И.о. поместного чародея. Книга 2 (СИ) - Заболотская Мария

– Нет, вы не поняли меня, – произнес он, отсмеявшись. – Но вы способны понять, я в этом уверен. Ведь кому, как не вам, знать, что нынешний порядок несправедлив и должен смениться новым? Это знают даже простолюдины, молящиеся сейчас богу, которого в наши края привели эзрингенцы, и только чародеи, умные, влиятельные, расчетливые, ведут себя как дети и пытаются сделать вид, будто нынешний кризис – явление временное. Интриги, к которым они привыкли, не сработают сейчас, но они не желают выходить за рамки, которые сами себе установили! Наше сословие нежизнеспособно в том виде, в котором оно сейчас пребывает, и если вы тот человек, которым я вас считаю, то желание что-то изменить должно жечь ваше сердце.

Еще пару– тройку дней назад крамольные слова испугали бы меня не на шутку. Но теперь в моей душе непрерывно бушевали нестерпимо-болезненные чувства, и одним из самых сильных из них была обида на Артиморуса Авильского, олицетворявшего в моих глазах всю верхушку Лиги Чародеев. Как посмел он унизить меня, подсунув герцогине Арборе в качестве бессловесного предмета торга? Сколько раз меня использовали, не задумываясь о моих чувствах и желаниях, и не ставя меня в известность о своих намерениях? Раньше я попросту хотела держаться подальше от чародейского высшего света, но после всего, что маги со мной сотворили, я не отказалась бы отвесить им ответную пощечину. И оттого слова Аршамбо Верданского не показались мне безумными. Самую малость посомневавшись, я согласно склонила голову, показывая, что желаю выслушать его до конца.

Глава 11, раскрывающая тайную цель магистра Аршамбо, достигнуть которой он не надеялся, пока не повстречал Каррен

– Знаете ли, в чем мы с вами похожи? – продолжил магистр, сверкнув глазами. – О, я имею в виду вовсе не научный склад ума, благодаря которому вы всего за пару лет провели невероятное количество смелых опытов. Мне хотелось бы обратить внимание на то, как оскорбительно слепы чародеи в своей оценке наших способностей. Посмотрите на меня – я безумец, которому лишь из милости дозволили преподавать в Академии, да и то, с условием, что мои уста не произнесут ни слова сверх того, что написано в официально одобренных учебниках. Ваша судьба еще более плачевна – вас используют как бездушный рычаг, воздействуя на ваших родственников, когда того требует ситуация. Никому нет дела до ваших способностей и талантов, не так ли? Если бы вы были слепы, глухи и немы – это только порадовало бы господ чародеев из Лиги, ведь тогда бы вы доставляли им меньше хлопот своим своеволием.

– Да, все так, – прошептала я, вновь окунувшись в неприятные воспоминания.

– Разумеется, ведь я всего лишь повторяю то, что вы мне сами рассказали, – тут же откликнулся магистр Аршамбо. – Вы, должно быть, думаете, что моя увлеченность древней магией – всего лишь способ побега от печальной действительности, обошедшейся со мной почти так же сурово, как и с вами? Что все мои исследования не имеют практической ценности?.. Хотите, я расскажу вам правду о том, почему мне так интересует волшебство минувших лет?

И вновь я кивнула, как зачарованная, позабыв о том, как еще недавно считала подобные речи слишком опасными и для тех, кто их произносит, и для тех, кто им внимает. Ученый, удовлетворенно улыбнувшись, приобрел торжественный вид и произнес:

– Все очень просто: в прошлом ни вы, ни я не оказались бы неудачниками, которыми прочие помыкают, как хотят. Родовитость и врожденная сила не играли тогда столь важную роль в жизни чародея, как сейчас. Признаемся себе честно, госпожа Брогардиус – ни вы, ни я не отличаемся особой силой, да и со связями в высшем свете нам не повезло, и все прочие наши способности из-за этого никчемны, никому до них нет никакого дела! Нам не по зубам сословные предрассудки, и мы обречены быть клерками, выполняющими рутинную работу!

