И приходит ночь - Эллисон Сафт

все, что я могу предложить миру.

Она заметила проблеск понимания в его глазах. Но ей не нужно его сочувствие, точно не сейчас, поэтому она поспешила сменить тему:

– Нам нужно немного отдохнуть.

– Да. – Его голос прозвучал глухо. Что-то пронеслось в воздухе. Это было похоже на прощание, но Рен еще не была готова отказаться от него. После сегодняшней ночи они больше никогда не будут наедине. Это зажгло в ней отчаянное, пугающее желание.

Она проследила взглядом изгиб его нижней губы и смутилась. Интересно, знает ли он, какое впечатление на нее производит? Судя по ухмылке на губах и довольному выражению лица, он определенно это знал. Хэл приподнялся на локте. Обняв ее сзади, он притянул ее ближе и медленно поцеловал в шею.

С тихим вздохом удовольствия Рен откинула голову назад. Фигура Девы, установленная в стене, попала в поле ее зрения. Она улыбалась так понимающе.

– О нет. Мы не можем. Она смотрит.

Хэл проследил за ее взглядом и усмехнулся:

– Ты хочешь, чтобы я прикрыл ее?

– Это не сработает. Она все равно узнает.

Хриплый смех щекотал ей ухо, и Рен наслаждалась этим редким звуком.

– Я понял.

– Это грех, ты знаешь? – Рен ткнула его пальцем в грудь. – Строго запрещено в Ордене. Тебя вообще не должно быть здесь.

– Во скольких отношениях мы не подходим друг другу?

– Ты правда хочешь посчитать?

Его взгляд скользнул по ее телу.

– Полагаю, в нискольких.

– Нискольких? – Рен взяла его за подбородок и заставила посмотреть ей в лицо. – Правда? Кто бы мог подумать, что ты романтик. Ты не думаешь, что наша ситуация – это по крайней мере один удар по нашим отношениям?

– Возможно. – Уголки глаз Хэла приподнялись от улыбки, и он соскользнул с кровати, чтобы опуститься перед ней на колени. Человек, который собирается править Весрией, стоял перед ней на коленях и смотрел на нее с чистой преданностью. – Если мы переживем это, если ты возьмешь меня с собой, я последую за тобой, куда бы ты ни пошла. Я буду полностью в твоем распоряжении.

Рен уставилась на него сверху вниз, не в силах вздохнуть.

– Почему?

– Потому что ты единственный человек, который видит во мне нечто большее, чем просто сильную магию. Видит кого угодно, но не монстра. Именно ты показала мне, что я могу причинять людям не только боль. – Голос Хэла, обычно такой спокойный, дрогнул. – Потому что я… переживаю за тебя.

Она услышала истинное значение слов в этой запинке.

– Ох. – Рен сморгнула слезы. Какой ответ будет подходящим? Она отчаянно хотела сказать ему хоть что-нибудь, сообщить, как многому он ее научил, как много она чувствовала с ним. Но охваченный паникой разум выдал только унизительную банальность. – Это самая добрая вещь, которую мне когда-либо говорили.

– Я рад. – Хэл положил подбородок ей на колено. – Хотя мне больше не хочется разговаривать.

Эти слова показались ей медом на губах. Что-то уязвимое звучало в его тоске, и это сузило мир до ощущения его кожи на ее. К этому моменту она убедила себя, что у них впереди целая вечность, а не украденная ночь.

Она провела рукой по его волосам.

– Может быть, вместо этого мы займемся чем-нибудь другим?

– Чем-нибудь другим? – хрипло переспросил он.

Он приподнял ее рубашку, и у нее перехватило дыхание. Пока он осыпал поцелуями ее бедра, она не могла вспомнить, почему статуя перестала беспокоить ее. Она даже не была уверена, что помнит собственное имя, когда почувствовала жар его губ на своих. Ее голова невольно откинулась назад, и беспомощный звук вырвался из горла. Это уже слишком. Она развалится на части – она уже разваливалась на части. Ее пальцы зарылись в его волосы, его имя было на ее губах, как заклинание, и…

Хэл отстранился, в его глазах сияло озорство. Он оставил ее задыхаться, когда она снова собралась воедино. Прежде чем он успел что-либо сказать, она притянула его к себе за лацканы и поцеловала. Отчаяние сделало ее грубой. Ее ногти вцепились в его плечо, зубы впились в губу. Он шумно втянул воздух – в этом звуке одинаково слышались и боль, и желание. Она почувствовала медный вкус крови и адреналина. Болезненное напоминание о том, что она чуть не потеряла его и может снова потерять.

«Как ты посмел меня оставить? – хотела спросить она. – Что мне без тебя делать? Как жить?»

Он крепко прижал ее к себе. Его ладони были теплыми на ее талии, а большие пальцы обводили дуги ее ребер. «Теперь я здесь, – казалось, говорил он. – Я с тобой».

Рен отстранилась, тяжело дыша. В его глазах она увидела отражение собственного желания: они хотят большего. Он приподнял край ее рубашки и спросил:

– Могу я снять ее?

– Пожалуйста.

Хэл дюйм за дюймом стягивал ее ночную рубашку через голову, тонкая ткань ласкала ее кожу. Затем последовала сорочка. Когда он отбросил все в сторону, оставив ее обнаженной под своим пристальным взглядом, Рен пришлось отвести глаза. Его восхищение смутило ее так же сильно, как и взволновало.

– Что?

– Ты такая красивая.

Его руки коснулись ее талии, а затем изгиба груди с такой нежностью, как будто она была Богиней. Она не могла вынести этого. Она невероятно сильно хотела большего. На глаза навернулись непрошеные слезы. Притянув его лицо к своему, она снова поцеловала его – слишком неуклюже, а потом неловко начала раздевать. Пуговицы его рубашки казались слишком сложными головоломками. Его ремень чересчур громко звякнул об пол. Каждый барьер между ними был крепким, но разрушаемым. Он терпеливо ждал, в его взгляде читались голод и желание.

Когда она наконец справилась, ее руки прижались к его твердой теплой груди. После того как все барьеры между ними были разрушены, Хэл притянул ее к себе, будто не мог вынести разлуки с ней ни на мгновение. Он аккуратно опустился на нее, жар поглотил каждую частичку ее тела.

Когда он посмотрел на нее сверху вниз, из его взгляда исчезла привычная уверенность. На ее месте появилось что-то странное. Робость. Но сейчас она не могла его успокоить. Не тогда, когда ее сердце неистово билось рядом с его с равной долей беспокойства и предвкушения. Она откинула волосы с его лица.

– Ты уверена? – спросил он.

– Я никогда ни в чем не была так уверена, – ответила она. – Я хочу тебя.

Хэл прерывисто вздохнул и сдался.

Он был нежен – все, что между ними было, можно описать всего несколькими словами: «извини», потом «да, здесь», затем «жди», пока наконец они не достигли пика.