Пылающий камень (ч. 1) - Кейт Эллиот

Беззащитен! У Ивара сжалось сердце. Он вдруг понял, почему так спокойна маркграфиня Джудит. Он понял все так ясно, словно владел запретным искусством прозрения будущего: он понял, что уже произошло и что произойдет на совете дальше. Сестра Росвита была советником короля, и ее мнение все приняли бы во внимание. Почему же ее отослали в Аосту вместе с Теофану?

Теперь все встало на свои места. Хью снова победит.

— Он лжет! — Ивар выступил вперед, и теперь все видели его. — Я был в Хартс-Рест! На самом деле он издевался над Лиат. Он загнал ее в ловушку, украл ее книги, так что она не смогла уплатить долги отца, и все только потому, что хотел обладать ею. Он хотел ее , а не наоборот. Все в Хартс-Рест знали, что он положил на нее глаз, как только впервые увидел.

Хью только пожал плечами.

— Да, книги. Я отобрал их в тщетной попытке спасти ее заблудшую душу. — Он повернулся к епископам. — Разве не является обязанностью служителей божиих отбирать книги о запретных искусствах и отсылать их иерархам? Но Лиат была так молода, откуда же мне было знать, что враг рода человеческого уже так глубоко овладел ее душой? — Лицо Хью изобразило такое искреннее страдание, что даже Ивару стало его жаль. — Вот так, — пробормотал Хью, — наверное, она овладела и принцем Санглантом.

Ивар видел, как при этих словах помрачнел король.

— Иначе почему он отказался от всего, что я ему предложил, и уехал с ней? — тихо проговорил Генрих.

— Но это неправда! — воскликнул Ивар.

— Он тоже влюбился в нее, бедный мальчик, — сочувственно сказал Хью. — Он тоже попал под ее чары.

Но разве Лиат когда-нибудь любила его? Ведь тогда, в Кведлинхейме, она сказала, что единственный человек, которого она любила, умер, и больше она никого не полюбит. А потом, как ни в чем ни бывало, уехала с принцем.

Но как бы он ни ненавидел Лиат за то, что она покинула его, Хью он ненавидел куда больше.

— Я называл ее сестрой, — хрипло произнес Ивар. — И я бы женился на ней, если бы мог, но совсем не потому, что она наложила на меня чары.

— Как тебя зовут, сын мой? — спросила Констанция. Ивар вздрогнул. Джудит смотрела на него не мигая, как змея, готовая к броску. Откуда-то появился Болдуин и теперь делал ему знаки, смысла которых Ивар не понимал — от страха он вообще перестал соображать.

— Я… я — Ивар, сын графа Харла и леди Харлинды из Хартс-Рест.

— Послушник, отравленный ересью, которого я отвожу в монастырь святого Валарика, — громко добавила маркграфиня Джудит.

Констанция подняла руку, приказывая ей замолчать. Епископ проницательно посмотрела на него.

— Тебя не было среди заявленных свидетелей. Что ты знаешь о том, что происходило в Хартс-Рест?

— Я помню, как Лиат и ее отец пришли в Хартс-Рест. Мы с моей молочной сестрой Ханной дружили с Лиат. Сейчас Ханна — «орлица» на службе у принцессы Сапиентии, которая уехала на восток и тоже не может свидетельствовать в пользу Лиат.

— Правда ли, что сказал отец Хью, будто отец девушки был колдуном? Что люди приходили к нему за амулетами и просили колдовать для них?

— Он никому не причинял вреда! Никто о нем слова дурного не скажет!

Ивар проклял свой длинный язык, когда увидел, как епископы и иерархи переглядываются, словно говоря: «Ну вот и доказательства».

Даже добрейший брат Хатто вздохнул и опустился на стул с видом человека, принявшего решение и теперь желающего только одного — чтобы его оставили в покое.

— Ее отец был колдуном, отвернувшимся от церкви, — произнесла Констанция. Потом нахмурилась. — Хотя, возможно, он и не хотел никому причинить вред.

— Бернард был хорошим человеком, даже если и сбился с пути истинного, — заметил Хью. — Он слишком любил свою дочь, поэтому и стал учить ее. Но бремя подобных знаний оказалось слишком тяжелым для такой молодой девушки. Возможно, первый шаг по этой стезе она сделала, руководствуясь самыми благими намерениями. — Хью закрыл лицо руками и сделал вид, что плачет, искренне скорбя об участи Лиат.

Король вернулся к трону и сел.

— Сестры и братья, — обратилась к совету Констанция, — есть ли у вас какие-нибудь вопросы или пора приступить к обсуждению?

Вопросов не было.

— Мы будем молиться, — сказала Констанция. — Оставьте нас. Выйдите все из зала. Мы объявим о решении, когда Господь продиктует его нам.

К Ивару тотчас подскочили два солдата Джудит, схватили его под руки и уволокли из зала в комнаты маркграфини.

Джудит стремительно подошла к нему и ударила. От неожиданности Ивар не удержался на ногах и отлетел сторону, и тотчас по знаку маркграфини ее солдаты принялись избивать его. Его били ногами в живот, по голове, наступали на руки, и вскоре он мог только кричать от боли и молить о пощаде.

Через некоторое время Джудит приказала остановить избиение.

— Как ты осмелился выступить на совете? Ты ел хлеб за моим столом и путешествовал с моей свитой — как ты посмел говорить что-то против меня и моего сына? — Она в ярости пнула лежащего юношу.

— Матушка. — Хью опустился рядом с Иваром. — Бедняга ничего не мог поделать против чар. Я вижу колдовство вокруг него.

— Я больше не желаю о тебе слышать! Иди и молись униженно и смиренно, это единственное, на что ты годен!

Ивар не двинулся с места.

— Ему крепко досталось. Этого урока он не забудет.

— Замолчи! Я до смерти устала от твоего занудства, Хью. Я не сомневаюсь, что девчонка опутала тебя колдовскими чарами, однако вряд ли я забуду происшествие в Цайтенбурге. Но ты — мой сын, и я буду защищать тебя, пока ты покорен моей воле. Я сильно сомневаюсь, что Господь будет иметь отношение к суду, зато совершенно точно знаю, что король ненавидит девчонку за то, что она увела у него Сангланта, к тому же Генриху нужна моя поддержка. А совет знает, откуда ветер дует, и решит то, что король сочтет нужным.

— Значит, они осудят Лиат, только чтобы угодить королю? — прошептал Ивар.

— Отнесите его на конюшню, — с отвращением приказала Джудит.

Ивара уволокли прочь, сам он идти не мог. Его тащили, не заботясь о том, что его голова то и дело ударяется об углы и стены. Солдаты швырнули юношу на солому и заперли массивную дверь в конюшню. Там он и лежал до самого вечера.

Ивар очнулся оттого, что ему страшно хотелось пить. Все лицо опухло, глаза почти ничего не видели, возможно потому, что уже стемнело. Душевные терзания были сильнее страданий тела. Ну почему Лиат оставила его?

Он не должен думать о ней. Надо помнить о молитвах леди Таллии, ведь она — единственная, что у него осталось. Другие не видят правды, потому что слепы. Такова судьба, уготованная прозревшим, — умирать за правду. Только страдания могут привести к спасению.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});