Внутри и вне помойного ведра. Практикум по гештальттерапии - Фредерик Саломон Перлз

показались мне ненужными и ритуальными. В данном эксперименте я попытался для пробы изменить некоторые из своих привычек, даже когда я был уверен, что эта привычка наиболее эффективна из всех возможных. Это создавало тревожность. Сознавание, что новая процедура — это эксперимент, и что ее можно оставить в любой момент, до некоторой степени смягчала беспокойство, но мое "суперэго" (я) продолжает надоедать моему "эго" (мне), чтобы мы (я) сделали что-то с этим. Когда я смотрю, как другие делают что-то, что я делаю определенным (наиболее эффективным) стилизованным образом, меня действительно беспокоит, что они "делают не так". Мне очень трудно удержаться от инструктирования их, даже если их действия меня не касаются и непрошенный совет может вызвать возмущение. В таком случае я обычно прибегаю к спасительной поговорке — "не мечите бисер перед свиньями"".

Некоторые, не чувствуя себя привязанными к какой бы то ни было рутине, рассказывали о "прискорбном" отсутствии регулярной и сберегающей усилия системе обращения с рутинными делами.

Что касается эксперимента на воображение изменений до вставания из постели, некоторые утверждали, что они чувствуют себя при этом слишком сонными, чтобы делать что-то в этом роде. Другие утверждали, что, по-видимости, небольшие изменения могли сделать их день совершенно иным: "В течение многих лет я пытался заставлять себя вставать немного раньше, чтобы не было этой раздражающей спешки в последнюю минуту, чтобы успеть на работу. На прошлой неделе, вместо того, чтобы, жалуясь на жизнь, все же проспать лишних 15 минут, однажды утром я визуализировал, что случится, если я откажусь от этого удовольствия. Это не внесет значительного изменения в общее количество сна, но даст мне возможность начать день без давления. Забавно, что когда я посмотрел на дело таким образом, я увидел, что я не должен заставлять себя это делать, а хочу этого. В результате я не спешу, не шатаюсь со сна все утро и гораздо более расслаблен".

Большинство считают, что отождествляются наиболее полно с одним определенным действующим лицом в фильмах или пьесах. Те, кто отождествляют себя с героем или героиней, полагают, что все остальные делают также; но нашлись многие, предпочитающие воображать себя "собакой снизу" или "собакой сверху", святым, грешником, — независимо от того, была ли предпочитаемая ими роль центральной. Один человек утверждает: "Я всегда — совершенно всегда! — злодей".

Кроме некоторых исключительных поведенческих моментов, мало кто сознавал, что заимствовал привычки и черты поведения у других: "Одну особую черту поведения я знаю, что заимствовал у отца: это разыгрывание "мудреца", разрешителя чужих проблем, устроителя чужих дел. Это беспокоит меня, потому что я не думаю, чтобы это покоилось на здоровых основах: то есть, у меня нет понимания разного рода проблем. Мне доставляет действительное удовольствие помогать близким друзьям, когда я могу это сделать (так делал и мой отец), но я не чувствую себя благодарным ему, за то, что он научил меня быть в центре всех на свете забот".

Что касается вины и обиды, наше предложение "поискать путей расширения области контакта" вызвало хор нетерпеливых вопросов, как это делать. С другой стороны, некоторые сообщали, что они начали "расширять область контакта": "Недавно у меня были проблемы с дочкой. Но вот я сунул свою гордыню в задний карман, и попробовал расширить область контакта, честно сообщив ей о моей обиде. И вот — она перестала меня задирать!".

Вот еще сообщение: "Последние тринадцать лет мои отношения с родителями были напряженными. Мне не нравилось быть с ними, и обычно я ухитрялся быть настолько неприятным, что они тоже получали мало удовольствия от общения со мной. Я чувствую себя обиженным, первоначально потому, что я считал их слишком строгими. Может быть, я также чувствовал себя виноватым, но этого я не сознавал. Я не знаю, чувствовали ли они мою враждебность, но я полагаю, что они все еще любят меня, несмотря на мое непослушное поведение. Я уважаю их, потому что у них много прекрасных качеств. Я никогда не говорил о своих чувствах им. Мой Бог, я думаю, что теперь я это сделаю. Это не может уже ничего ухудшить! Если я обнаружу свои чувства (конечно, назвав и то, что меня в них восхищает), самое худшее, что может случиться — это то, что моя "война" выйдет на поверхность, при этом ее можно будет вести более интеллигентно. И мы можем прийти к лучшему взаимопониманию и увидеть, что у нас гораздо больше общего, нежели я сам до сих пор позволял себе думать. Конечно, стоит попытаться. В свете этих экспериментов я вижу, что мое поведение до сих пор было глупым, детским, неприспособленным. Надеюсь, что мой энтузиазм по поводу этого запоздалого проекта продлится некоторое время, потому что я увижу моих родителей только через месяц".

Эксперимент 11: Превращение тревожности в возбуждение

Освобождение от чувства вины и тревожности всегда считалось одной из основных психотерапевтических задач. Вину (и обвинение) мы описали выше как функцию слияния. Вина — это стремление наказать себя, когда человек принимает на себя ответственность за прерываемое слияние. Обвинение (и обида) — это требование, чтобы другой человек чувствовал себя виноватым. И то и другое является сопротивлением по отношению к контакту, сознаванию и дифференциации. Они прилипают к объекту в изоляции от остального опыта. И то и другое пронизывает собой всякий невроз. (Дальнейшее усложнение вины в результате "совести" мы рассмотрим в последующих экспериментах на проекцию.)

Тревожность — невротический симптом par excellence. Даже если сам человек не ощущает ее, поскольку она подавляема, она будет явной для каждого наблюдательного глаза, проявляясь в беспокойстве, повышенном пульсе, поверхностном дыхании. Поскольку психотерапевты считают ее основным симптомом у всех пациентов, то теоретизированиям по этому поводу нет конца Травма рождения, при-душенность широкой грудью матери, "конвертированное" либидо, задерживаемая агрессия, стремление к смерти, — все это и многое другое кажется различным теоретикам центральным феноменом в тревожности. Каждая теория может быть справедливой по отношению к определенным специфическим случаям; но все они не замечают общего во всех случаях тревожности. Между тем, это очень простое психосоматическое событие. Тревожность — это переживание трудности дыхания во время заблокированного возбуждения. Это переживание попытки набрать больше воздуха в легкие, скованные мышечным сжатием грудной клетки.

Мы используем термин "возбуждение" (волнение) для обозначения повышенной энергетической мобилизации, которая возникает, когда имеет место сильная заинтересованность и глубокий контакт, будь то эротический, агрессивный, творческий и любой другой. При возбуждении всегда возникает усиление метаболического процесса окисления накопленных пищевых субстанций, и потому — насущная потребность в большем количестве