Том 15. Дела и речи - Виктор Гюго

Если Испания, возродившись, станет монархией, она будет ничтожной.

Став республикой, она будет великой.

Пусть же она делает выбор.

Виктор Гюго.

Отвиль-Хауз, 22 октября 1868

II

Из многих мест Испании — из Ла-Коруньи, через орган демократического комитета, из Овьедо, из Севильи, из Барселоны, из Сарагосы — города-патриота, из Кадиса — города-революционера, из Мадрида, через благородного Эмилио Кастелара, — ко мне вновь обращаются с призывом. Меня спрашивают, и я отвечаю.

О чем идет речь? О рабстве.

Неужели Испания, одним ударом сбросившая все позорные путы прошлого — фанатизм, абсолютизм, эшафот, божественное право, — неужели она сохранит самое отвратительное из всего этого прошлого — рабство? Я говорю: нет!

Уничтожение, незамедлительное уничтожение рабства — вот в чем состоит долг.

Неужели есть еще место колебаниям? Неужели это возможно? Как! То, что Англия сделала в 1838 году, то, что Франция сделала в 1848 году, Испания не сделает в 1868-м? Как! Быть свободной нацией и иметь у ног связанных невольников? Какой абсурд! Быть у себя дома светочем, а за порогом дома — олицетворением мрака! Быть у себя дома воплощением справедливости, а вне его стен — символом бесправия? Здесь ты — гражданин, там — работорговец! Совершить революцию, одна сторона которой — слава, а другая — бесчестие! Как можно, прогнав короля, сохранить рабство? Возможно ли, чтобы подле вас находился человек, который был бы вашим, был бы вашей вещью? Как можно надеть на голову колпак — эмблему свободы, а на руку — цепь для своего раба? Что такое кнут плантатора? Это — королевский скипетр, жалкий и облезший. Когда сломан один, другой должен пасть.

Монархия с рабами — логична, республика с рабами — цинична. То, что возвышает монархию, бесчестит республику. Республика — это девственность.

Вы же отныне, не дожидаясь какого-либо голосования, стали республикой. Почему? Потому что вы — великая Испания. Вы стали республикой, и демократическая Европа заверила этот акт. О испанцы! Вы сможете оставаться гордыми лишь при том условии, что вы останетесь свободными. Вы не можете прийти в упадок. Всему в природе положено расти, а не умаляться.

Вы останетесь свободными, а свобода неделима. Она с ревностной суровостью хранит свое величие и свою чистоту. Никаких компромиссов, никаких уступок, никаких послаблений. Она исключает монархию наверху и рабство внизу.

Иметь рабов — значит заслужить собственное рабство. Раб под вами оправдывает тирана над вами.

В истории работорговли есть отвратительная дата — 1768 год. В этот год преступление достигло максимума: Европа украла у Африки сто четыре тысячи негров и продала их в Америку. Сто четыре тысячи! Никогда еще не было такой огромной продажи человеческого мяса. С тех пор прошло ровно сто лет. Так отметьте же этот столетний юбилей отменой рабства! Пусть год бесчестия перекликается с годом величия: покажите, что между Испанией 1768 года и Испанией 1868 года лежит не только целый век, а целая пропасть, непреодолимая глубина, отделяющая ложь от правды, добро от зла, несправедливость от справедливости, позор от славы, монархию от республики, рабство от свободы. Позади прогресса вечно зияет пропасть; кто пятится, падает в нее.

Народ численно возрастает за счет освобожденных им людей. Будьте великой объединенной Испанией! Пусть у вас будет на Гибралтар больше и на Кубу меньше.

Еще одно напоследок. В глубинах зла деспотизм и рабство сходятся и дают в результате одно и то же. Поразительная аналогия! Иго рабства несет, пожалуй, больше хозяин, чем раб. Кто из них двух — владелец другого? Это еще вопрос. Ошибочно думать, что вы хозяин купленного или проданного вами человека: вы — его пленник. Он вас держит. Вы должны разделять с ним его грубость, его неотесанность, его невежество, его дикость, ибо в противном случае вы ужаснулись бы себя самого. Вам кажется, что этот черный человек принадлежит вам, но в действительности вы принадлежите ему. Вы отняли у него тело, он же похитил ваш ум и вашу честь. Между вами и ним устанавливается таинственный паритет. Раб карает вас за господство над ним. Таково печальное и справедливое возмездие, тем более страшное, что раб, ваш мрачный повелитель, делает это бессознательно. Его пороки — это ваши преступления, его несчастья станут катастрофой для вас. Раб в доме — это свирепое существо подле вас и внутри вас; оно пронизывает вас ужасом и наполняет мраком. Вот плоды зловещей отравы! Нельзя безнаказанно допускать это великое преступление — рабство! Забвение уз братства приводит к роковым последствиям. Если вы блестящий и знаменитый народ — рабство, возведенное в институт, сделает вас отвратительными. Венец на лбу тирана и колодка на шее раба — это та же петля, и душа вашего народа стиснута в ней. Все ваше великолепие запятнано невольничеством. Раб навязывает вам свою темноту: не вы приобщаете его к цивилизации, а он заражает вас варварством. Через рабов Европы прививает себе Африку.

