Псы Господа - Вячеслав Романцев

Она схватила кассеты, прижала к груди рассыпающуюся кучу – ничего, донесет как-нибудь! Метнулась к двери – и остановилась. Кретинка! Говорил ведь Саша: самая главная кассета – съемка Ирины, плывущей к пещере – может быть еще в камере! Схватила аппарат, вертела так и сяк, второпях не понимая, как открыть, как вынуть кассету…

А зачем куда-то нести? Можно уничтожить на месте… Она распахнула дверцу печки – ага, несмотря на теплую погоду, предусмотрительный Хозяин заранее уложил в топку и березовые поленья, и растопку… Ирина засунула камеру на самый верх, над дровами, суетливыми движениями распихивала кассеты в щели между поленьями…

Готово! Осталось лишь поднести к сухой бересте спичку. Или зажигалку…

Зажигалки не было. Спичек тоже. Ни, естественно, у Ирины, ни рядом с печкой… Она шарила взглядом по комнате, готовая застонать от отчаяния… Ну почему, почему ей всегда так не везет в критические моменты?!

Спокойно! Взять себя в руки, на кухне точно есть спички… Она поспешно шагнула к выходу – и замерла.

В сенях хлопнула дверь. Послышались голоса.

7.

Казалось, мухи собрались не просто со всей деревни Беленькой – со всего района, со всей Псковской области, со всего северо-западного региона Российской Федерации. Собрались, просочились через узенькую – едва кошке прошмыгнуть – форточку, и жужжащей тучей заполонили подсобку магазина: ползали по стенам, потолку, роились в воздухе, жужжали мерзко.

Больше всего их было на Вере. Женщина лежала на полу, раскинув в стороны руки и ноги. Невидящие глаза уставились в потолок. Рот широко открыт – и из него тоже выползла муха…

Светлов боролся с рвотными позывами, пока успешно… И глядел на Лесника с затаенной ненавистью – тот, ничуть не смущаясь, взялся за руку Веры, приложил ладонь ко лбу, задумчиво осмотрел рану на виске.

Орудие убийства валялось неподалеку – двухкилограммовая гиря, чуть тронутая ржавчиной и измазанная кровью. Убийца воспользовался первым, что подвернулось под руку – Светлов помнил эту гирю, вчера она стояла здесь же, в подсобке, на старых чашечных весах…

– Со вчерашнего вечера лежит, – констатировал Лесник. – Говоришь, из магазина она не вышла, ты обошел, а подсобка снаружи заперта? Убийца и запер…

Потом задумчиво добавил непонятное для Светлова:

– Что же он гирей-то? Неужели патроны закончились?

Они вышли из магазина. Деревенская улица была все так же пуста. Только чья-то собака, лежащая в зарослях лопухов у стены магазина, подняла голову, взглянула лениво на двух мужчин и вновь впала в дремотное забытье…

Над Беленькой прогрохотал вертолет – в очередной раз. Опять в сторону озера… Светлову не хотелось даже думать, что сам сейчас творится. Да и неважно, всё неважно, кроме одного, главного: успеет Ирина? Уничтожит кассету?

Дела минувших дней – VII

Накануне. Буланский. Опочка, весна 1937 года

Начопупр НИ (по-русски говоря – начальник Оперативного управления, Инквизицию тоже не миновала эпидемия неблагозвучных сокращений) Богдан Буланский в последние годы крайне редко мог позволить себе заниматься оперативной работой на местах, в провинции… А порой хотелось – от кабинетной работы Богдан утомлялся куда сильнее, чем от бесконечных разъездов тридцать лет назад – когда юный Даня Буланский мотался по всем западным губерниям, зачастую преследуя лишь фантомов, порожденных народной молвой.

И не в возрасте дело, не в подкравшемся незаметно шестом десятке – старость и немощь не грозили Буланскому, и не будут грозить в ближайшие десятилетия… Конфетка – запредельное долголетие – которой Глеб Бокий дразнил доверчивых малышей из ЦК, оказалась пустым фантиком. Настоящая конфета давно лежала у Буланского – с боем захваченная в 23-м году в Пловдиве «Книга Скипер-зверя»… Люди, владевшие ей на протяжении веков и сумевшие расшифровать секреты древнего манускрипта, могли жить долго, очень долго… Хотя чаще не жили, умирали насильственной смертью.

Не в старческой усталости дело – банальная загруженность делами приковывала Богдана к Москве, заставляя проводить по двадцать часов в сутки за рабочим столом. Подготовка к тому, что он считал главным делом всей жизни.

Но в Опочку он выехал лично. Хотя работы как таковой не предстояло – просто хотелось взглянуть своими глазами на артефакт, находка которого поставила точку в тянувшемся десять лет расследовании. Еще больше хотелось остаться хоть ненадолго в одиночестве (охрана, шофер, пара-тройка референтов не в счет, понятное дело). Остаться и принять решение, которое пора принимать. Потому что длившаяся без малого двадцать лет подготовка наконец завершилась.

* * *

Не Паоло Трубецкой, подумал Буланский со скепсисом. Хотя надо признать, что достаточно сильное впечатление производила аляповатая скульптура, украшенная табличкой:

К ЗАРЕ НОВОЙ ЖИЗНИ!неизв. авторXIX век

Едва ли название придумал сам «неизв. автор», скорее расстарались работники Опочкинского храма муз в новые времена, но всё же…

Одна цветовая гамма чего стоит – белое на черном. Постамент – антрацитово-черный куб из непонятного камня, отчего стоящая на нем глыба мрамора кажется вовсе уж белоснежной, ослепительной.

Богдан подозревал, что неведомый скульптор вполне реалистично оценивал меру своего таланта – и не стал даже пытаться изобразить ноги и вообще всю нижнюю часть тела. Основание мраморной глыбы сохранило первоначальную бесформенность, лишь кое-где резец прошелся по нему. И казалось, что протянувшая вперед руки девушка устремляется куда-то – к заре новой жизни? – не то из вспененных волн, не то из смятых простыней и подушек…

Но Богдана интересовали не устремления мраморной девицы с экспрессивным и несколько ассиметричным лицом – а черный куб, служащий ей постаментом.

Вот он и нашелся, алтарь, вывезенный из разрушенного два тысячелетия назад святилища Дагона… Алтарь, который много веков спустя пытались вновь использовать в прежнем качестве – сначала на островке посреди помещичьего пруда, затем в богосквернящем храме, замаскированном под православную церковь.

Сколько же крови пролилось на этот черный камень! Пролилось в древности, когда жрецы вспарывали шеи неофиток, распростертых на алтаре… Вспарывали сделанными из острых рыбьих костей стилетами – не жертвоприношение, примитивная операция, но переживали ее и становились «невестами» рыбохвостого бога немногие. И позже, когда авантюрист Навицкий пытался на ощупь, методом тыка, восстановить древний ритуал – поуменьшилось, ох как поуменьшилось в окрестных уездах количество желтобилетниц и молодых побродяжек.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});