Великий магистр - Октавиан Стампас

— Джаба! — попросил он одного из наемников-мамлюков. — Вернись назад и вытащи из флигеля труп Сандро. Нехорошо, если утром его обнаружат слуги посла — его могут опознать. Брось его в канаву.

— Слушаюсь, господин! — произнес мамлюк и понесся обратно.

Между тем, всхлипывания мальчика, когда Пильгрим тащил его через сад, разбудили Джана, всегда спавшего словно чуткая лесная рысь. Он открыл щелочки глаз и прислушался. Затем осторожно встал и прокрался к флигелю. Заглянув в распахнутую дверь, он увидел два, освещенные луной, трупа. Цокнув языком, китаец повернулся и поспешил к беседке, где тотчас же разбудил обоих рыцарей. Путаясь в длинных юбках, князь Гораджич и Агуциор побежали к месту трагедии, сжимая в руках кинжалы. Случилось самое худшее, чего опасался Милан Гораджич: графиня Катрин де Монморанси и ее маленький сын исчезли.

— Это работа Пильгрима! — в отчаянье проговорил князь, вонзив кинжал в подушку и пуская по комнате перья. — Мне следовало это предвидеть!

— Мы не можем оставить ее в беде, — произнес Агуциор. — Если бы знать, куда увез ее. этот негодяй?

Джан остановил его, приложив палец к губам и показывая другой рукой в окно; его чуткий слух уловил шаги по дорожке.

— Кажется, к нам гости, — прошептал Агуциор, выскальзывая в коридор. За ним последовал Гораджич, прихватив скомканное покрывало и свертывая его в жгут.

Лишь только мамлюк Джаба ухватил за ноги своего мертвого товарища, как на горле его стянулся узел, и он влетел в комнату, распластавшись на полу. Усевшись на него верхом, Гораджич еще крепче стянул концы покрывала. Затем ослабил захват и дал мамлюку немного подышать воздухом и прийти в себя.

— Где Пильгрим? — проговорил он, наклоняя свое лицо к Джабе.

— Настоящий мамлюк никогда не будет предателем, — делая судорожные глотки, выдавил из себя Джаба. Гораджич снова затянул узел: на сей раз надолго.

— Где Пильгрим? — повторил он, хлопая мамлюка по щекам.

— В загородном доме, — ожил «настоящий» мамлюк. — Я покажу вам дорогу.

— Графиня и ее сын с ним? — спросил Агуциор.

— Естественно, — сознался Джаба.

— Говори точнее — где находится дом, — потребовал Гораджич.

Выслушав подробное описание, князь взглянул на Агуциора.

— Времени терять нельзя, — сказал он. — Поступим так: я переоденусь в платье этого мерзавца, мы с Джаном сядем на его лошадь и поедем вперед, а вы, Рихард, поторопитесь за нами.

— Что будем делать с ним? — Агуциор указал на помертвевшего от страха мамлюка.

— Свяжем и оставим здесь, во флигеле. Пусть слуги султана узнают, кто похитил графиню и убил бедного Бензуфа. Думаю, на этом карьера Пильгрима закончится. Как, надеюсь, и его поганая жизнь, — и князь начал переодеваться в третий раз за сутки. Через некоторое время, он и сидящий сзади Джан, мчались по указанному адресу.

Возле дома Пильгрима, за крышей которого угадывались треугольные очертания величественных пирамид, прогуливался сонный мамлюк. Увидев прикрывавшего рукавом лицо Гораджича и миниатюрную женщину на седле сзади, он удивленно присвистнул.

— Кого это ты приволок, Джаба? — крикнул он. — Персиянку?

— Нет, одного никудышного китайца, — ответил Гораджич, соскакивая с коня и нанося мамлюку сильнейший удар в нос. — Тебе он не понравится, — добавил он успокоившемуся охраннику. — Пойдем в дом, Джан! Придется и тебе потрудиться, хватит кататься.

Гораджич громко забарабанил в ворота.

— Открывайте! — заорал он. — Сонные тетери! Это я, Джаба!

— Чего вопишь? — послышался чей-то недовольный голос и ворота начали отворяться.

— Да тут приятель наш упал и не шевелится: может с ним что случилось?

Вышедший из дома мамлюк, посмотрел на лежащего на земле и… через секунду улегся рядышком.

Гораджич и Джан вошли в дом, оглядываясь по сторонам.

— Вырубай всех подряд, — сказал князь китайцу. — В этом осином гнезде хороших людей нет.

— Хорошо, — согласился Джан, тотчас же выполняя его просьбу, увидев вышедшего на шум охранника. Падение его тела привлекло из спальни еще двоих мамлюков, полуодетых, но с мечами в руках. В высоком прыжке, обеими ногами Джан нанес им четкие удары в височную область. И тут, словно горох из сита, со всех сторон стали сыпаться просыпающиеся наемники, еще не сразу осознавшие — что случилось и кто на них напал? Некоторых из них Гораджич проткнул мечом, одолженным у Джабы, а остальных оставил для Джана. Он даже не стал смотреть, как китаец расправляется с ними, поспешив по лестнице вверх, на второй этаж.