О благородный испанский народ, пусть наступит для тебя второе освобождение! Ты избавился от деспота, избавься теперь от раба!

Виктор Гюго.

Отвиль-Хауз, 22 ноября 1868

1869

РЕДАКТОРАМ-ОСНОВАТЕЛЯМ ГАЗЕТЫ «РАППЕЛЬ»

Дорогие друзья!

Будучи наделен полномочиями, действие коих приостановлено, но срок которых не истек, я могу выступать как на трибуне, так и в политической печати лишь затем, чтобы вновь принять на себя эти полномочия в том виде, в каком они были насильственно прерваны, лишь затем, чтобы выполнить свой суровый долг, а для этого мне необходима свобода, подобная той, что существует в Америке. Вам известно мое заявление по данному поводу, и вы знаете, что до того, как наступит этот час, я не могу сотрудничать ни в какой газете, не могу принять никакой выборной должности. Следовательно, я должен оставаться в стороне от «Раппель».

Впрочем, уже по другим причинам, вытекающим из сложных условий навязанной мне двойной — политической и литературной — борьбы, я никогда не писал и для газеты «Эвенман». В 1851 году тираж «Эвенман» достигал шестидесяти четырех тысяч экземпляров.

Вы будете вновь выпускать эту неумирающую газету, под названием «Раппель».[27]

Призыв. Я люблю все значения этого слова. Призыв к принципам с помощью совести; призыв к истине с помощью философии; призыв к долгу с помощью права; призыв к мертвым с помощью уважения к их памяти; призыв к возмездию с помощью справедливости; призыв к прошлому с помощью истории; призыв к будущему с помощью логики; призыв к признанию фактов с помощью мужества; призыв к идеалу в искусстве с помощью мысли; призыв к прогрессу в науке с помощью опыта и расчета; призыв к богу в религиях с помощью уничтожения идолопоклонства; призыв закона к порядку с помощью отмены смертной казни; призыв народа к верховной власти с помощью распространения всеобщего избирательного права; призыв к равенству с помощью бесплатного и обязательного обучения; призыв к свободе с помощью пробуждения Франции; призыв к свету с помощью возгласа: «Fiat jus!» [28]

Вы говорите: «Такова наша задача»; я говорю: «Таково ваше дело».

Вы уже боролись за это дело то как журналисты, то как поэты; боролись за него в памфлетах — замечательный прием борьбы, — в книгах, пьесах — всюду, всегда; вы боролись за него в согласии и в содружестве со всеми великими умами нашего великого века. Сегодня, принимаясь за издание полной боевого духа газеты «Раппель», вы вновь беретесь за это дело. «Раппель» будет яркой и острой газетой: иногда — луч света, иногда — меч. Вы будете сражаться смеясь. А я, старый и печальный, рукоплещу вам.

Итак, смелее вперед! Какая могучая сила — смех! Вы займете место в сверкающем легионе парижских юмористических газет как помощники всех людей доброй воли.

Ваша прямота мне знакома, как моя собственная; я являюсь ее зеркалом; вот почему мне заранее известен ваш маршрут. Я не указывал его, я его отмечаю. Я не претендую на роль проводника; я довольствуюсь ролью свидетеля. Впрочем, не о чем распространяться, и если я произнес слово «долг», я сказал этим почти все, что хотел сказать.

Прежде всего вы будете в братских отношениях. Вы будете подавать пример единодушия. Никаких разногласий в наших рядах не должно быть по вашей вине. Вы всегда будете принимать на себя первый удар. Когда спрашивают о том, что у меня на душе, я отвечаю двумя словами; примирение и умиротворение. Первое из этих слов предназначено для мыслей, второе — для людей.

Борьба за прогресс требует сосредоточения сил. Точно целиться и метко поражать. Ни один снаряд не должен бить мимо цели. В битве за принципы ни одна пуля не должна пропасть. Враг имеет право на все наши удары; лишить его хотя бы одного из них — значит быть к нему несправедливым. Он заслуживает, чтобы его обстреливали непрерывно и чтобы обстреливали только его. Для нас, которые жаждут лишь одного — справедливости, разума, правды, враг зовется Тьмой.