Воина миров. Второе пришествие - Михаил Хрипин

Чуть пошатываясь, Уотсон поднялся. За спиной раздался голос, который мог принадлежать только одному существу в этой части планеты.

— Он говорит, что испепелит мозги каждого, кто подойдет к нему, так же, как сделал это с ним. — Иррат показал на Лозье.

— Вы понимаете, что тут произошло?

— Это больше похоже на бред. не верьте, мыслитель не мог причинить ему вреда. — Иррат помедлил. — Либо он сошел с ума, либо пытается вас запугать.

Уотсон махнул рукой, подзывая к себе лаборанта.

— Жак, давайте отнесем его в палату. Там потише.

Иррат шагнул к стеклянной стене, в упор уставился на бьющееся в истерике чудовище. Дождался, пока тварь сделает крошечную паузу, чтобы перевести дыхание, и стукнул кулаком по стеклу, привлекая внимание чудовища. Тварь вздрогнула, чуть приподнялась на пучках щупалец, готовая взорваться в новом приступе ненависти.

Иррат бросил отрывистую фразу, состоящую, казалось, из одних согласных, раскатисто скрежетнул горловым звуком. Затем, не глядя больше ни на кого, повернулся и вышел. Удивленные люди, оглушенные криками пленника, невольно расступились перед пришельцем.

Следом за Ирратом в образовавшийся проход Уотсон и Жак вынесли обвисшее мешком тело доктора Лозье. Чудовище провожало их глазами, сипло дыша, но не издавая больше ни одного звука.

Уотсон сидел на стуле у койки доктора Лозье. Пациент пребывал в том же состоянии, в каком его обнаружили. Уотсон диагностировал кому. Он машинально просматривал неоднократно прочитанные бумаги с результатами последних анализов, осуждающе покачивал головой.

«Зачем он это с собой сделал? Зачем было держать все в таком секрете?»

Еще глядя на картинку с микроскопа, Уотсон понял, что стало причиной болезни, поразившей ученика. Профессора начали мучить подозрения.

«Возможно ли, что мы столкнулись с непредвиденным проявлением реакции организма на подобное вмешательство? Риск оставался, но проверить все можно было, только начав эксперимент. Неужели Лозье решился на эксперимент над самим собой, чтобы дать нам бесценные сведения о самочувствии мутирующего человека на поздних стадиях? Толкнуло ли его на такой шаг то, что я так рано отправил Джека обратно?

Я мог ошибаться, черт побери! Действительно мог! Только реальная обстановка, принуждающая напрячь все силы для выживания, поможет завершить преобразование. Отличный довод, но ведь это всего лишь предположение. Возможно, я упустил что-то важное. а он заметил.

Не решился говорить мне, опасаясь уязвить меня? Эх, молодость! Любые сомнения нужно отбросить, когда вторгаешься в неизведанные просторы. Этак можно начать опасаться любого чиха и не сделать того единственного шага, от которого будет все зависеть.

Ладно, пусть он решил провести эксперимент с собой. Но почему он не вел записей? Это более чем странно, недостойно настоящего ученого! Или мы плохо искали?»

Уотсон со злостью швырнул папку на стол, она плюхнулась, разлетелась белым веером листов. Бумажки соскользнули со стола, спланировали на пол, легли беспорядочной мозаикой.

«Проклятье! Неужели он оказался прав? Но тогда пленение Джека было как раз тем стрессовым моментом, который мог спровоцировать аналогичный кризис. а я-то радовался! Опережение плана! Троянский конь! О, эта вечная спешка! Мы должны были тщательнее продумывать все последствия. не нужно было отпускать его. Довести все до конца, убедиться в завершении мутации, проверить и перепроверить. и только тогда посылать.

Излишняя самонадеянность! Но я не должен себя винить. Обстоятельства были непреодолимы. Кроме того, его анализы не предвещали ничего подобного. а Лозье, начав самовольно эксперимент, не вел записей. Допустим, действительно не вел. Тогда мы не сможем сравнить протекание обоих процессов. Какое несчастье! Это же второй доброволец, а мы остались в неведении!»

Уотсон решительно поднялся, поправил очки, пригладил вечно топорщащиеся седины. Целеустремленность вновь читалась в его облике, он отбросил подозрения, сомнения и неуверенность.

«Если ошибка совершена, то нам ее и исправлять! Результаты можно трактовать неоднозначно, но никто не переубедит меня в том, что генная теория дает нам невиданные перспективы. Вот еще один вызов, на который необходимо ответить. Сумасшествие? Кома? Утрата личности? Пусть! Это не окончательный результат. Мы только в середине пути. Нужна защита от побочных эффектов мутации? Мы сделаем защиту!»

