Триумфальная арка - Эрих Ремарк

Равик поднял глаза. Руки больше не дрожали и не потели под резиновыми перчатками, которые он сменил уже дважды.

Вебер стоял напротив.

– Если хотите, Равик, вызовем Марто. Он сможет тут быть через пятнадцать минут. Пусть оперирует он, а вы ассистируйте.

– Не надо. У нас слишком мало времени. Да я и не смог бы со стороны смотреть на все это. Уж лучше самому.

Равик глубоко вздохнул. Теперь он успокоился и начал работать. Белая кожа. Кожа, как всякая другая, сказал он себе. Кожа Жоан. Кожа, как всякая другая.

Кровь. Кровь Жоан. Кровь, как всякая другая. Тампоны. Разорванная мышца. Тампоны. Осторож – но. Дальше. Клочок серебряной парчи. Нитки. Дальше. Пулевое отверстие. Осколок. Дальше. Канал он ведет… он ведет к…

Равик почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Он медленно выпрямился.

– Посмотрите… Седьмой позвонок…

Вебер склонился над раной.

– Плохо дело.

– Более того. Безнадежно. Ничто уже не поможет…

Равик посмотрел на свои руки. На пальцы в резиновых перчатках; Сильные руки, хорошие руки; тысячи раз они резали и сшивали разорванное тело; им гораздо больше везло, чем не везло, а в иных случаях они просто творили чудеса, выигрывали в почти безнадежном положении… Но теперь, теперь, когда все зависело только от них, они были совершенно бессильны.

Он ничего не мог сделать. Да кто бы на его месте смог? Оперировать было бессмысленно. Он стоял и не отрываясь смотрел на алое отверстие. Если вызвать Марто, он скажет то же самое.

– Ничего нельзя сделать? – спросил Вебер.

– Ничего. Всякое вмешательство только ускорит конец. Видите, где застряла пуля? Ее даже нельзя удалить.

– Пульс прерывистый, учащается… Сто тридцать, – сказала Эжени из-за экрана.

Края раны приняли сероватый оттенок, словно их уже коснулась смерть. Равик держал в руке шприц с кофеином.

– Корамин! Быстро! Прекратить наркоз! – Он сделал второй укол. – Ну как, лучше?

– Без изменений.

Кровь все еще отливала свинцовым блеском.

– Подготовьте шприц с адреналином и кислородный аппарат!

Кровь потемнела. Казалось, это плывущие в небе облака отбрасывают тень. Казалось, просто кто-то подошел к окну и задернул занавески.

– Кровь, – в отчаянии произнес Равик. – Надо сделать переливание крови. Но я не знаю, какая у нее группа.

Аппарат снова заработал.

– Ну, что? Как пульс?

– Падает. Сто двадцать. Очень слабого наполнения.

Жизнь возвращалась.

– А теперь? Лучше?

– То же самое.

Он немного выждал.

– А теперь?

– Лучше. Ровнее.

Тени исчезли. Края раны заалели. Кровь снова стала кровью. Она все еще была кровью. Аппарат работал.

– Веки дрогнули, – сказала Эжени.

– Не важно. Теперь она может проснуться.

Равик сделал перевязку.

– Пульс?

– Ровный.

– Да, – сказал Вебер. – Еще бы минута…

Равик почувствовал, что его веки стали тяжелыми. Это был нот. Крупные капли пота. Он выпрямился. Аппарат гудел.

– Пусть еще поработает. Не выключайте.

Он обошел вокруг стола и остановился. Он ни о чем не думал. Только глядел на аппарат и на лицо Жоан. Оно слегка дернулось. Жизнь еще теплилась в нем.

– Шок, – сказал он Веберу. – Вот проба крови. Надо сделать анализ. Где можно получить кровь?

– В американском госпитале.

– Хорошо. Надо попытаться. Правда, в конечном счете это ничего не даст. Только ненадолго оттянет развязку. – Он посмотрел на аппарат. – Мы должны известить полицию?

– Да, – сказал Вебер. – Следовало бы. Но Тогда немедленно явятся чиновники и начнут вас допрашивать. Ведь вы же не хотите этого?

– Разумеется.

– Тогда отложим до завтра.

– Можно выключить, Эжени, – сказал Равик.

Виски Жоан снова порозовели. Пульс бился ровно, слабо и четко.

– Отвезите ее в палату. Я останусь в клинике.

Она пошевелилась. Вернее – одна ее рука. Правая рука шевельнулась. Левая была недвижима.

– Равик, – позвала Жоан.

– Да…

– Ты оперировал меня?

– Нет, Жоан. Операции не потребовалось. Мы только прочистили рану.

– Ты останешься здесь?

– Останусь…

Она закрыла глаза и снова уснула. Равик подошел к двери.

– Принесите мне кофе, – сказал он сестре.

– Кофе с булочками?

– Нет; Только кофе.

Он вернулся в палату и открыл окно. Над городом стояло чистое, сверкающее утро. Чирикали воробьи. Равик сел на подоконник и закурил.

