Набег - О. Григорьева

— Ты можешь узнать худшее о своих родичах.

Марго понимала. Ее тело ныло, голова казалась невероятно тяжелой, но она улыбнулась.

— Я вернусь в монастырь, — повторила она. Покосилась на викинга, дотронулась рукой до своей груди. — Теперь мне нечего бояться. Мой Бог всегда будет со мной. И мне всегда будет, кого любить…

11. Рассвет

Отец Шулиги вовсе не был кнезом, как хвасталась ободритка, но в землях меж рекой и морем его уважали, как кнеза. Старый Ист сделал в своей жизни все, что мог сделать здоровый, крепкий, полный сил мужчина. Он имел трех жен, семерых детей, из которых трое были мальчиками, двух внуков — тоже мальчиков, большой дом, двух коров, овец, несколько лошадей, надел пахотной земли, в пять сотен шагов шириной и восемь длиной, и много рабов. Его вторая жена ткала самые красивые узоры на всем побережье, его сыновья умели работать и защищать свою землю, а самый старший женился на женщине из данов и обосновался в пограничных землях, получив за женой хорошую усадьбу на берегу озера. Две дочери Иста вышли замуж за богатых людей, и рыжая Сата тоже готовилась к свадьбе. Старший сын Иста сговорил ее своему соседу, могущественному бонду из данов. Бонд дважды приезжал к Исту, смотрел на будущую жену, оговаривал ее приданое. Он показался Исту достойным человеком — вдумчивым, рассудительным, хозяйственным. Он должен был стать Сате хорошим мужем…

Из всех детей Иста не повезло только Шулиге. Мать Шулиги, тихая, маленькая женщина с сухоньким лицом и седыми волосами, узнав о судьбе дочери, слегла. Гюда взялась присматривать за ней — подносила питье, меняла влажную тряпицу на горячем лбу, кормила, чуть ли не насильно всовывая ложку меж сомкнутых губ женщины.

В деревне ободритов княжна осмелела, Айша стала замечать в ней все больше прежней Гюды — заносчивой, властной, упрямой. Средний сын Иста заглядывался на похорошевшую княжну, норовил лишний раз перекинуться с ней словечком. Та улыбалась, краснела. Вряд ли сын Иста нравился ей, но внимание льстило. Рыжая Сата тоже прилипла к княжне — ходила за ней тенью, донимала разговорами о близящейся свадьбе. К Айше девчонка относилась с опаской. А берсерком откровенно восхищалась.

Хареку в доме Шулиги было хорошо. Его руки тосковали по веслу и мечу, ему не хватало запаха крови, шума веселых пирушек и плеска волн под днищем надежного драккара, но он нашел иные утехи. Несколько раз Айша видела, как Харек уходил в лес за деревню, а за ним гуськом топала ватага деревенских парней. Все — с палками в руках. Возвращались они под вечер — разгоряченные, вполголоса обсуждающие какие-то «удары и выпады». Потирали ушибленные места, прощаясь, на воинский манер хлопали друг друга по плечам, проскальзывали в темноте серыми тенями, скрывались в притихших после дневных трудов избах. Однажды Айша заметила среди них Гурта. В тот вечер Гурт исчез вместе с берсерком и вернулся уже к закату. На его лбу красовался синяк, на щеках виднелись следы пота, штаны были темными от грязи.

— Откуда? — заметив синяк, поинтересовалась Айша.

— Упал, расшибся, — радостно поведал Гурт и отправился на двор умываться.

Сам Харек появился к полуночи. Довольно насвистывая, вошел во двор и наткнулся на сидящую у ворот Айшу. Заметив берсерка, болотница встала.

— Что высиживаешь? — поинтересовался Харек. Ухмыльнулся: — Иди спать. Скоро большой праздник.

Он имел в виду свадьбу Саты. Вся деревня готовилась к прибытию гостей: шили наряды, выменивали у проходящих мимо торговцев новые украшения — фибулы, бусы, нашейные ожерелья и браслеты. Уже прибыли два корабля лютичей [78] — светлые, ясеневые, с длинными парусами, похожими на крылья чаек. Лютичи обосновались в гостевом доме. По вечерам вокруг дома, словно мошка вокруг огня, вертелись деревенские девки. Хихикали, облепив завалинки и поглядывая на рослых румяных лютичей.

— Не спится мне нынче, — откликнулась Айша. — Жду чего-то. А чего — не знаю…

Харек неожиданно увидел, как она изменилась. Больше не было темных кругов под глазами, печально опущенных уголков губ, усталости во взгляде. Она казалась совсем юной, как в то лето, когда он впервые увидел ее. Тогда еще был жив Белоголовый Орм… Многие были живы…

В доме что-то громыхнуло. В проеме распахнувшейся двери появилась Гюда в длинной нижней рубахе. В руках она несла плоскую миску с лечебным варевом. Косо глянув на замерших у ворот Айшу и Харека, протопала босыми ногами за угол дома. Выплеснула что-то из миски в траву за домом, зашлепала обратно. Дверь за ней захлопнулась.

— Знаешь, она становится прежней, — глядя вслед княжне, сказала Айша. Откинула со лба прядь волос. — Я видела одежду, которую она приготовила к празднику. Это одежда дочери князя.

— А что приготовила ты?

— Ничего. Я сама изменилась. Внутри меня что-то изменилось. Раньше я жила Бьерном и своим даром — все было понятно, а теперь живу, будто по первому льду перехожу через глубокую реку. Иду, щупаю ногой, делаю шаг и стою, слушаю — не треснет ли, не провалится…

— Нравится?

— Нравилось бы, если б я шла к Бьерну. А так - не знаю, просто странно…

Дверь избы опять скрипнула, из щели выглянуло сонное лицо Гурта. На его лбу вздулся большой шишак. Парень протер глаза рукой, заметил Айшу и Харека, вылез из-за двери, — сонный, мягкий, доверчивый, как щенок.

— Вы чего тут колобродите? — пробормотал он, озираясь. Зевнул, прикрыл зевок рукой: — Отец сказал, завтра с утра пойдем на берег, будем палить костры, одаривать богов. А вы что, собрались куда?

— Нет, — успокоил его Харек.

— А-а-а, — пробурчал Гурт, почесал пятерней затылок, исчез за дверью.

Харек обнял Айшу за плечи, притянул к себе, встряхнул:

— Ступай спать.

— Да надо бы, — неуверенно сказала Айша.

Утром ее разбудила Мокея — вторая жена Иста. Потрясла за плечо:

— Подымайся…

В доме уже шуршали одеждами остальные женщины. Переговаривались вполголоса, расчесывались, заворачивали в узелки свои дары богам. Пахло репной кашей, дымом и мятой. Айша слезла с лавки, подвинулась, уступая путь Гюде. Им с княжной приходилось делить лавку на двоих. Айшу такое соседство не беспокоило.

Гюда спустила на пол ноги, пошевелила босыми пальцами, зевнула. Хрипло, со сна, спросила:

— Не рано ли?

Нашарила на постели нарядную накидку, принялась натягивать, расправлять складки. Пока она крепила края накидки узорными фибулами и убирала волосы, Айша оделась и вышла на двор.

По земле полз белый туман, обнимал ноги сыростью. Было совсем тихо, только из-за небольшого леска на холме, что прикрывал деревню от моря, доносился стук топоров — мужики рубили ветки для костра.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});