МИСТИКА СС - Андрей Васильченко

В Третьем рейхе «Черное солнце» появилось благодаря Карлу Виллигуту. Эмиль Рюдигер и Рудольф Мунд, самые преданные ученики Вайстора, трактовали этот символ как выражение «первосолнца», которое 230 тысяч лет назад освещало Северный полюс и находившуюся там Гиперборею. Именно лучи «Черного солнца» придали нордической расе особые способности. В качества иллюстрации они приводили выдержки из Гомера, который упоминал «гиперион», и германскую мнфологию, которая упоминала бога молний Фарбаутра. Со временем небесное тело, именуемое «Черным солнцем», потеряло свою силу и стало невидимым. Узреть его в состоянии лишь особо духовные личности, но даже им для этого необходимо прибегать к особым ритуальным практикам (медитации, массажу зобной железы и т. д,). Случайные люди, увидевшие «Черное солнце», становились безумцами. Мы помним, какую роль Виллигут играл при дворе рейхсфюрера СС. Но до сих пор неизвестно, воспринял ли Гиммлер идеи относительно «Черного солнца». Действительно, оно стало центральным символом Вевельсбурга. Но не исключено, что там оно играла исключительно декоративную роль, подобно тому, как во времена Меровингов такое же значение имели витражи, на которых были изображены схожие символы. Не исключено, что колесо с двенадцатью рунами-спицами было всего лишь отражением идеи движения Солнца и звезд.

Вновь «Черное солнце» всплыло в 50-е годы в Вене. Именно там бывшие эсэсовцы и ученики Виллигута Рудофльф Мунд и Вильгельм Ландиг решили рассказать подрастающему поколению немецких оккультистов о специфической идеологии СС. Рудольф Мунд рассказывает (впервые!) в своих статьях о Карле Марии Виллигуте и Йорге Ланце фон Либенфельсе. Почти сразу же после этого он пишет небольшую рабату, посвященную мифу о «Черном солнце». Ландиг помещает «Черное солнце» в центр своей монументальной трилогии. Она состояла из следующих романов: «Идолы против Туле» (1971), «Время волка в Туле» (1980), «Мятежники из Туле» (1991). В этих книгах, которые должны были воодушевлять молодую националистически настроенную публику, он излагал мифологические воззрения руководства СС. Самое «Черное солнце» он описывал как исходный пункт всего арийского, первоисточник арийского духа, тайный символ Туле, луч величия и светлый источник мудрости.

Основное значение «Черного солнца», по мнению Ландига, было в свое время вытеснено из германской души еврейско-христианской религией. Оно же на самом деле состояло в «древних знаниях» о «рождении нордической души из света звезды» и пришествии германцев из далекой «полуночной горы», где когда-то восседал Люцифер. Последний, в духе Отто Рана, провозглашался светлым подателем, который был низринут в вечную темноту ада. В итоге вся мировая история являла собой неутихающую борьбу между «Туле» и «Иудой». Германская и еврейская религиозность находились на различных полюсах. В ходе этого противостояния «Черное солнце» превратилось в символ нордического сопротивления. В германской религиозности отдельный человек продвигается вперед к богу, дабы погрузиться в божественное бытие. В еврейской традиции существует «персонифицированный бог», который снизошел к одному племени, ставшему избранным.

По мнению Ландига, дольмены и каменные круги, находящиеся в Передней Азии, указывали на то, что в свое время этот регион был заселен индо-германцами. Однако в 1250 году до нашей эры эти страны были захвачены евреями, которые начали массовые убийства, «санкционированные» их божеством. Ландиг охотно ссылается на Библию, особенно на Ветхий Завет, где в изобилии встречаются указания на массовые расправы, творимые «богоизбранным народом». В трилогии о Туле красной нитью проводится мысль, что самонадеянность и кровожадность евреев стала причиной легитимности» их страданий в XX веке.

Наиболее наглядные иллюстрации Ландиг приводит в связи с войной царя Давида против аммонитян. Акцент на этом моменте далеко не случаен. Процитирую Библию: «Народ же бывший во взятых городах вывели. Клали под пилы, под железные молотилки, под железные топоры и бросали в обжигательные печи» (II Цap. XII, 29,31). То есть Ландиг не больше не меньше создавал историческое оправдание холокоста. Вообще для Ландига весь Ветхий Завет был сплошным доказательством жестокости и кровожадности еврейского народа. Избранность в глазах Яхве, по мнению бывшего эсэсовца, привела к тому, что уже в ветхозаветные времена евреи стали задумываться над мировым господством. В свой трилогии он на многих страницах разоблачал мировой еврейский заговор. Начиная от Ротшильдов и Рокфеллеров и заканчивая ООН, которая должна была создать «мировое правительство». Последнее должно было устранить все этнические различия между людьми, повсеместно ввести генную инженерию и системы компьютерного контроля.

