Варфоломеевская ночь - Проспер Мериме

— Ноя вижу отчаливающую лодку, — сказал пленник с достоинством, сдерживая свои гнев. — Вы только что сказали, что по повелению короля никто не должен переезжать реку, и арестовали меня, потому что, имея крайнюю надобность в Сент-Жермен, я не хотел этому подчиниться. Но что же это значит, капитан Паллавичини? Другие переезжают. Я спрашиваю, что это значит?

— Что вам угодно, месье де Паван, — отвечал нахальным тоном итальянец. — Объясняйте это себе, как хотите.

Я вздрогнул при звуке этого имени и воскликнул с изумлением:

— Месье де Паван!.. Неужто я не ослышался?

Пленник обратился ко мне с поклоном.

— Да, месье, — сказал он с вежливым достоинством, — я месье де Паван. Я не имею чести знать вас, но вы мне кажетесь дворянином. Может быть, вы объясните мне причину насилия, которому я подвергся. Если можете, я сочту это за одолжение; если нет, извините меня.

Я не сразу ответил, потому что, кажется, застыл, рассматривая этого человека. Он был белокур, румян. Борода его была обстрижена клином по тогдашней придворной моде и в нем замечалось некоторое сходство с нашим Луи. Ко ом был ниже его ростом и полнее, у него не было такого воинственного вида; и он более походил на ученого, чем на воина.

— Вы не родственник месье Луи де Павана? — сказал я, и мое сердце, как-то странно забилось в ожидании разъяснения, которое я уже почти предвидел.

— Я сам Луи де Паван, — отвечал он с нетерпением.

Я безмолвно продолжал смотреть на него и все думал.

Потом я произнес медленно.

— У вас нет кузена с таким же именем?

— Есть.

— Он был взят в плен виконтом де Кайлю, под Минконтуром?

— Это верно, — отвечал он отрывисто. — Но к чему все это, месье?

Я опять не мог сразу ответить ему. Теперь все объяснилось. Я смутно припомнил теперь, как часто бывает в таких случаях, что Луи де Паван, после того, как мы познакомились с ним, упоминал о своем кузене, представителе младшей линии. Но так как наш Луи жил в Провансе, а тот в Нормандии, то родственные связи, вследствие дальности расстояния и благодаря смутному времени, между ними ослабли, несмотря даже на то, что они держались одной религии. Они почти не виделись.

И вот этот человек стоял теперь передо мною.

Это доказывало, что наш Луи не был негодяем, а всегда оставался таким же благородным человеком, каким мы его считали! Он был верный жених нашей Кит! Но, значит, он еще находился в опасности и не подозревал, что этот воплощенный демон Безер дал клятву убить его. Разыскивая его однофамильца, мы только сбились с пути и потеряли столько драгоценного времени.

— Ваша жена, — начал я торопливо, сознавая всю необходимость скорого объяснения. — Ваша жена…

— А, моя жена! — подхватил он, прерывая меня в волнении. — Что вы знаете о ней? Видели вы ее?

— Да, видел. Она в безопасности в вашем доме.

— Благодарение Богу! — сказал он с горячностью.

Но в это время капитан Андреа прервал нас. Я мог заметить, что у него явились новые подозрения. Он грубо встал между нами и сказал:

— Ваша лодка готова, молодой сеньор.

— Моя лодка? — отвечал я, быстро соображая, как вести себя в изменившихся обстоятельствах. Конечно, теперь мне не была надобности переезжать на другую сторону. Без сомнения, Паван — этот Паван, — может указать мне дом нашего Луи.

— Моя лодка?

— Да, она вас ждет, — отвечал итальянец, переводя с одного из нас на другого свои черные глаза.

— Так пусть себе ждет! — отвечал я высокомерным тоном и с напускным гневом. — Как вы смеете прерывать нас? Я не поеду теперь на ту сторону. Этот сеньор может сообщить мне все, что нужно. Он пойдет со мной.

— Куда?

— Куда?.. К тому, кто послал меня, бездельник! — крикнул я громовым голосом. — По-видимому, вы не пользуетесь особым доверием герцога, капитан, — продолжал я, — советую вам послушаться меня! Нет ничего легче, как разделаться с чересчур услужливым слугой! Он забежит слишком вперед, и с ним поступают, как со старой перчаткой! Да, как со старой перчаткой, — повторил я с жесткой насмешкой. — Ею пользуются, чтобы не запачкать руку, а потом бросают. Смотрите, чтобы не перезолить вашу преданность, капитан Паллавичини! Это опасное дело!

Он побледнел от гнева от такой дерзости с моей стороны, но в то же время колебался. Я заметил, какое впечатление произвели мои слова и тотчас же обратился к окружающим нас солдатам.

