Ночной мир - Фрэнсис Вилсон

Он был измучен, в голове остались лишь самые простые обыденные мысли. Но он не мог поделиться этим с Сильвией. Потому что она была так же истощена. Спала она, свернувшись калачиком в подвале вместе с Джеффи, Мессом и Фемусом, и то если знала, что наверху Алан охраняет все подступы к Тоад-Холлу.

Сейчас Алан заканчивал свой очередной осмотр, объезжая в кресле коридоры нижнего этажа, проверяя свечи и ставя новые вместо тех, от которых остались лишь стеариновые лужицы. Электричество пропало еще днем. Сначала он решил было, что это из-за неполадок на местной электростанции, но потом по радио сообщили, что компания «Лилко» прекратила подачу электроэнергии по всем линиям. В другое время это было бы даже романтично. Но, учитывая происходящее снаружи, о романтике говорить не приходилось.

Сейчас, когда осмотр был закончен, и в каждой комнате стояла новая свеча, Алан расположился в комнате, где они обычно смотрели телевизор, и включил радио. Удивительно, как бедствия меняют привычки человека. Еще неделю назад он и не вспомнил бы о том, что не выключил радио. Но теперь, когда остались без электричества, а батарейки невозможно достать, он не оставлял радио работать даже на лишнюю минуту.

Джо и Фред по-прежнему оставались в эфире. Благослови их Господь. Они вещали хриплыми голосами, порой говоря совершенно бессвязно, трансляция шла с такими перепадами напряжения, что иногда казалось — эти звуки издают одновременно вращающиеся с бешеной скоростью колеса, но все-таки они не поддавались страху. Так же как и большинство из оставшихся у них слушателей.

Так же как и сам Алан.

Жаль только, что они не передавали ду-воп. Они ставили так называемый «классический рок», но Алан считал, что подлинно классический рок — это то, что исполнялось раньше на каждом углу, с прищелкиванием пальцев, задающим ритм, бас-гитарой и простой, свободно льющейся трех-, четырехтактовой мелодией. Вот откуда все это начиналось. Много великих вещей было создано в шестидесятые и даже семидесятые, но все-таки первооснова, духовное начало классики прослеживалось в 1955-м, а после 1964 года, когда британцы стали по-новому интерпретировать классические формулы, все пошло на спад.

Поставили «Восемь миль высоты». Это Алан считал неплохой вещью. Британцы хорошо чувствовали мелодию. Он забылся, слушая соло Мака Гуинна, когда услышал какой-то странный звук, доносившийся из прихожей. Он выключил радио.

Звук расщепляемого дерева.

Он достал из сумки за спиной биту, усеянную зубами, зажал в руке и покатил свое кресло в прихожую. Там он понял, в чем дело. После ночи, проведенной в отчаянных усилиях, осовидным жукам в конце концов удалось оторвать железную пластину, прибитую внизу к входной двери, и сейчас они прогрызали дыры в дереве. В двух местах уже виднелись челюсти с остроконечными зубами, они без устали грызли доски, выплевывая мелкие кусочки, из которых уже образовалась целая кучка.

Дело дрянь. Через полчаса, а может быть и раньше, они прогрызут достаточно большие дыры, чтобы протиснуться внутрь. И тогда Тоад-Холл будет кишеть этими жуками — осовидными и копьеголовыми, в этом нет никакого сомнения.

Все они жаждут добраться до Джеффи. Но чтобы заполучить его, им придется сначала встретиться с Сильвией. От одной мысли Алану стало не по себе. Но чтобы добраться до Сильвии, им сначала придется убрать его.

Алан огляделся в поисках чего-нибудь полезного для обороны, чего-то, чем можно укрепить слабые места внизу двери.

Ему попалась на глаза массивная медная этажерка, стоящая справа от двери.

То, что нужно.

Он подъехал к ней, снял с нее все вещи и осторожно сложил в углу, после чего перевернул этажерку на бок. Он постарался бесшумно положить ее, но не удержал, и она стукнула об пол. Он понял, что перемещать ее по комнате, сидя в кресле, — дело непосильное, поэтому слез с кресла и стал двигать ее по полу, ползая на коленях.

Пока он придвигал тяжелую медную этажерку к двери, держась за ее заднюю стенку, осовидный жук высунул голову через прогрызенную дыру. Заметив Алана, он задвигался еще энергичнее, челюсти его алчно защелкали. Алан схватился за биту и двумя ударами снес голову этой твари. Жук еще подергался какое-то время и замер, заткнув своим телом дыру.

— Жуйте вот это.

Алан плотно придвинул этажерку к двери, потом подкатил свое кресло. Он положил в свой рюкзачок все, что обычно хранят в ящике с инструментами. Молоток, гвозди, пилу, топор, плоскогубцы, отвертку — то, что может внезапно понадобиться ночью. Он не смог бы сбегать за ними в мастерскую, поэтому носил их с собой.

Алан достал молоток, взял с полдюжины самых больших гвоздей и стал вбивать их в зазоры между изразцами с наружной стороны этажерки. Стыдно было портить эти прекрасные мраморные изразцы, но их, в конце концов, можно заменить. В отличие от людей, живущих в Тоад-Холле.

Алан снова забрался в кресло и оттуда оценил свою работу. Это выглядело довольно надежно. Сомнительно было, что одной лишь силой своих крыльев жуки смогут отодвинуть тяжелый медный монолит, даже не прибитый к двери. Теперь, прикрепив его гвоздями, Алан мог с уверенностью сказать, что до утра атака захлебнулась. Он услышал, как острые маленькие зубы скребут по металлу с другой стороны.

— Посмотрим, удастся ли вам прогрызть дыру в этой штуке.

Но утром надо будет подумать, как укрепить остальные участки двери.

Может быть, к тому времени уже вернется Ба. Алан очень надеялся на это. Хоть он и настоял на своей полной независимости и отказался от чьей-либо помощи, но Тоад-Холл оказался для него непомерно большим. Слишком большим, чтобы его мог должным образом охранять один человек в инвалидной коляске. Сейчас, когда на карту поставлены благополучие Сильвии и Джеффи, он не вправе позволить гордости взять верх над всем остальным и тем самым подвергнуть их опасности. Поскольку Сильвия не хотела уезжать из дома, он остался с ней и делал все возможное, чтобы ее защитить. Но ему хотелось, чтобы Ба был рядом и помогал ему. Более того, он жалел теперь, что они не переехали к Глэкену в прошлую субботу, как предлагал старик.

— Алан?

Он развернулся в кресле и увидел на пороге Сильвию. На ней был просторный свитер и старые, потрепанные джинсы, которые теперь, в дни осады, служили ей пижамой. Лицо ее было бледным, с отметинами от лежания на подушке. Она уже не выглядела той Сильвией, которая однажды прославилась в «Нью-Йорк таймс мэгэзин» со своим уникальным искусством банзай, — ее творения теперь были уничтожены, а обломки разбросаны по разрушенной оранжерее, — но Алан отметил про себя, что она так же прекрасна, как всегда.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});