Лавина чувств - Элизабет Чедвик

Джослин тихо поднялся из-за бочек. Ги де Монтобан заметил его, и его глаза засверкали от удивления. Затем он завизжал и завыл, как одержимый. Один из охранников отбросил кости и, вскочив на ноги, направился к камере посмотреть, что происходит. В этот момент Джослин выбежал из своего укрытия и набросился на второго фламандца. У того просто не осталось времени, чтобы защитить себя. Все еще держа в руке ремень и раскрыв от изумления рот, он повернулся лицом к Джослину. Его одетое в кольчугу туловище выглядело почти непробиваемым, и поэтому Джослин целился ему в ноги, прикрытые лишь шерстяными штанами. Топор, острый как бритва, словно нож по маслу, разрезал шерстяную ткань, плоть и кости. Хлынула кровь. Закричав, фламандец упал. Его товарищ выхватил из ножен меч и, отвернувшись от камер, приготовился атаковать Джослина.

Отбросив в сторону топор, зная, что меч фламандца намного превосходил его по длине, Джослин перескочил через лежащего на полу и истекающего кровью воина и схватил одно из стоявших у стены копий. После чего он сразу же кинулся на своего противника, угрожая ему твердым железным острием. Позади него раненый наемник кричал и бился в агонии, распластавшись на полу.

Фламандцу пару раз удалось увернуться от выпадов Джослина, но, быстро бросив взгляд через плечо и увидев, что до лестницы еще остается приличное расстояние, он закричал:

— Все! Я сдаюсь, я сдаюсь! — И уронил свое оружие.

Но Джослин не хотел расставаться со своим копьем.

— Открой камеры, — резко приказал он, подергивая острием.

Фламандец сделал так, как ему повелели, в спешке неумело и неуверенно вытягивая тяжелые деревянные балки из отверстий.

— Теперь присмотри за своим другом, пока он не умер! — крикнул Джослин, когда заключенные, надавив на двери, открыли их, оказавшись на свободе. — Воспользуйся выигранным тобою ремнем, чтобы остановить кровотечение.

— Лорд Джослин! — Глаза Ги де Монтобана сверкали от ликования. — Как вам удалось сбежать?

— Кто-то открыл люк темницы, спустил мне веревку. Я не знаю, кто именно. Он не стал ждать, пока я смогу его опознать. Вы видели кого-нибудь проходящим мимо?

— До полуночи приходил Рагнар, прохаживаясь так, словно он владеет всем миром, сукин сын. — И де Монтобан сплюнул, будто одно упоминание этого имени вызвало у него тошноту.

— И больше никто?

— Я не помню. Думаю, я какое-то время спал. Грохот их костей меня разбудил. А ты, Ив? — де Монтобан обратился к кривоногому рыжеволосому мужчине. — Ты кого-нибудь видел?

— Кто-то действительно приходил. — Ив потер сбоку свой острый веснушчатый нос. — Но я не разглядел его лица. На нем был плащ и короткий капюшон. Кажется, синий. Охранники знали его и потому не стали суетиться.

— Иво! — пробормотал Джослин от удивления. — Я всегда думал, что он прислужник Рагнара. — Но, возможно, Иво больше не желает следовать повсюду за своим братцем. Сколько нас человек? — Он быстро сосчитал всех по головам. Шесть воинов его отца, шесть его собственных и он сам. «Тринадцать, несчастливое число», — подумал он и поморщился.

— У нас два меча, два кинжала, два копья, топор и пара кольчуг, — сказал де Монтобан, разбирая отвоеванные трофеи.

— Вон там лежат запасные ручки для копий, ими можно пользоваться как дубинками. — Джослин указал на груду вырезанных из ясеня рукоятей, валявшихся возле стены. — Нам не понадобится сражаться с каждым воином в башне — только с теми, кто верен Рагнару, но даже в этом случае их сопротивление будет довольно вялым. — Он повернулся в сторону двух фламандцев. — Рагнар — вот наша цель. Порази его — и сопротивление прекратится.

— Вы хотите, чтобы мы убили его?

Джослин как-то хрипло и тяжело вздохнул сквозь стиснутые зубы. Каждый нерв и мускул на его лице подталкивали его сказать «да», но он сдержал себя, испугавшись темных сторон своей души, показавшейся ему в это мгновение такой же глубокой и мрачной, как темница, в которую его бросил Рагнар.

— Не нужно, только если у вас совсем не останется другого выхода, — ответил он. — Будет лучше, если мы возьмем его живым и он предстанет перед королевским наместником. — Его лицо стало хмурым. — В противном случае я буду ничем не лучше его.

Глава 36

Агнес де Роше, подняв крышку сундука, достала из него груду одежды и понесла ее к кровати, на которой лежал Железное Сердце. Его руки скрестили на груди, а темно-седые волосы расчесали с пробором посередине. Линнет никогда не замечала их смазанными маслом и приглаженными при его жизни. Он чаще всего откидывал их со лба вверх, и поэтому на голове у него всегда царил полный беспорядок, напоминающий разве что гриву льва. Гребнем он вообще очень редко пользовался, предпочитая ему собственные пальцы.

Смерть смягчила грубые черты его лица, но все же без естественных красок и цветов жизни оно выглядело слишком бледным, впрочем, как и полагается покойнику. А Агнес ликовала и упивалась своей победой. Она походила на нетерпеливую невесту — ее щеки порозовели, а глаза сверкали, пока она исполняла свои обязанности, совсем не обременительные и даже приятные для нее.

На обратном пути из часовни Линнет сопровождали два фламандских охранника Рагнара, предупредив ее, что, если она еще раз куда-нибудь уйдет, ее просто привяжут. Агнес уже оправилась от той удушающей схватки со своим мужем, хотя ее голос после всего случившегося стал сиплым и она говорила шепотом. Сняв прежний легкий шелковый платок, она решила надеть более теплый из плотной шерсти, который сейчас окутывал ее шею и плечи, скрывая все отметины, оставшиеся от пальцев Железного Сердца.

Линнет заставили сесть на табурет и наблюдать за тем, как Агнес готовит к погребению своего мужа, которого потом отнесут в часовню, где совершат обряд отпевания и попрощаются с ним. Было больно смотреть, как эта женщина обмывает тело так нежно, будто любовница, потирая его старческую огрубелую кожу с неприличной радостью и упоением. Линнет сделалось дурно. Дважды ей приходилось подбегать к ведру с помоями, стоявшему в углу комнаты, но у нее ничего, кроме желчи, не выходило. И каждый раз, стоило ей вернуться на свое место, она снова видела, как Агнес воркует над супругом, улыбаясь и поглаживая его.

— Теперь ты мой, — прощебетала Агнес, проводя по телу тряпицей, смоченной в розовой воде, и оставляя на нем длинные гладкие полосы. — Отныне ты не сможешь перечить моей воле.

Линнет вздрогнула, испугавшись странного сладостного тона ее последней фразы. Ее обуял страх, что в своем безумии Агнес сейчас сорвет с себя одежду и ляжет рядом с покойником.