— Принесите, друзья мои, шпагу месье де Павану, — сказал я.

Один из них тотчас же побежал к караульному и немедленно принес ее. Эта была стража, видимо, набранная из числа горожан, и они почему-то относились с таким ко мне почтением, что мне думалось, — были готовы, по моему приказанию, обратить оружие и на своего временного предводителя. Паван взял свою шпагу. Мы сделали по церемонному поклону Паллавичини, который отвечал нам самым яростным взглядом, и медленно пошли (я боялся обнаружить признаки торопливости) сначала по освещенной площадке, а потом повернулся на ту улицу, откуда я вышел. Тут мы скоро были поглощены мраком. Паван тронул меня за рукав и остановился.

— Позвольте мне благодарить вас за вашу помощь, — сказал он растроганным голосом, — обращаясь ко мне. С кем я имею честь говорить?

— Месье Ан де Кайлю, друг вашего родственника, — отвечал я.

— В самом деле, — сказал он, — я благодарю вас от глубины сердца.

И мы крепко обнялись.

— Но я не мог бы многого сделать в вашу пользу, без этого кольца, — отвечал я со скромностью.

— И значение этого кольца заключается…

— Я… я право и сам не знаю!.. — должен был я сознаться, совершенно забыв одно из предостережений моей дамы. — Я знаю только, что мне дала его мадам д’О и что действие его превзошло все, что она мне о нем говорила.

— Кто дал его вам? — спросил он и при этом так крепко схватил меня за руку, что я даже почувствовал боль.

— Мадам д’О, — повторил я. Теперь уже было поздно запираться.

— Эта женщина! — сказал он полным ужаса шепотом. — Да возможно ли это? Она дала вам его?

Для меня было совершенно непонятно то удивление и негодование, которое слышалось в его голосе. Мне показалось даже, что он как будто отшатнулся от меня.

— Да, месье де Паван, — отвечал я несколько обескураженно. — Это возможно, потому что это правда, и кроме того, я не думаю, что вы стали бы выражаться так об этой даме, если бы знали все; чрез нее только ваша бедная жена была освобождена из того места, где ее задерживали, и была доставлена благополучно домой!

— А! — воскликнул он в волнении. — Где же была моя жена?

— В доме Мирпуа, перчаточника, на улице Платриер. Знаете ли вы его? Знаете. Ну так ее держали там пленницей, пока мы не содействовали ее освобождению, с час тому назад.

Он и теперь, по-видимому, не вполне понял меня. Я не мог видеть его лицо; но в голосе его звучало сомнение и изумление.

— Мирпуа, перчаточник, — проговорил он шепотом. — Это честный человек, хотя и католик. Ее задержали там! Кто же ее задержал?

— Кажется, в основании всего этого была настоятельница Урсулинок, — воскликнул я, сгорая от нетерпения. Допрос его был несвоевременен; время уходило. — Мадам д’О узнала, где ее скрывали, — продолжал я, — и доставила ее домой, а меня послала за вами, услышав, что вы были на той стороне. Вот вкратце все, что я могу рассказать.

— И эта женщина послала вас за мною? — повторил он опять.

— Да, месье де Паван, — отвечал я с раздражением.

— В таком случае, — произнес он медленно и с видом глубокого убеждения, сильно на меня подействовавшего, — для меня устроена западня! Это самая ужасная, самая жестокая, самая низкая женщина в мире! Если она послала вас, то с целью устроить для меня западню! Моя жена уже попалась в нее! Бог помоги ей… а также и мне!..

Глава VIII

Парижская утреня

Если бы мы были не одни, я сказал бы месье де Павану, что он лжет, и обнажил бы мою шпагу. Но я ничего не сделал, только стоял, как окаменелый, в ожидании, что он скажет далее.

— Она сестра моей жены, — продолжал он суровым голосом. — Но защищать ее только поэтому? Если бы вы пожили хоть месяц при дворе, месье де Кайлю, то убедились бы сами, что всякая такая защита бесполезна. Она известна не менее мадам де Сов. И как ни тяжело мне это говорить… я убежден в этом, хотя моя жена и не верит, что первое желание мадам д’О отделаться от своей сестры и от меня также… чтобы захватить наследство Маделены! Недаром я вчера испытывал такой ужас, когда моя жена не возвращалась домой, — прибавил он.

— Но в этом, по крайней мере, вы несправедливы к мадам д’О! — воскликнул я, содрогнувшись при таком обвинении, которое на меня особенно действовало в темноте ночи. — Вы без сомнения несправедливы к ней! Как вам не стыдно, месье де Паван!