Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каковы бы ни были обстоятельства ее утери (намеренные или случайные), пропавшая служба – последняя полная, заказанная российскими императорами/императрицами по поводу военного триумфа. В последующем были более привычные формы коммеморации, известные по предыдущим эпохам. После 1812 г. и «изгнания из России галлов и с ними дванадесяти язык» практиковался лишь ежегодный благодарственный молебен в Сочельник перед Рождеством. Были также многочисленные дополнительные прошения на ектениях во время войн с турками, с Японией и т. п. И в каждой войне, которую впоследствии вела России, ее иерархи продолжали традицию проповедей, подобных проповедям Криновского[923].
В таком случае Семилетняя война демонстрирует, что петровские тенденции в литургике начались и закончились в его эпоху. Как и в предыдущие века, последующие войны можно было поминать без полной литургической коммеморации. И масштабы войн, и техники их воспоминания отличались от XVIII в., так же как и задачи церкви и государства. Однако в XVIII в. литургическое поминание являлось ключевым элементом памяти, и эта стратегия была успешной. Христиане Русской православной церкви помнили в последующие столетия Полтаву и Ништадтский мир отчасти благодаря заказанным Петром I службам, которые церковь предпочла оставить в своих богослужебных книгах. В то же время победы русских при Кунерсдорфе (как и Семилетней войны в целом) с точки зрения литургии как бы не существовало. Проповеди Криновского, указывающие на более устойчивые техники памяти, возможно, подсказывают, почему это произошло.
Александра Юрьевна Веселова
«СИЯ ВОЙНА БЫЛА ДЛЯ МЕНЯ ПЕРВЫМ УЧИЛИЩЕМ…»
Семилетняя война в русских мемуарах второй половины XVIII в
В России формирование мемуарного жанра началось только с середины XVIII столетия и шло очень медленно. Более ранние образцы, такие как «Жизнь князя Куракина, им самим описанная» (1705–1710), единичны и уникальны. Если же говорить об общем объеме корпуса текстов на весь XVIII в., то можно признать, что подсчеты, сделанные в конце XX в. А. Г. Тартаковским, до сих пор остаются актуальными. Составленная им на материалах справочника «История дореволюционной литературы в дневниках и воспоминаниях»[924] сводная таблица мемуаров включает 96 вхождений[925], и это с учетом не только дневниковых записей, но и материалов служебных отчетов, допросов и прочих бюрократических документов. В узком смысле слова мемуары, то есть воспоминания, построенные по принципу жизнеописания, или, как их обозначил Ф. Лежен, «ретроспективные прозаические повествования реального человека о себе»[926], составляют из них не больше трети. Даже учитывая архивные находки последних 30 лет после работы Тартаковского, эти цифры несопоставимы с европейскими базами данных автобиографических текстов, где счет идет на сотни. Об этом неравенстве еще в 1855 г. писал П. П. Пекарский: «Наша литература XVIII века, сравнительно с другими, бедна записками современников…»[927]
Тем не менее в этом небольшом корпусе текстов можно выделить мемуары, написанные в конце XVIII или в начале следующего века людьми, родившимися в 1730-х – самом начале 1740‐х гг., вступившими в службу еще до Манифеста о вольности дворянства и тогда полагавшими ее бессрочной. Именно это поколение было наиболее активным участником Семилетней войны. Для многих это была первая война, для кого-то она сыграла в жизни решающую роль. Поэтому рассмотрение мемуарных свидетельств о войне 1756−1763 гг. актуально при анализе процесса становления этого жанра в России в целом, отражающего, в свою очередь, формирование нового типа сознания. В данной статье эти свидетельства будут рассматриваться не как исторические источники, потому что в этом отношении они достаточно изучены. Здесь же будет предпринята попытка показать не что нам дают эти тексты для нашего знания о Семилетней войне, а какое место она занимает в мемуарах и можно ли в этом увидеть какие-то закономерности.
Безусловно, существует целый ряд объективных обстоятельств, по которым Семилетняя война не могла не повлиять на сознание русских людей. Это была большая, по сути, мировая война, в которой участвовала значительная часть мужского дееспособного населения страны, до того 14 лет не принимавшей участия ни в каких военных действиях. Перерыв этот для XVIII столетия был весьма значительным, и царствование Елизаветы Петровны прочно закрепилось в культурном сознании как «мирное», не случайно М. В. Ломоносов в «Оде на день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны 1747 года» именовал императрицу «возлюбленная тишина». Тем неожиданнее для современников было вступление России в войну на склоне елизаветинского царствования. Конечно, не все ее участники оказались в центре боевых действий, но почти у всех была такая вероятность. Это была война с сильным и постепенно обретающим легендарный ореол противником, что очень хорошо прослеживается по фольклору, прежде всего по лубочным картинкам и историческим песням: пруссаки со своим королем надолго остались в народной памяти[928]. Наконец, это была война с большими потерями, что не только должно было произвести сильное эмоциональное потрясение, но и изменило состав семей и имущественные отношения, а также дало неожиданные возможности для карьерного роста, потому что там, где большие потери, большое производство в чины. Кроме того, важно учесть и еще одно обстоятельство: множество русских оказались на чужой территории, в Европе, и познакомились с новым для них укладом жизни, бытом и нравами. Большинство из них при других обстоятельствах вряд ли вообще когда-либо выехали бы за границу.
Для данной статьи были отобраны семь текстов, которые приведены в таблице ниже. Это именно мемуары, то есть рассказ автора о себе по прошествии некоторого времени, в которых Семилетняя война в основном является одним из сюжетов. Все эти тексты очень разные и с трудом поддаются какой-то систематизации, тем не менее на их основании можно сделать некоторые наблюдения.
В статье не рассматриваются мемуары, в которых война лишь упомянута (например, «Домовая летопись» И. Г. Андреева[929]), а также те, в которых описываются современные войне события, но о ней
- Дворцовые тайны - Евгений Анисимов - История
- Антиохийский и Иерусалимский патриархаты в политике Российской империи. 1830-е – начало XX века - Михаил Ильич Якушев - История / Политика / Религиоведение / Прочая религиозная литература
- Характерные черты французской аграрной истории - Марк Блок - История
- Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность - Коллектив авторов - История
- Генерал-фельдмаршал светлейший князь М. С. Воронцов. Рыцарь Российской империи - Оксана Захарова - История
- Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.) - Маргарита Вандалковская - История
- Отечественная история: Шпаргалка - Коллектив авторов - История
- Иван Грозный и Пётр Первый. Царь вымышленный и Царь подложный - Анатолий Фоменко - История
- Опиумные войны. Обзор войн европейцев против Китая в 1840–1842, 1856–1858, 1859 и 1860 годах - Александр Бутаков - История
- Белорусские коллаборационисты. Сотрудничество с оккупантами на территории Белоруссии. 1941–1945 - Олег Романько - История