Лабиринты памяти - Робер Кристина

– Верни меня! – кричала она.

Сколько прошло – минута, час? А потом тело словно одеревенело. Горло онемело, как от сильного анестетика, и Ника хотела схватиться за него, попыталась вдохнуть, но не смогла и пальцем пошевелить. Просто осела, полностью обездвиженная, ничего не видя и не слыша. И только она подумала, что умирает, как все прекратилось. Домор рывком поставил ее на ноги и быстро ощупал голову, руки, ноги.

– Да отстань ты от меня! – Ника ударила его по руке, но Домор схватил ее за плечи и замер, холодным взглядом буравя ее лицо. Ника резко закрутила головой. Портал выплюнул их на вокзальной площади – как и в прошлый раз, когда она впервые попала сюда с Михаилом. В terra тоже была ночь, вдалеке шумела дорога, редкие прохожие двигались мимо здания вокзала. Домор удерживал ее за плечи на вытянутых руках, а Ника пыталась вырваться, пыталась дотянуться кулаками до его груди, но тщетно: силы покинули ее, и та душа, видимо убедившись, что ей ничего не угрожает, ушла зализывать раны и оставила ее одну – с последствиями сделанного.

– Принцесса вытащит его, все будет хорошо, – бесстрастно сказал Домор.

От ярости по щекам катились слезы. Ника вцепилась ногтями в его руки и надавила изо всех сил. Но Домор только зубы стиснул, и она увидела, как напряглась его челюсть.

– Ты их убил, да? – зашипела Ника. – Этими своими нитями – ты убил их? А потом меня хотел убить?

– Только обездвижил, чтобы вернуться и убедиться, что принцесса забрала брата с собой.

Обездвижить. Только обездвижить. Но у Валери текла кровь…

Воздух чужого мира – мира, в котором была та же ночь, тот же апрель и такие же люди, – опалял горло. Глаза щипало, и Ника моргала, невидяще смотря на Домора и безуспешно прогоняя из памяти случившееся. Как раздирала его спину, как вновь открыла рану на боку, не думая, что может убить. Мысль была одна – выжить. Просто выжить. Защитить себя любой ценой. Защитить от монстра, в которого превратился Маркел.

– Все будет хорошо, – одними губами повторила она, перестав брыкаться. Домор осторожно отнял руки от ее плеч и стал вытирать ей лицо платком. Ника послушно стояла, смотря в пустоту поверх его плеча и видя лишь красные, налитые кровью глаза чудовища. Ее рука скользнула в карман куртки и нащупала телефон. Она сжала его и подавила ухмылку.

Что будет в августе – она по-прежнему не знала, но знала другое: кем бы ни было это чудовище, однажды она уже смогла приручить его. И поймет, как сделать это, снова – в этом мире или в любом другом.

До того момента я и не задумывался, верю ли я в бога, верю ли в рай и ад. Странно, да, слышать такое, ведь в те времена у всех нас был бог, а религия вершила судьбы. Но таким уж я был: пока сам не увижу, не придам значения.

Когда скулеж в ушах обратился в гул, а ноги обволокло густым туманом, я подумал, что оказался в загробном мире. Ад или рай? Здесь было холодно, я растирал руки, даже не обратив внимания на то, что кожа моя вновь разгладилась, а кости совсем не ломит. «Чистилище, Гидеон», – сказал ее голос. Я не помнил ее лица, да и в тот раз не увидел, только голос, который отчего-то сразу узнал. Это была Харута: «Моя Полоса, мой мир из Тумана, второй шанс для всех нас. Ты только береги мою девочку».

Из воспоминаний Гидеона, заточённых в книгу и оставленных на хранение Стамерфильдам

Глава 22. Пока горит свеча

Часовня Святого Саквия, пригород Лондона

Июнь 2017 года

Гидеон расставил новые свечи в нишах и поджег фитильки. Его всегда завораживал разгорающийся огонь. Он напоминал зарождение новой жизни: сначала ярко вспыхивал, врываясь в мир криком младенца, затем на мгновение затухал, беря паузу для осознания факта своего рождения, и постепенно разгорался ярким светом. Каждая свеча, оставленная прихожанином, несла в себе бесценную силу. Люди не всегда понимали, каким смыслом обладают их слова. Некоторые оставляли свечи, потому что так надо, потому что так все делают. Но ведь от искренности веры зависела продолжительность жизни свечи. Она, как оберег, горела за человека, хранила его тепло и заставляла сердце биться вопреки превратностям судьбы. Но люди не понимали этого.