«Черное солнце» на страницах романов Ландига превращалось в символ сопротивления Европы, которая не хотела мириться с еврейско-американским капитализмом и мультикультурными утопиями. В романе «Мятежники из Туле» автор вывел на страницах своего произведения персонаж — харизматического преподавателя, «высокого мужчину с седыми, коротко подстриженными волосами». Перед учениками из класса, объявленного вне закона, этот учитель делает специфические доклады, которые по своему содержанию и структуре очень напоминают исследования, проводимые в недрах «Наследия предков». Он рассказывает им о мегалитах, Атлантиде, древнейшей мифологии. Вместе с тем он требует от «новых мятежников», чтобы те восстали против пустого общества всеобщего благоденствия, в котором господствуют материализм, сила. Вместе с тем он клеймит современное понимание истории, так как ученые специально замалчивают сведения о глубоком германском прошлом. Вполне очевидно, кому адресовал свои романы Ландиг — молодежи, которая должна изыскивать «древние идеалы». И вновь знакомые пассажи. Осознание культуры мегалитов, распространившейся по древней Европе, является ключом к истинному мистическому преображению, постижению тайн Туле, где когда-то, тысячелетия назад жила истинная раса, приближенная к богу. В этих романах немец изображается как мечтатель, которым он всегда и оставался. Только германец в состоянии чувствовать колебания Вселенной. Только германец может рождать метафизические и идеалистические мысли. Современный мир представляется Ландигу холодным, бездушным, разрушающим природу. Этот мир диаметрально противоположен подлинным ценностям доисторического времени. Книги Ландига очень умело использовали страхи тех молодых людей, которые не принимают современного материализма. Не удивительно, что на правой рок-сцене они сразу же стали культовыми.

Похожую гремучую смесь из мифов, антисемитизма и оправдания Третьего рейха мы можем найти и у других писателей, утверждающих, что они посвящены в тайные науки. Но в отличие от Ландига они не скрывают своих намерений, не маскируются — в их работах Гитлер является не просто политическим деятелем, а божественным воплощением». Я говорю о бывшем чилийском дипломате и экзальтированном писателе Мигеле Серрано и француженке, принявшей индуистское имя — Савитри Дэви. В то время как Ландиг не решался провозглашать Гитлера исключительной фигурой, а уж подавно Великим Посвященным, Серрано и Дэви видели в фюрере «аватару». Это словечко было заимствовано из индуизма как символ человеческого воплощения бога Вишну, который возрождался в великих деятелях в смутные времена, как бы спеша человечеству на помощь.

Савитри Дэви «в миру» изначально звали Максимиана Портас. Она родилась в 1905 году в Лионе. Именно первой из всех многочисленных поклонниц Гитлера стала прославлять фюрера и эзотерическом духе. Ее оккультные разработки до сих пор пользуются большой популярностью у неофашистов всего мира. Если верить Николасу Гудрик-Кларку, который написал не только всемирно знаменитую книгу «Оккультные корни нацизма», но и менее известную работу — «Гитлеровская жрица», Савитри Дэви прожила странную жизнь. Уже в раннем детстве у нее наблюдались специфические черты характера. Позже этот зародыш превратился в странное мировоззрение, где каждому историческому и политическому событию находилась своя мистическая трактовка. Уже с юности она питала устойчивое отвращение к идеалам Французской революции (свобода, равенство, братство). Она видела в них искушение и извращение самой человеческой сущности. В школе она не раз наказывалась за неприличные жесты, которые делала перед памятной доской, на которой излагались права человека. В то же время она пылала страстной любовью к животным и не могла видеть их страдания. Для сельской местности Франции забой скота — явление самое что ни на есть обыкновенное. Ее противоречивые взгляды, помноженные на презрение к людям, рано или поздно должны были поставить под сомнение истинность западных гуманистических идей, которые делали основной ценностью бытия человеческую жизнь,