Тут я тихонько вздохнула и подумала, что почла бы за счастье выполнять рутинную работу, навсегда выпав из поля зрения великих и могущественных чародеев, но в Аршамбо, как оказалось, таилась бездна честолюбия, и ею он пытался щедро поделиться со мной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Вспомним имена великих магов прошлого! – магистр увлекся не на шутку и стал говорить так горячо, что я испугалась, не лишится ли он чувств. – Да, Виссноки, Ардауты, Эллобринги – все они были наделены силой сверх меры. Но рядом с ними стоял и Идафорт Рейн, и Куотар, и Леона – маги, по свидетельствам современников, весьма средне одаренные от природы. Однако кто может оспорить утверждение, что Леона Остерих значила для истории магии больше, чем все Виссноки и Ардауты вместе взятые? Она была умна, трудолюбива, настойчива и смотрела в будущее, в то время, как горячие головы, кровь в которых шумела от осознания собственной силы, тратили свое время на междоусобицы и интриги, которым, впрочем, было далеко до нынешних змеиных обычаев... Вы, кстати, напоминаете мне Леону. Именно так я и представлял эту чародейку, когда изучал ее биографию.

Несмотря на то, что это была явная лесть, я невольно зарделась от удовольствия. К несчастью, я всегда плоховато знала историю, и имена, названные Аршамбо, для меня ничего не значили – с таким же успехом он мог их только что придумать, как когда-то сделал магистр Леопольд, убалтывая адептов во время экскурсии – но кому бы не хотелось услышать подобное сравнение? Ученый маг, как мне казалось, не выглядел человеком, склонным к особой хитрости, и я охотно поверила в его искренность.

– Но вернемся к тому историческому периоду, который я считаю Золотым Веком магии, – все говорил и говорил Аршамбо. – Почему же в ту пору у чародеев, подобных вам и мне, был шанс заявить о себе? Все очень просто: тогда имелась третья сила, уравновешивающая отношения между чародеями природной одаренности и чародеями трудолюбивого ума, как я про себя определяю эти две группы. Эльфы! О, эльфов нельзя было впечатлить одной лишь способностью к магии – для них она была столь естественна, как и способность к дыханию или ко сну. Напротив, их благосклонностью всегда пользовались маги, склонные учиться и почтительно перенимать знания высшей расы.

С трудом я удержалась от замечания, вертевшегося на языке: из знакомства с королем Ринеке я вынесла твердое убеждение, что почтительность в общении с ним должна граничить с пресмыканием, а уважение – с раболепием, и если эльфы прошлого имели хоть какое-то сходство с лесным королем, то заслужить их благосклонность одной лишь живостью ума стало бы весьма сложной задачей. Но подвергать сомнению романтизированный образ дружбы между магами прошлых веков и эльфами я не стала, понимая, что вряд ли магистр мне поверит, да и, положа руку на сердце, вряд ли он разочаровался бы в покровительстве эльфов, узнай действительную подоплеку этого явления. Наверняка в его глазах возможность пробиться наверх стоила того.

В остальном же речь Аршамбо находила живой отклик в моей душе, как я уже не раз отмечала к собственному удивлению. Время от времени какая-то часть моего разума пыталась протестовать, но этот слабый голосок легко заглушала все более громкая песнь обиды и жажды мщения, звучавшая в моих ушах. Столько лет я убеждала себя, что мне не изменить устройство этого мира, и на мою долю выпало трусливое бегство от края пропасти, к которому меня пытались оттеснить мои недруги.... Все это время что-то во мне сжималось, как тугая пружина, сильнее и сильнее. Теперь она была готова распрямиться, не заботясь о том, кого ударит и что разрушит.

– И помощь тех, кто способен был в полной мере оценить ум и трудолюбие истинных сынов магической науки, упала золотой монетой на одну из чаш весов, уравновесив их... – теперь слова Аршамбо звучали в моей голове, смешиваясь и подменяя мои собственные мысли. Мне внезапно стало теплее от того, что я сейчас нахожусь рядом с человеком, который сумел рассказать о моих надеждах и обидах лучше, чем это сделала бы я сама. Несправедливость – вот что едва разрушило мою жизнь!..

"Что за громкие слова, Каррен? Разве не считала ты, что лучше держаться подальше от тех, кто выплескивает свою обиду на судьбу в столь высокопарных выражениях?" – промелькнула встревоженная мысль, и я встряхнула головой, пытаясь вернуть себе прежнее состояние ума. Но это оказалось не столь простым делом – пылкость магистра была заразительнее иных хворей; от перенесенной недавно обиды все еще сводило горло, а от чувства вины – ныло сердце, и, ко всему прочему, у той, прежней Каррен может и хватало с избытком здравомыслия, но порядком недоставало веры в будущее. Прежде я бы, выслушав мнение Аршамбо по поводу Золотого Века магии, сбежала от него со всех ног, но теперь меня хватило всего лишь на робкое сомнение.