Гидеон задумчиво смотрел на новые жизни, собственноручно расставленные в нишах, и пытался вспомнить, когда в последний раз видел человека, страстно верующего в свои мысли. Наверное, эта юная девушка, приходившая сюда каждый месяц, была именно такой. Каждый раз она так яростно просила милосердия для своей семьи… Гидеон никогда не показывался ей: укрывался в тени и только наблюдал, но всякий раз чувствовал маленький укор совести. Он знал, что ждет эту юную девушку, ее судьба была предопределена задолго до этих дней, и ему лишь оставалось с грустным восхищением наблюдать за ее верой и молиться, чтобы в час ее смерти все случилось быстро. Милая, милая небесная принцесса, тебе было суждено родиться мученицей, и ты с такой неосознанной гордостью несешь это бремя…

Почувствовав движение, Гидеон затушил спичку и обернулся. На пороге стояла девушка в мешковатой одежде. Она сутулилась, втянув голову в плечи и пряча руки в карманы. Ей страшно… Так часто бывает, когда впервые оказываешься здесь.

– Я… я… могу посидеть? – робко спросила она.

Гидеон опешил. Видит меня? Что за странное дитя?

– Сколько угодно, – с улыбкой кивнул он и рукой указал на ряды пустых скамей.

Девушка осторожно присела на краешек в последнем ряду и молча уставилась перед собой. А Гидеон не мог справиться с любопытством. Отчего-то его сердце забилось сильнее, будто в предвкушении долгожданной встречи, дыхание стало прерывистым, и он приклеился взглядом к незваной гостье. Прекрасное и юное дитя. Она сжимала и разжимала пальцы – так сильно нервничала. Что-то шептала себе под нос. Как жаль, что слов не разобрать! Она была из другого мира – как и та мученица, – однако ее судьбу Гидеон не видел. Но почему? И что в ее присутствии заставляло его так волноваться?

– Вы можете поставить свечу, – добродушно произнес он.

– Зачем? – тихо ответила девушка, не отрывая взгляд от иконостаса.

– Чтобы наделить ее своей верой.

Девушка поджала губы и какое-то время раздумывала, нервно барабаня пальцами по коленке. Затем она поднялась и медленно направилась к Гидеону. И когда между ними оставались считаные шаги, она посмотрела на него – и сердце его едва не разбилось. О, святые угодники! Правый глаз – яркий, как синева Хрустального озера в его мире, уникальный цвет, указывающий на принадлежность к древнейшему ведьминскому роду Харута. Раз увидев – невозможно забыть! А он видел – как тысячу лет назад, так и совсем недавно – у малыша, которого спас из лап лабораторных демонов. Но левый ее глаз был чернее черного – как смоль, как лава на дне дьявольского котла в Туманной Полосе. И в его отражении Гидеон нашел то, что искал на протяжении долгого времени…

Джей Фо… моя Джей Фо…

– И что нужно делать? – спросила девушка.

Ты в этом теле… Спустя столько лет… Ты пришла, ты нашла меня…

– Ау-у-у, – девушка помахала рукой перед лицом Гидеона.

Волшебник встрепенулся.

Соберись, мой друг.

Гидеон взял одну из спящих свечей и протянул гостье.

– Попросите о том, что тревожит вас. Наделите ее верой.

– И это поможет? – в голосе девушки слышался скепсис.

– Вера – единственное, за что стоит бороться в нашей жизни, – с улыбкой произнес Гидеон. Словно завороженный, он не мог оторвать от нее взгляд.

– Вера в Бога?

– А вы так сильно верите в Него?

Девушка покачала головой.

– Тогда зачем за Него бороться?

Девушка удивленно вскинула брови и взяла свечу.

– Странно слышать это от человека в рясе, – тихо сказала она и достала из кармана зажигалку.

Какое-то время девушка молча смотрела на свечу, а затем зашептала:

– Где-то глубоко в душе я знаю, что ты обретешь покой. И я желаю тебе много сил. Ты достоин. Ты – лучшее, что случилось со мной. И если есть на свете какие-то высшие силы, они найдут тебя и сохранят. Живи долго. – Девушка подожгла свечу и затуманенным взглядом наблюдала, как разгорается фитиль, а затем поставила свечу на свободное место в нише. – Это для тебя, Маркел. Живи, пока не станешь свободным.