До встречи с тобой - Джоджо Мойес

Для человека, только что проведшего почти две недели на Маврикии, Лу выглядела просто кошмарно. Ее глаза заплыли и покраснели, а кожа покрылась пятнами. Волосы торчали вбок. Казалось, она не спала несколько лет. Но главное — она была грустной. Я никогда не видела сестру такой грустной.

— Выходит, он все-таки решился на это? — (Она кивнула и с трудом сглотнула.) — Вот дерьмо. Ах, Лу! Мне так жаль.

Я легонько ударила ее и забралась в кровать. Лу отпила еще чаю и положила голову мне на плечо. На ней была моя футболка. Я ничего не сказала. Видите, как я переживала?

— Что мне делать, Трин?

Ее голос был тонким, как у Томаса, когда он поранится и пытается храбриться. Соседский пес бегал вдоль садовой ограды, гоняя местных кошек. Время от времени раздавались взрывы отчаянного лая, пес пытался выглянуть из-за забора и таращил от досады глаза.

— Не уверена, что можно что-то сделать. О боже! Ты так старалась… И все эти усилия…

— Я призналась, что люблю его, — прошептала она. — А он ответил, что этого недостаточно. — Ее глаза были большими и печальными. — Как мне теперь с этим жить?

В нашей семье я считаюсь всезнайкой. Я читаю больше других. Учусь в университете. У меня должны найтись ответы на любые вопросы.

Но я посмотрела на свою старшую сестру и покачала головой:

— Не представляю.

Наконец на следующий день Лу вышла, приняла душ и переоделась, и я велела маме и папе ни о чем ее не расспрашивать. Я намекнула, что дело в парне, и папа поднял брови и состроил гримасу, как будто это все объясняло и одному Богу известно, с чего мы переполошились. Мама немедленно позвонила в бинго-клуб и заявила, что передумала насчет опасностей авиаперелета.

Лу съела тост — обедать она не хотела, — надела большую широкополую шляпу от солнца, и мы прогулялись вместе с Томасом к замку, чтобы покормить уток. Полагаю, сестра предпочла бы остаться дома, но мама настояла, что нам всем нужен свежий воздух. На мамином языке это означало, что ей не терпится подняться в спальню, проветрить и сменить белье. Томас вприпрыжку бежал впереди, сжимая пухлый полиэтиленовый пакет с сухариками, а мы с отточенной годами тренировок ловкостью огибали слоняющихся туристов, уклонялись от рюкзаков, разделялись перед позирующими фотографу парами и вновь встречались позади. Замок плавился под летним солнцем, земля потрескалась, трава превратилась в пушинки, похожие на последние волоски на голове лысеющего мужчины. Цветы в кадках поникли, как будто уже готовились к осени.

Мы с Лу почти не разговаривали. О чем нам было говорить?

Когда мы шли мимо туристической парковки, я заметила, как сестра покосилась из-под полей шляпы на дом Трейноров. Высокие непроницаемые окна элегантного особняка из красного кирпича скрывали трагедию, которая разыгрывалась за ними, быть может, в этот самый момент.

— Если хочешь, зайди поговори с ним, — предложила я. — Я подожду тебя здесь.

Лу уставилась в землю, скрестив руки на груди, и мы пошли дальше.

— Бессмысленно, — пояснила она.

Я знала продолжение фразы: «Его, наверное, даже нет дома».

Мы медленно обошли вокруг замка, глядя, как Томас скатывается с крутых участков холма и кормит уток, которые к этому времени года разъедались настолько, что ленились подходить ради простого хлеба. По дороге я наблюдала за сестрой, за коричневой спиной в топе с лямкой вокруг шеи, за сгорбленными плечами, и мне стало ясно, что для нее все изменилось, даже если она еще этого не знает. Она не останется здесь, что бы ни случилось с Уиллом Трейнором. От нее веяло новыми знаниями, зрелищами, впечатлениями. Перед сестрой наконец открылись новые горизонты.

— Да, — вспомнила я, когда мы повернули обратно к воротам, — тебе пришло письмо. Из колледжа, пока ты была в отъезде. Извини… я его вскрыла. Думала, это мне.

— Ты его вскрыла?

— Да. Я надеялась, что мне увеличили грант. Тебе назначили собеседование.

Лу заморгала, как будто услышала новость из далекого прошлого.

— Вот именно. Самое главное, что собеседование уже завтра, — добавила я. — Давай обсудим вечером возможные вопросы.

— Я не могу пойти на собеседование, — покачала она головой.

— Можно подумать, у тебя есть другие дела.

— Я не могу, Трина, — грустно повторила она. — Разве в такой момент можно думать о чем-то еще?

— Послушай, Лу. Не будь идиоткой — собеседованиями не швыряются направо и налево, словно крошками для уток. Это важное событие. Им известно, что ты студент-переросток и подала заявление в неурочное время, но тебя все равно хотят видеть. Не валяй дурака.

— Мне плевать. Я не могу об этом думать.

— Но ты…

— Просто оставь меня в покое, Трин. Хорошо? Я не могу.

— Эй! — Я заступила ей дорогу. Томас беседовал с голубем в нескольких шагах впереди. — Сейчас самый подходящий момент, чтобы подумать об этом. Нравится тебе или нет, но настала пора решить, чем ты будешь заниматься до конца своих дней.

Мы загораживали дорогу. Теперь туристам приходилось разделяться, чтобы обойти нас — и они обходили, склонив головы или со слабым интересом разглядывая спорящих сестер.

— Я не могу.

— Замечательно! Кстати, ты не забыла? У тебя больше нет работы. Нет Патрика, чтобы вытирать тебе сопли. И если ты пропустишь это собеседование, то через пару дней отправишься на биржу труда, где тебе предложат потрошить куриц, танцевать голышом или подтирать чужие задницы, чтобы зарабатывать на жизнь. Можешь мне не верить, но тридцатник уже не за горами, и ничего лучшего тебе не предложат. И все, что ты узнала за последние шесть месяцев, окажется пустой тратой времени. Все.

Лу глядела на меня с безмолвной яростью, как всегда, когда знает, что я права и она не может ничего возразить. Томас подошел к нам и потянул меня за руку.

— Мама… ты сказала «задница».

Сестра продолжала сверкать глазами. Но я видела, что она задумалась.

— Нет, солнышко, — повернулась я к сыну, — я сказала «салатница». Мы сейчас пойдем домой — правда, Лу? — и заглянем в салатницу, нет ли там чего вкусного? А потом бабушка тебя искупает, а я помогу тете Лу сделать домашнюю работу.

На следующий день мама согласилась присмотреть за Томасом, и я пошла в библиотеку. Я посадила Лу на автобус, зная, что увижу ее только вечером. Я не возлагала на собеседование особых надежд, ведь с тех пор, как мы расстались с сестрой, почти не думала о ней.

Возможно, это звучит немного эгоистично, но мне не нравится отставать в учебе, и перерыв в трагедии Лу принес желанное облегчение. Находиться рядом со страдальцем несколько утомительно. Его можно жалеть, однако все равно хочется, чтобы он собрался. Я мысленно сложила семью, сестру и беспорядок в ее личной жизни в папку, закрыла ящик и сосредоточилась на освобождении от уплаты НДС. По бухгалтерскому учету я шла второй и не намеревалась отставать только из-за причудливой системы единой ставки Управления по налогам и таможенным сборам Великобритании.