Академия. Классическая трилогия - Айзек Азимов

Улыбнувшись и помахав рукой на прощание, Торан отправился в сторону фермы.

Как только он исчез из виду, Байта пошла в кухню, но, дойдя до двери, вернулась и пошла в сторону колоннады, ведущей к лифту, и спустилась в книгохранилище.

Эблинг Мис был там. Он прильнул к окуляру проектора как приклеенный. Рядом с ним сидел Магнифико, скрючившись на стуле, — сплошные локти и коленки. Венчал это коленчатое сооружение его знаменитый нос.

Байта шепотом окликнула его:

— Магнифико!

Паяц вскочил.

— Моя госпожа… — хрипло прошептал он.

— Магнифико, — ласково сказала Байта, — Торан ушел на ферму, а я кое о чем забыла его попросить. Будь хорошим мальчиком, отнеси ему записку, ладно? Я сейчас напишу.

— С радостью, моя госпожа! Я всегда так счастлив, когда могу оказать вам хоть небольшую услугу.

Байта и Эблинг Мис остались наедине. Байта твердо положила ладонь на плечо старого психолога.

— Эблинг…

Психолог вздрогнул и вскрикнул:

— Что? А, это ты, Байта? — проговорил он, часто моргая. — А где Магнифико?

— Я послала его по делу. Мне нужно поговорить с вами наедине. — В голосе ее звучала твердая настойчивость. — Я хочу поговорить с вами, Эблинг.

Психолог порывался вернуться к прерванному занятию, но рука Байты крепко сжимала его плечо. Господи, как же он исхудал. Пышнотелый старый задира истаял сак свечка за время их пребывания на Тренторе. Лицо его пожелтело, щеки обвисли, обросли щетиной трехдневной давности.

Байта спросила:

— А Магнифико вам не мешает, Эблинг? Он здесь торчит дни и ночи напролет.

— Нет, нет, нет! Совсем не мешает. Он сидит тихо, и совсем меня не беспокоит. Иногда приносит или уносит фильмокопии. Порой угадывает, что мне нужно, даже не спрашивая меня. Пусть он приходит.

— Хорошо… но, Эблинг, он вас не удивляет? Вы слышите меня, Эблинг? Он не удивляет вас?

Она придвинула стул и села поближе к ученому, чтобы прочесть ответ в его глазах. Эблинг Мис покачал головой.

— Нет. О чем ты?

— Вот о чем. И вы, и полковник Притчер говорили, что Мул может управлять человеческими эмоциями. Но вы в этом твердо уверены? Разве сам Магнифико не исключение из этого правила?

Ответа не последовало. Байта продолжала упорные попытки разговорить психолога.

— Что с вами происходит, Эблинг? Магнифико был шутом Мула. Почему же тот не запрограммировал его на любовь и преданность? Почему же он — единственный из всех, кто общался с Мулом — так ненавидит его?

— Но… но… нет, конечно, он тоже был обработан. Конечно, был, Бай!

Казалось, Эблинг сам себя старается убедить в том, что говорит.

— Ты что же, думаешь, что своего шута Мулу нужно было обрабатывать в том же духе, что и своих генералов? От последних ему нужна была только преданность и лояльность, а от шута ему был нужен только страх, разве тебе не приходило в голову, что постоянный страх Магнифико перед Мулом патологичен по природе. Разве естественно для нормального человека все время пребывать в таком состоянии? Это нелепо, комично. И, видимо, для Мула это было действительно смешно, но это ему было нужно для того чтобы потом извлечь известную пользу из этого страха.

— Вы хотите сказать, что то, что говорит Магнифико о Муле, — неправда?

— Нет, он не лжет. Просто — так задумано. Чтобы повести по ложному следу. Ведь Мул — не сверхчеловек в плане физической силы, как думает Магнифико. За исключением своих фантастических психических способностей, он совершенно обычный человек. Но ему нравилось, ему было нужно казаться суперменом в глазах несчастного Магнифико.

Психолог пожал плечами.

— Вообще, все это не имеет теперь никакого значения.

— А что же имеет значение?

Но Мис высвободился и вернулся к проектору.

— Так что же имеет значение? — упорно повторяла Байта. — Вторая Академия?

Психолог неохотно глянул на нее.

— Я разве что-нибудь об этом говорил? По-моему, ничего не говорил. Я еще не готов. Что я вам говорил?

— Ничего, — резко ответила Байта. — О, Господи, ничего вы мне не говорили, но лучше бы сказали хоть что-нибудь, потому что Я… я так устала! Когда же это кончится!

