Откройте небо (Сборник) - Роберт Силверберг

Я поблагодарил его и отправился вниз по линии.

В Аргирокастро шестнадцатого века я стал расспрашивать о семье Маркезинисов. Мое византийское облачение послужило поводом для довольно подозрительных взглядов в мою сторону, но византийские золотые, что были при мне, позволили получить всю необходимую информацию. Один визант – и мне показали место, где расположено имение Маркезинисов. Еще два византа и меня познакомили со старшим надсмотрщиком виноградника Маркезинисов.

Пять византов – это уж слишком! – И я отщипываю ягоды от гроздей винограда в гостиной Григория Маркезиниса, главы клана.

Это был представительный мужчина средних лет с окладистой седой бородой и жгучими глазами, суровый, но гостеприимный. Пока мы с ним разговаривали, к нам то и дело тихонько подходили его дочери, подливали вина в чаши, приносили еще виноград, холодную баранину, подносы с рисом.

Их было трое, им было, по всей вероятности, тринадцать, пятнадцать и семнадцать лет. Я старался по возможности не поглядывать в их сторону, зная ревнивый нрав предводителей горцев.

Все они были красавицами: оливковая кожа, темные глаза, высокая грудь, полные губы. Они вполне могли бы сойти за сестер моей лучезарной бабушки Катины Пассилидис. Я уверен, точно так же выглядела в девичестве и моя мать Диана. Очень уж могучими были фамильные гены.

Одна из этих девушек была моею «прапра» много раз прабабушкой. А Григорий Маркезинис был еще на одно «пра» больше моим многократно «пра» дедушкой.

Я представился, как состоятельный молодой киприот византийского происхождения, который путешествует по миру в поисках удовольствий и приключений. Григорий, чей язык был слегка загрязнен албанскими словами, очевидно, раньше никогда не встречался с киприотами, поскольку воспринимал мое произношение как подлинно греческое.

– И где же вам довелось побывать? – поинтересовался он.

– О, – ответил я, – в Сирии и Египте, Ливии и Риме, Париже и Лиссабоне. И еще я присутствовал на коронации Генриха Восьмого в Лондоне, после чего посетил Прагу и Вену. А теперь возвращаюсь снова на Восток, в подвластные туркам места, и решительно настроен, несмотря на весь сопряженный с этим риск, навестить могилы своих предков в Константинополе.

Он поднял бровь при упоминании о предках. Быстро отрезав большой ломоть баранины своим кинжалом, он спросил у меня:

– Ваша семья занимала высокое положение в былые дни?

– Я родом из Дукасов.

– Дукасов?

– Дукасов, – мягко повторил я.

– Я сам тоже из рода Дукасов.

– Неужели?

– Вне всякого сомнения!

– Дукасы в Эпире? Как такое могло приключиться? – вскричал я.

– Мы прибыли сюда вместе с Комнинами, после того, как латинские свиньи овладели Константинополем.

– Ого!

– Вне всякого сомнения!

Он потребовал еще вина, самого лучшего в доме. Когда появились его дочери, он вскочил, пританцовывая, и начал кричать:

– Родственник! Родственник! Незнакомец оказался родственником!

Поприветствуйте его надлежащим образом!

Я оказался в тесном окружении дочерей Маркезиниса, они едва не задавили меня своими упругими девичьими грудями и плотными благоухающими телами. Я же целомудренно обнял их, как и подобало давно позабытому дальнему родственнику.

Над кружками тягучего, очень старого вина мы стали обсуждать свою родословную. Я сделал первый шаг, выхватив наугад одного из Дукасов, – Федора, – и сообщил, что он спасся бегством на Кипр после разгрома Константинополя в 1204 году и стал основателем нашей ветви. Маркезинис никоим образом не мог опровергнуть данное утверждение и поэтому принял его на веру. Я развернул перед ним длинный перечень представителей нашей ветви рода Дукасов, заполнивших родословную между мною и этим легендарным Федором, прибегая к широко распространенным византийским именам. Когда я закончил свой рассказ, то сразу же спросил:

– А вы, Григорий?

Пользуясь своим ножом для того, чтобы нацарапать на поверхности стола причудливые изгибы генеалогического ствола в наиболее трудных местах, Маркезинис проследил свое происхождение вплоть до Николая Маркезиниса, жившего в конце четырнадцатого столетия и женившегося на старшей дочери Мануила Дукаса из Аргирокастро, добавив, что у этого Дукаса были только дочери и поэтому данная ветвь Дукасов на нем и оборвалась. От Мануила Маркезинис стал неторопливо прослеживать род Дукасов до самого изгнания их из Византии в результате Четвертого Крестового Похода. Того Дукаса, от которого он вел свое происхождение и который бежал в Албанию, звали как он сказал, Симеоном.

При упоминании этого имени все мои гены прямо-таки взбунтовались в отчаяньи.

– Симеоном? – переспросил я. – Вы имеете в виду Симеона Дукаса высокого или того, другого?

– Разве их было два? Откуда вам это известно?

С раскрасневшимися щеками я пустился в импровизацию.

– Я должен вам признаться, я ревниво изучаю родословную всего нашего рода Дукасов. В эти места за Комнинами последовали два Симеона Дукаса, Симеон высокий и еще один, скорее всего, ростом пониже.

– Мне лично об этом ничего неизвестно, – сказал Маркезинис. – Мне еще в детстве поведали, что предка моего звали Симеоном, а отцом его был Никифор, чей дворец стоял невдалеке от церкви Святой Феодосии на берегу залива Золотой Рог. Венецианцы сожгли дворец Никифора, когда овладели городом в 1204 году. А отцом Никифора… – тут он задумался, тряхнул нерешительно головой и произнес печально. – Я не помню имени отца Никифора. Да, я позабыл имя отца Никифора. Звали его Львом? Михаилом?

Василием? Забыл. Слишком сильно, по-видимому, ударило мне в голову вино.

– Ну, это не имеет такого уж большого значения, – поспешил успокоить его я. С родословной, прослеженной до самого Константинополя, я уже не предвидел особых трудностей на своем пути.

– Роман? Иоанн? Исаак? Так и крутится у меня в голове, но и без него в моей голове так много имен… так много имен…

Все еще бормоча себе под нос различные имена, он прямо за столом и уснул.

Одна из его темноглазых дочерей провела меня в отведенную для меня спальню. Теперь можно было шунтироваться, ведь я разузнал все, ради чего сюда прибыл. Но мне показалось верхом непочтительности исчезнуть, словно воришка, и поэтому я предпочел провести эту ночь под крышей своего многократно «прапра» дедушки. Я разделся, задул свечу и лег на кровать.

Я еще не успел заснуть, как под одеялом у меня оказалось теплое податливое девичье тело.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});