Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь - Алана Инош

– Ты что, старушка? – кинулся к ней Гырдан, подхватывая её.

– «Что», «что»! – рявкнула Северга. – Повезло тебе, гаду, что я рожаю, а то я б тебя…

Она была не в том положении, чтобы отвергать помощь – пришлось ей позволить Гырдану отнести себя в дом. Костыли так и остались валяться у колодца.

– Так, в мыльню её, живо! – деловито приказала Бенеда. – Там чище всего.

Две составленные вместе лавки, выстланные соломой – вот и всё родильное ложе. Выгнав всех мужчин, Бенеда раздела Севергу донага и обмыла целебным отваром.

– Увечья твои, родная, самой тебе родить не дадут, – сообщила она с леденящим спокойствием, и Севергу среди банного тепла словно в прорубь погрузили. – Сузился просвет межкостный, не пройдёт дитё. Ну да ничего, мы его у тебя из брюха через разрез вынем. Э, чего побледнела? Не трусь! Сильная ты, выдюжишь. А боль твоя у меня – вот где!

Тяжёлый взгляд костоправки словно сковал Севергу железными обручами, а перед лицом сжался кирпично-красный кулак: «Вот где!» – с колодезной гулкостью отдалось в ушах, и в руку Бенеды и правда с присвистом всосалась вся боль. Северга знала, что её режут по живому, но тело жутковато занемело до мурашек и ничего не чувствовало. Рассечённая плоть раздвинулась, внутрь проскользнула ручища Бенеды и вытащила из Северги красное, склизкое существо, держа его за ножки. Костоправка шлёпнула существо по попке, и оно заорало.

– Девка, – прогудел одобрительный бас Бенеды. – Вот везёт же некоторым! Я шесть раз рожала, но одних парней, а у кого-то с первого раза сразу наследница получилась!

Склизкий орущий комочек на некоторое время скрылся из поля зрения Северги: Бенеда держала его ниже уровня её тела.

– Надо, чтоб кровь обратно стекла в дитё. Тогда оно здоровеньким и полнокровным будет.

Наконец толстый студенисто-сосудистый жгутик, тянувшийся к пупку младенца, был перерезан. Могучая рука снова нырнула в рану и принялась там орудовать, словно бы желая вытянуть из Северги все потроха. В ведро шмякнулась синюшная лепёшка, вся в тёмных извилистых сосудах, а Бенеда утёрла тыльной стороной окровавленной руки лоб. «Что она вытащила? Печень, почку?» – гадала Северга. Оказалось – послед.

Пока Бенеда работала иглой, ушивая рану, Северга разглядывала ту, по чьей милости ей пришлось девять месяцев жить калекой и терпеть боль. Крошечная девочка уже перестала кричать и спокойненько позёвывала у груди матери.

– Вот козявка, а! – сорвалось с пересохших губ Северги, до глубины души поражённой таким нахальством. – Такое со мной столько месяцев вытворяла, а теперь – поглядите-ка на неё!… Разлеглась и зевает, как будто так и надо. Сейчас ещё, чего доброго, есть попросит!

– А то как же, – добродушно усмехнулась Бенеда, отрезая нить. – Ну всё, матушка, отдыхай немножко – и топай на своё место. У меня ещё уборки уйма… Развели мы с тобой тут кровищу!

– Это Гырдана ребёнок, – сама не зная зачем, призналась Северга.

– Тоже мне, тайну открыла, – хмыкнула костоправка. – Это с самого начала ясно было.

«Топать» своими ногами у Северги не получилось, из бани в постель её перенёс главный виновник девятимесячного кошмара. Кроху положили в заранее приготовленную люльку, но девочка тут же снова закричала.

– Возьми её, подержи ещё, – посоветовал Гырдан, сунув ребёнка Северге. – Она – всё ещё часть тебя и хочет быть рядом с тобой. Ты разве не чувствуешь?

Северга уже не знала, что чувствует. Всё ушло куда-то вдаль, за тёмный лес, даже злость на Гырдана, казалось, вытекла из неё вместе с потерянной кровью.

Едва она успела немного оправиться после родов, как Бенеда решила, что настала пора для долгожданного лечения. Снова колдовская тёмная жуть её взгляда сковала Севергу по рукам и ногам, а кулак поймал боль, как муху; стоя над Севергой, Бенеда закрыла глаза и набрала полную грудь воздуха, будто старалась впитать в себя всю хмарь, что была разлита вокруг сияющими тяжами. Искалеченная женщина-воин думала, что эти кирпичные ручищи сейчас будут выкручивать и ломать ей кости, но Бенеда просто положила ладони ей на бёдра и вся затряслась – от натуги на её лбу даже вздулись жилы.

Боли не было, но внутри страшно раздавалось: «Крак! Хрясь! Хруп!» Что-то ломалось и ходило ходуном, и один из сыновей костоправки, стоявший рядом с дощечками и верёвками наготове, пояснил обомлевшей Северге:

– Не бойся, это кости на место встают.

Жуткая невидимая сила орудовала у неё внутри, ломала и ворочала кости, а по лбу Бенеды катились, застревая на кустистых бровях, капли пота. Гырдан был рядом, и его невозмутимое спокойствие передавалось и Северге. Вероятно, ему приходилось видеть работу своей тётки не раз. Наконец та отшатнулась, открыла мутные глаза и, словно во сне, смахнула со лба пот. Повинуясь едва заметному знаку, сыновья костоправки обездвижили Севергу, туго стянув дощечками и верёвками. Бенеда, пошатываясь, ушла куда-то.

– Устала тётушка, до завтрашнего дня её нельзя беспокоить, – сказал Гырдан. – Придётся тебе полежать так, а завтра видно будет.

Боль накрыла Севергу позже, ближе к ночи, выдавив из её горла глухой стон. Не почувствовав свои свежие переломы сразу во время работы костоправки, она ощутила всё сполна сейчас. От скрежета её зубов поднял голову Гырдан, задремавший у её постели.

– Ну, ну, старушка. Чего заохала? – Его рука легла на лоб Северги. – У, да ты вся горишь! Ничего, так и должно быть. Это идёт выздоровление, потерпи.

– Да что ж это такое?! – сдавленно рычала Северга.

– Отложенная боль. Так бывает. Потерпи. – Гырдан успокоительно гладил её по лбу и волосам.

– Только бы эта маленькая зараза не проснулась, – прошипела Северга, косясь на колыбельку. – Мне ж ей даже грудь сейчас не дать – так меня стянули…

Гырдан с улыбкой склонился над ребёнком.

– Нет, спит как убитая. Кстати, как назовём-то нашу «заразу»?

– Мрекойя – «мучительница», – сквозь зубы хмыкнула Северга и охнула: смеяться было невыносимо больно. – Из-за неё я такого натерпелась!

– Нет, пусть лучше её зовут Рамут – «выстраданная». – В морщинках у глаз Гырдана залегли лучики непривычной теплоты.

– Ну вот скажи, зачем ты со мной это сделал? – хныкнула Северга: даже рычать уже не осталось сил. Если б она могла дотянуться, непременно оттаскала бы этого гада за косички. – Взрослый уж, должен бы знать, что от этого дети бывают! Лекарь сраный!