Эблинга Миса тронул ее голос. Он погладил ее руку и тихо сказал:

— Ну, что ты, милая моя, я вовсе не хотел тебя расстраивать. Я теперь все на свете забываю. Забываю даже, кто мои друзья. Порой мне кажется, что я вообще никому об этом не должен говорить. Это нужно держать в тайне — от Мула, конечно, не от тебя, милая моя девочка. Прости меня.

Он вяло потрепал ее по плечу. Она спросила:

— И все-таки что же насчет Второй Академии?

Эблинг Мис инстинктивно перешел на шепот:

— Ты просто не представляешь себе, насколько старательно Гэри Селдон заметал следы! Все материалы Симпозиума еще месяц назад казались мне бессмысленной галиматьей. Пока меня внезапно не осенило. Но даже сейчас мне кажется… Дело в том, что материалы Симпозиума большей частью не содержат фактической информации, многое в них изложено настолько туманно… Мне не раз приходило в голову, что даже те, кто присутствовал на Симпозиуме, могли не догадываться, что именно Селдон имеет в виду. Иногда я думаю, что вообще он затеял весь этот Симпозиум как грандиозный спектакль и только он сам, один представлял себе структуру…

— Академий?

— Второй Академии! С нашей Академией все было просто. Но Вторая Академия для всех была только названием — не более. О ней упоминается в бумагах, но все разработки относительно нее упрятаны в такие математические дебри… Очень многое мне до сих пор непонятно, но за последнюю неделю отрывочные сведения в сочетании с моими догадками сформировались в более или менее определенную картину…

Академия номер один стала миром физиков. Она была задумана как место концентрации научной мысли умирающей Галактики и была помещена в условия, необходимые для того чтобы впоследствии дать науке новую жизнь. Психологи в состав поселения включены не были. Обычно это объясняют тем, что психоистория Селдона как раз и рассчитана на то, что ее законы выполняются более точно при отсутствии индивидуальной инициативы, когда люди не ведают, что творят, не догадываются о будущем, поэтому реагируют на создавшиеся ситуации естественно. Понимаешь, о чем я говорю, дорогая?

— Да, доктор.

— Тогда слушай внимательно. Академия номер два стала миром психологов. Зеркальным отражением нашего мира. Царицей наук там стала не физика, а психология. Понимаешь? — с триумфом победителя спросил он.

— Нет.

— Ну, что ты, Байта, подумай, пораскинь мозгами. Ты же умница! Гэри Селдон знал, что психоистория способна давать прогнозы с большой вероятностью, но не с полной уверенностью. Всегда существовала определенная граница ошибок, и с течением времени протяженность этой границы растет в геометрической прогрессии. Селдон, понимая это, постарался этому противостоять, как мог. Подстраховался, так сказать. Наша Академия развивала науку крайне энергично. Она стала способна победить любую армию, противостоять любым вооружениям, противопоставить силу силе. Но что она могла поделать перед лицом психической атаки предпринятой Мулом?

— Это было предусмотрено как дело для психологов из Второй Академии! — взволнованно воскликнула Байта.

— Да, да, да! Безусловно!

— Но пока они ничего не предприняли!

— Откуда ты знаешь, что не предприняли?

Подумав, Байта согласилась:

— Не знаю. А у вас есть данные, что они что-то делают?

— Нет. Есть многое, о чем я не знаю. Вторая Академия, видимо, как и наша, не сразу стала такой, как есть сейчас. Мы медленно развивались, наращивали силу, вероятно — они тоже, Одному Богу ведомо, какова их сила сейчас. Достаточно ли они сильны, чтобы выступить против Мула? И главное — знают ли они о грозящей опасности? Есть ли у них мудрые руководители?

— Но если они развиваются по Плану Селдона, значит, Мул должен быть разбит Второй Академией!

Похудевшее лицо Миса напряглось в раздумье.

— Ты снова об этом… Видишь ли, я полагаю, что создание и развитие Второй Академии было гораздо более сложной задачей, чем затея с нашей. Вторая должна была быть более сложна по структуре, и не исключено, что процент ошибок в вероятности, связанный с ее развитием, мог оказаться выше. И если Вторая Академия не победит Мула, дело может оказаться плохо. Очень плохо. Смертельно плохо! Это будет означать конец человеческой расы, конец теперешнего человечества.

— Нет!

— Да! А если потомки Мула унаследуют его психическое могущество? Понимаешь? Homo sapiens не выдержит конкуренции. Разовьется новая, доминантная раса — новая аристократия, которая превратит homo sapiens в бессловесных рабов. Разве не так?

— Да, похоже, что так.