Альтер эво - Анастасия Александровна Иванова

правила не указ? Или просто – после нас хоть потоп? Но ведь грядущие поколения – ведь у него была Инта…

На этой мысли Марк вдруг начинает сомневаться. Данные, подгруженные вороной Марком, тяжело ворочаются у него в мозгу, накладываясь на то, что он и сам успел узнать о Майиной альтернативе. Значит, привести грядущие поколения в такой мир… Он ему понравился, вообще? Не особо. Страховое покрытие, кредитные линии… Жуть, честно говоря. Полный фарш. Этот их монструозный молл – какого лешего и кому понадобилось…

Но он – гость. Изнутри все всегда иначе. Ну-ка, а Майе вот, к примеру, нравилось у нее в альтернативе? Жаль, он в свое время не догадался спросить.

Марк! Вставай!!!

Он вырвался из потока, вскинулся на подушках, словно подброшенный сейсмической волной, и, помедлив, спустил ноги с койки. Принялся обрывать липучки с висков и рук.

– Господин хороший, да что ж это вы делаете? – Судя по виду юного д. м. н. Рашевского, прибежавшего на вой запущенных Марком сирен, трудный пациент начинал утомлять лекаря.

– Мне очень нужно… Очень важно и срочно, – извиняющимся тоном сообщил Марк, вставая на ноги и пережидая грогги. – Где мы находимся, доктор? В какой больнице?

– Какое еще срочно? – Врач-вундеркинд, вытаращив глаза, прижал ладонь к щеке. – У вас нервная система поражена – вы что, не чувствуете? Голубчик, да это чудо, что у вас еще сохранилась способность произвольно шевелить руками-ногами. Да и то, демиелинизиация аксонов… Потеря некоторых функций может быть необратима, вы понимаете?

Вот теперь Марк очень даже чувствовал, что у него поражена нервная система. Встав, он был вынужден опереться на спинку стула и подождать, пока поехавшая картинка вернется на место. А после того, как он, морщась, вывел из себя иглу капельницы, вернулась и боль, и опять попыталась помешать ему ясно мыслить, а этого допускать было нельзя – не сейчас, не в ближайшие часы.

– А вы не могли бы дать мне… – Марк еще раньше углядел свою одежду, стопкой сложенную на соседней кушетке, и теперь сражался с вельветовыми брюками. – …каких-нибудь таблеток от боли?

– Да вам не от боли, а от идиотизма нужны таблетки, только помогут ли? – потерял терпение медик. – Слушайте, я вызываю охрану. Если вы куда-то отправитесь в таком состоянии, я не ручаюсь за…

Марк развернулся и положил врачу руки на плечи. В большей степени для того, чтобы устоять на ногах, но и для убедительности вышло неплохо.

– Доктор. Я очень ценю то, что вы для меня сделали. Но я ретривер, понимаете? Мне кое-что известно. Если я говорю, что дело срочное и важное, то так оно и есть, поверьте.

Врач молча уставился куда-то ему в переносицу. Потом быстро достал из нагрудного кармана фонарик и по очереди посветил в зрачки. Раздраженно хмыкнул.

– Ваши друзья уже уведомили меня о роде вашей деятельности. Тем меня и заинтересовал ваш случай. Но, поймите вы уже: если вы сейчас уйдете, ретривером вам, вполне возможно, больше не бывать. – Марк на секундочку потерял равновесие и оперся о низкорослого медика, а тот радостно продолжил: – Ваша нейрохимия в жутком состоянии. Этот токсический агент вмешивается в механизм синаптической передачи, в результате чего…

– Доктор, – перебил Марк, выравниваясь и отпуская юношу. – Мне нужно всего несколько часов. После этого, если попросите, я вернусь, покорно улягусь на эту койку и буду верен вам одному, пока смерть не разлучит нас. – «Если она еще до того не разлучит», прибавил он мысленно.

Врач пару раз моргнул. Полез в нагрудный карман за рецептурным блокнотом:

– Вы в больнице св. Маккаллока и Питтса. На Левом берегу. Вот это покажете на сестринском посту – получите своих таблеток, можно по одной штуке каждый час. Не вернетесь – пеняйте на себя.

– Как можно… – пробормотал Марк, забирая вырванный из блокнотика лист, хлопнув доктора по плечу и ковыляя к дверям. – Я – человек честный.

14

В кафетерии прохладно. Посетители снимают толстые куртки с опушенными капюшонами, но остаются в дутых зимних штанах и толстых свитерах с высоким горлом. Музыка негромкая и страшно милая, такой легонький серферский поп-рок – очевидно, несет отопительную функцию.

Майе нравится. Она тоже хочет такой свитер.

Майя сидит за столиком в одиночестве. У нее в ладонях кружка с толстыми стенками. На нее не смотрят. Она осторожно крутит головой по сторонам, пытается выглянуть в одно из небольших прямоугольных окон, но стекла занавешены полупрозрачными роль-шторами.

Люди переговариваются оживленно, даже весело. Как будто… нормальные?

Майя не без опаски поднимается с места и, осторожно переставляя ноги, шагает в сторону узнаваемых значков-треугольничков в задней части помещения.

В туалете ее ждет испытание.

Ну да.

Да.

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, да?

Майя уставилась на среднего роста женщину с длинными прямыми волосами цвета льна. Сухопарая, что твоя вобла. Серые глаза. Широкий тонкогубый рот. Северянка, одно слово. Незнакомая. С белой кожей. А это что, на носу – следы от оспы? Прыщи? Веснушки? Она опирается о раковину, подается к зеркалу, и льняная женщина в зеркале ответно наклоняется к ней.

Майя плещет в лицо холодной водой. Вполне естественная реакция – заорать, забиться в истерике, расколотить зеркало к чертям и…

Она возвращается за свой столик. Машинально делает глоток из кружки. Какао. Еще не остыло.

Вообще – вкусно.

По странной причуде памяти в этот миг у Майи в голове всплывает их беседа с Эль Греко во Фриктауне. Тогда еще речь зашла о бездомных. Что он говорил? Бездомные – это событие, которое система не может обработать, что-то такое. Любопытное исключение… и что-то такое, да.

В эту самую минуту Майя понимает, что отныне она – бездомна.

15

Вялый свет утра потихоньку начинал пропитывать облака. Ночью начался стоячий дождь и к рассвету сгустился до такой степени, что редкие предутренние пешеходы в первые же несколько секунд на улице начинали жалеть, что не остались там, где пребывали до сего момента. Не менее редкие кары на проезжей части сверкали чистотой и поигрывали влажным глянцем, как галька на дне ручья.

В каре Марка попеременно то мутило, то бросало в жар, то клонило в сон. Ничего хорошего, потому что одновременно он пытался думать об Арнисе Старкове, а сосредоточиться все не удавалось.

Так значит, Арнис. Жаль. Марк вдруг понял, что блудный сын ему чем-то нравился. Но такой выбор… Кажется, стратегические решения – это вообще не его. Он хорош для другого. Человек дела. Марк подозревал, что любой вариант, влекущий за собой необходимость в активных действиях, Арнису по умолчанию милее, чем