Уотсон пошел было к двери, но замер, пораженный новым прозрением.

«А ведь древних марсиан могла постигнуть та же участь! — Он энергично потер ладони, предвкушая будущий успех. — Человеческая наука пойдет еще дальше! Нельзя упустить шанс поучиться на своих ошибках, и ошибках своих предшественников».

Глава 16

— Я пришел выполнить долг, — спокойно произнес Иррат.

— Раб одумался, — каркнула тварь, набрала в легкие воздух и несколько раз утробно ухнула, выражая удовольствие.

— Да, я принял решение, — согласился Иррат.

Он стоял перед клеткой, расслабленный, задумчиво глядел на пленника. Неторопливо обвел взглядом аквариум, прощупывая каждый шов, изучил прикрепленный к боковой стенке пульт управления. Система очистки чуть слышно гудела, прогоняя воздух сквозь фильтры. с внутренней стороны прилегающей к пульту стенки виднелись несколько отверстий. Там скрывались выдвижные коленчатые манипуляторы.

«Нет, это мне не потребуется», — подумал Иррат.

Он вернулся к осмотру самих стен клетки. Его ждало разочарование — куб был наглухо закупорен, никаких стыков, которые можно легко использовать. Чудовище не предполагалось выпускать оттуда быстрым, удобным способом. Пожизненное заключение.

Пленник нетерпеливо взмахнул конечностью, привлекая внимание Иррата. Глаза-плошки без всякого выражения буравили лицо пришельца.

— Действуй, — харкнул тиран.

Иррат определился с выбором. Похоже, другой способ найти трудно. Он взял один из стоящих у стены стульев. Простое квадратное сиденье, обитое тканью, трубчатые металлические ножки, удобная вогнутая спинка, которая всегда оказывалась слишком низкой, когда на стул садился Иррат. Взвесив стул в руке, марсианин вернулся к клетке.

— Приготовься, — чуть заметно улыбнувшись сказал он.

Чудовище подобрало к себе все шестнадцать щупалец, сплело в два тугих пучка по краям безобразного рта. Медленно, надуваясь от напряжения, оттолкнулось, отъехало на кожаном брюхе к дальней стенке.

Стиснув зубы, прищурив на всякий случай глаза, Иррат резко махнул над головой стулом и обрушил его на стекло. Словно витрина от удара булыжника, пущенного рукой уличного хулигана, лицевая стенка куба брызнула водопадом крошечных осколков, осыпалась внутрь, россыпью алмазов окатила пол. Стекло было закаленным, с расчетом на то, чтобы не причинить вреда пленнику в таком, как сейчас, случае. Неровные, размером с крупный горох, безопасные стеклянные крошки скатывались по вздувающимся в волнении бокам туши.

Иррат чуть помедлил, оценивая масштабы содеянного. Чудовище осторожно распрямило щупальца, втянуло в себя смертельно опасный воздух комнаты.

— Послушный раб, — сказала тварь.

— Я еще не закончил, — прошептал Иррат и шагнул в дыру.

Под ногами все хрустело, рассыпалось на мелкие песчинки. Иррат подошел вплотную к чудовищу и вдруг обеими ногами наступил на распластанные по полу щупальца. Тварь взревела, рванулась прочь. Придавленные щупальца скользнули по осколкам, надрезались, брызнули густой красной жижей.

Иррат ухмыльнулся. Схватив руками взметнувшиеся с пола плети, резко дернул вверх. Комната огласилась истерическими клокочущими воплями бьющейся в конвульсиях твари. Из лопнувшей в нескольких местах маслянистой кожи выплескивались фонтанчики крови.

Внезапный приступ ярости охватил Иррата. от тщательно контролируемого спокойствия не осталось и следа, он обрушил на дергающуюся тварь град сокрушительных ударов. Руки молотили бугристые бока, пальцы рвали извивающиеся плети, скользили по кровавым разводам. Он отдирал кольца, обвивающие ноги, неистово вырывал, разметывая вокруг себя брызги. Подошвы топтали, используя троекратный вес, превращали все в жидкое месиво.

Иррат больше не управлял собой. Мышцы сокращались сами по себе, глаза застилал пузырящийся туман, пот стекал ручьями, попадал в рот, щипал глаза, срывался мутными каплями с плоского широкого носа. Уши закладывало от предсмертных воплей агонизирующего монстра. Постепенно звуки превратились в булькающий хрип, затем он стих. Комнату заполняло только чавканье, хлюпанье под ногами, отрывистое сиплое дыхание пришельца.

Распахнулась от могучего рывка дверь. Показалось запыхавшееся взволнованное лицо, замерло на секунду неподвижно.