В это время, в спальне Пильгрима, хозяин дома в разорванной на груди рубашке, с пылающими глазами и лицом оцарапанным ногтями Катрин, пытался овладеть графиней. Он сбил ее ударом кулака на диван и начал срывать одежду, исступленно выкрикивая проклятия в ее адрес.

— Потом я отдам тебя на растерзание своим мамлюкам! — хрипел Пильгрим, разрывая шелковую ткань и впиваясь зубами в грудь Катрин; с всклокоченными волосами, безумным взглядом он походил на демона, неудержимого в своей страсти. Он не слышал шума внизу, как не услышал и распахнувшуюся позади дверь. Но прежде, чем князь Гораджич успел занести меч, Катрин слабеющей рукой нащупала спрятанный кинжал и вонзила его в грудь Пильгрима. Тот отпрянул, схватившись рукой за рану, и с изумлением посмотрел на пылающее лицо пленницы.

— Дрянь! — прошептали его губы, и Пильгрим опрокинулся навзничь.

— Кажется, вы сами успели себя защитить! — кинулся к графине Гораджич; она билась в истерике, судорожно рыдая, цепляясь за него руками.

— Нет! Нет!.. — повторяла она одно только слово.

— Успокойтесь, — ласково произнес князь, прикрывая ее обнаженные плечи своим плащом мамлюка. — Все позади. Негодяй мертв.

Он осмотрелся в комнате, ища какой-нибудь графин с водой, но кроме вина на столике ничего не обнаружил.

— Выпейте это! — налил он в кубок вина и протянул графине. Почти силой он заставил ее выпить.

— Ну вот, вот, хорошо! — сказал Милан, поглаживая ее белокурую голову. — А где ваш сын?

— Он… запер его… в соседней комнате, — с трудом произнесла графиня; зубы ее стучали о край кубка.

Гораджич поднялся, примерился к двери и, отступив шага на два, выбил ее плечом. К нему кинулся перепуганный мальчик.

— Нам нужно уходить, — сказал князь, передавая сына Катрин. Мы воспользуемся лошадьми мамлюков, найдется тут наверняка и повозка. Я последую за вами куда вы прикажете: к султану Магриба или в Иерусалим. Решайте.

— Я больше не хочу возвращаться в Алжир, — подумав немного, твердо произнесла графиня.

— Хорошо! — радостно вспыхнули глаза Гораджича. — Поспешим же в наш Тампль, о котором я вам уже много рассказывал. Кажется, шум внизу стих. Джан прекрасно знает свое дело!

Вслед за шагами на лестнице, дверь распахнулась и в комнату вбежали Рихард Агуциор и Джан.

— Я как всегда опоздал! — улыбнулся Агуциор, поклонившись графине. — Кто его убил? — он кивнул на Пильгрима.

— Я, — произнес Гораджич, встретившись взглядом с Катрин.

— Наверное, мы разбудили весь квартал, — добавил он, помогая графине подняться; он укутал мальчика в одеяло и повел его к двери. Сзади, пошатываясь, шла Катрин де Монморанси.

— Я захвачу кое-какие теплые вещи! — крикнул им вдогонку Агуциор. Открыв встроенный в стену шкаф, он не слышал, как позади него медленно поднялся Пильгрим. Мутный взгляд лже-рыцаря уставился на спину своего врага. Нагнувшись и подняв свой меч, Пильгрим ухватил его обеими руками и из последних сил вонзил его под левую лопатку Агуциора…

Милан Гораджич, спускаясь по лестнице вместе с Катрин де Монморанси и ее сыном, услышал слабый крик и звук рухнувшего тела. Выхватив меч, он бросился обратно в комнату. Прямо перед ним стоял, шатаясь, словно пьяный, Пильгрим, пытаясь вытащить меч из спины лежащего Агуциора.

— Негодяй! — выкрикнул Гораджич и, замахнувшись, нанес страшный удар, который рассек Пильгрима почти пополам — от ключицы до живота. Весь забрызганный кровью врага. Милан склонился над мертвым Рихардом Агуциором.

— Так и не дождется старик Курт своего сына из Палестины, — прошептал он, закрывая рыцарю глаза. Ему показалось, что две половинки тела Пильгрима продолжают шевелиться, словно пытаясь собраться в одно целое. Подняв меч Агуциора, князь вонзил его между ними, с отвращением плюнув на останки лже-рыцаря. Затем вышел из комнаты и быстро побежал вниз по лестнице, вслед за ушедшей вперед Катрин де Монморанси с сыном.

3

Беда не приходит одна. На пути из Каира к границам Палестины, пробираясь окольными дорогами, останавливаясь в малонаселенных деревнях, тяжело заболел сын графини. Началось все с пустякового пузырчатого пятнышка на лопатке, которое стало лосниться, краснеть, гноиться, а кожа вокруг него натянулась, словно на барабане. Резко подскочила температура, запеклись губы, отечный язык как бы натерли мелом. Ребенок метался на кровати, в хижине приютившего их пастуха, стонал, бормотал что-то бессвязное, а в его глазах застыло невыразимое чувство ужаса: он будто бы молил свою мать о чем-то, что был не в силах передать словами.