

— Давай сядем на лошадь и поскачем в лес. Я хочу крепко прижать тебя к себе, дорогая, целовать тебя, как прежде. Ты помнишь? Как прежде. Ты, голая, лежала на мху, твое тело было бело-розовым, словно из фарфора, но таким теплым и шелковистым! Иди ко мне, иначе…

Гильем еще крепче сжал ее руку, и Анжелина вскрикнула.

— Ты делаешь мне больно, отпусти, дерзкий грубиян! — возмутилась Анжелина. — Я не принадлежу тебе, ты не вправе мной распоряжаться. Что ты себе вообразил? Я достаточно церемонилась со всеми вами. Что сказала тебе Клеманс?

— Ну что ж… Она сказала, что встретила тебя на кладбище и что ты хочешь повидаться со мной, — ответил Гильем, не отпуская руку Анжелины.

— Господи, какая наглость! Похоже, твоя невестка знает правду о нас. Она умоляла, чтобы я согласилась образумить тебя, поскольку, судя по всему, ты сходишь с ума по мне и бьешь свою супругу, что теперь меня ничуть не удивляет. Изволь отпустить меня или я закричу, позову на помощь!

Гильем изумился, но отпустил руку Анжелины. Его надменное лицо исказилось от злобы.

— Она врет! Клянусь тебе, она врет. Клеманс говорит всякий вздор, чтобы принизить меня в твоих глазах.