Сестра принесла кофе. Равик поставил чашку подле себя на подоконник. Он пил кофе, курил и смотрел в окно. Потом оглянулся. Комната показалась ему темной. Он слез с подоконника и посмотрел на Жоан. Ее лицо было чисто вымыто и очень бледно. Обескровленные губы почти не выделялись.

Равик взял поднос с кофейником и чашкой, вынес в коридор и поставил на столик. В коридоре пахло мастикой и гноем. Сестра пронесла ведро с использованными бинтами. Где-то гудел пылесос.

Жоан беспокойно задвигалась. Сейчас проснется. Проснется и почувствует боль. Боль усилится. Жоан может прожить еще несколько часов или несколько дней. Тогда боль усилится настолько, что никакие уколы уже не помогут.

Равик пошел за шприцем и ампулами. Когда он вернулся, Жоан открыла глаза. Он взглянул на нее.

– Голова болит, – пробормотала она. Он ждал. Она пыталась повернуть голову. Казалось, века ее отяжелели, и ей стоило большого труда поднять на него глаза.

– Я как свинцом налита… – Взгляд ее прояснился. – Невыносимо…

Он сделал ей укол.

– Сейчас тебе станет легче…

– Раньше не было так больно… – Она чуть повернула голову. – Равик, – прошептала она. – Я не хочу мучиться. Я… Обещай мне, что я не буду страдать… Моя бабушка… Я видела ее… Я так не хочу… Ей ничто не помогло… Обещай мне…

– Обещаю, Жоан. Тебе не будет больно. Почти совсем…

Она стиснула зубы.

– Это скоро подействует?

– Да… скоро. Через несколько минут.

– А что… что у меня с рукой?..

– Ничего… Ты еще не можешь ею двигать. Но это пройдет.

Она попыталась подтянуть ногу. Нога не двигалась.

– То же самое, Жоан. Не беспокойся. Все пройдет.

Она слегка повернула голову.

– А я было собралась… начать жить по-новому…

Равик промолчал. Что он мог ей сказать? Возможно, это была правда. Да и кому, собственно, не хочется начать жить по-новому?

Она опять беспокойно повела головой в сторону. Монотонный, измученный голос.

– Хорошо… что ты пришел… Что бы со мной стало без тебя?

– Ты только не волнуйся, Жоан.

Без меня было бы то же самое, безнадежно подумал он. То же самое. Любой коновал справился бы не хуже меня. Любой коновал. Единственный раз, когда мне так необходимы мой опыт и мое умение, все оказалось бесполезным. Самый зауряд – ный эскулап смог бы сделать то, что делаю я. Все напрасно…

К полудню она все поняла. Он ничего не сказал ей, но она вдруг поняла все сама.

– Я не хочу стать калекой, Равик… Что с моими ногами? Они обе уже не…

– Ничего страшного. Когда встанешь, будешь ходить, как всегда.

– Когда я… встану… Зачем ты лжешь? Не надо…

– Я не лгу, Жоан.

– Лжешь… ты обязан лгать… Только не давай мне залеживаться… если мне не осталось ничего… кроме боли. Обещай…

– Обещаю.

– Если станет слишком больно, дашь мне что-нибудь. Моя бабушка… лежала пять дней… и все время кричала. Я не хочу этого, Равик.

– Хорошо, Жоан. Тебе совсем не будет больно.

– Когда станет слишком больно, дай мне достаточную дозу. Достаточную для того, чтобы… все сразу кончилось… Ты должен это сделать… даже если я не захочу или потеряю сознание… Это мое последнее желание. Что бы я ни сказала потом… Обещай мне.

– Обещаю. Но в этом не будет необходимости. Выражение испуга в ее глазах исчезло. Она как-то сразу успокоилась.

– Ты вправе так поступить, Равик, – прошептала она. – Ведь без тебя… я бы уже вообще не жила..

– Не говори глупостей!

– Нет… Помнишь… когда ты в первый раз встретил меня… я не знала, куда податься… Я хотела наложить на себя руки… Последний год моей жизни подарил мне ты. Это твой подарок. – Она медленно повернула к нему голову. – Почему я не осталась с тобой?..

– Виноват во всем я, Жоан.

– Нет. Сама не знаю… в чем дело… За окном стоял золотой полдень. Портьеры были задернуты, но сквозь боковые щели проникал свет. Жоан лежала в тяжелой полудреме, вызванной наркотиком. От нее мало что осталось. Словно волки изгрызли ее. Казалось, тело совсем истаяло и уже не может сопротивляться. Она то проваливалась в забытье, то снова обретала ясность мысли. Боли усилились. Она застонала. Равик сделал ей еще один укол.

– Голова… – пробормотала она. – Страшно болит голова..

Через несколько минут она опять заговорила.

– Свет… слишком много света… слепит глаза… Равик подошел к окну, опустил штору и плотно затянул портьеры. В комнате стало совсем темно.

Он сел у изголовья кровати.