Маска Зеркал - M. A. Каррик

Рен, и вот она уже в Аэрии.

Не в парадных комнатах, полных соколов и бумаг. А в камерах. Невероятно длинный коридор с железными дверями, которые захлопывались перед врасценцами, отсекая их по двое и по трое, пока остальные пытались выбраться из ловушки.

Рен была недостаточно быстра. Безликий сокол втолкнул ее в камеру с молодой женщиной, показавшейся ему смутно знакомой. Она протиснулась мимо Рен и схватилась за решетку. "Где мой дед?" — крикнула она по-врасценски. Соколы пролетали мимо, не обращая на нее внимания. "Пожалуйста, его здоровье не в порядке! Отведите меня к нему!"

Тень от перекладины нарисовала маску на больших, темных, мокрых от слез глазах женщины, и Рен узнала ее: это была та самая девушка из Кирали, которая забрала лошадей в самом начале Соглашения.

Она упала на колени и зарыдала. "Пожалуйста! Не дайте ему умереть одному!" Повернувшись лицом к Рен, она взмолилась: "Пожалуйста, помоги мне. Заставь их выслушать меня".

"Это сон", — сказала Рен и отступила назад. Она отступала все дальше и дальше, не ударяясь о стену камеры. "Все, что нам нужно сделать, — это проснуться".

"Но мы не можем", — сказал другой голос.

Рен повернулась и увидела женщину, сидящую в углу и плачущую кровавыми слезами из пустых глазниц. Рен ее узнала: это была Шорса из делегации врасценцев.

"Нас отравили". Голос Рен дрожал. "Всех нас. Ажа в вине — что-то с ним было не так".

"Это была не ажа. Этот сон — не подарок Ажерайс… но мы находимся в ее сне".

У Рен перехватило дыхание. Сон Ажерайс: потустороннее отражение мира бодрствования, многогранное место, которое мельком видели те, кто принимал ажу. Но это был не просто взгляд; они были в нем, попав в ловушку, как мухи в мед.

Она никогда не слышала, чтобы кто-то физически входил в него. И она понятия не имела, как оттуда выбраться.

Шорса подняла подбородок, ноздри ее раздувались, словно она нюхала воздух. "Ты не сон, хотя тебя и коснулся Ажерайс. Помоги мне встать на ноги".

Рен нерешительно взяла руку шорсы в свою. Она была по-птичьи легкой. "Ты должна быть моими глазами, — сказала Шорса. "Ты несешь дар. Используй его, чтобы видеть — чтобы найти путь через эту бурю".

Рен прикусила губу. Какой путь? Какой дар?

Она имела в виду чтение узоров.

Маска впадин. Падение четырех лепестков. Меч в руке. Маска Хаоса. А в центре узора — "Буря против камня".

Ведя за собой Шорсу, Рен шагнула в темноту.

Статуи Чартерхауса возвышались над ними, немыслимо высокие.

На мгновение Рен подумала, что это и есть ответ — что они должны вернуться в Чартерхаус, где все началось, и тогда они смогут спастись. Но пять безжизненных взглядов не отрывались от нее, и кошмар не кончался, а снаружи слышался вой ветра.

Рен подняла подбородок, придала голосу как можно больше твердости и спросила "Что происходит?".

Она ожидала, что ее голос, как и прежде, будет звучать эхом, затерявшись в просторах космоса. Но голос прозвучал четко и чисто.

Ее ответ прозвучал, как звон колоколов, возвещающий о смерти тирана.

"Я обманываю всех.

"Я манипулирую всеми.

"Я подкупаю всех.

"Я убиваю всех.

"Я осуждаю их всех".

Это были не те лозунги. Статуи должны были представлять слуг Надежры, как они помогают людям. Вместо этого они отвечали ей как хозяева города, злорадствуя над своей властью.

Стоявшая рядом с Рен Шорса покачала головой. Ослепленная, она сказала: "Нет. Когда город был нашим, их было семь. Где ремесленник? Где Шорса?"

Семь? Рен никогда не слышала, что в Совете было семеро.

Присмотревшись, она увидела тени в статуях, духов, вырезанных из дерева, а не из мрамора, одетых по-врасценски, а не по-лиганти. Поэт, вождь куреков, торговец, стражник, мистик.

И еще двое по бокам от них. Ткач с челноком ниток и шорса с картами.

Буря против камня означала неуправляемую и неконтролируемую силу. Снаружи мог реветь ветер, но истинная сила была здесь, в глазу бури; Рен чувствовала ее в воздухе, ощущала, как она резонирует с нитями узора.

Именно из-за нее начался этот кошмар. Когда она выпила вино с наркотиком, то погрузилась в сон, забрав с собой всех остальных.

Но это была лишь часть дела. Придя в Чартерхаус, она дала Меттору то, в чем он нуждался, но что бы это ни было, все пошло не так. Буря против камня" — это не просто момент, это его больное будущее, в котором она заложила свою модель поведения.

Когда начался этот кошмар, Чартерхаус пытался раздавить ее своей ничтожностью. Теперь она ощущала обратное — масштаб своей значимости, и это было еще страшнее.

"Только рожденные в Азераисе могут спасти детей Азераиса", — прошептала пожилая женщина. Она повернулась лицом к статуе Шорсы, как бы прислушиваясь к ее словам. "И только те, кто рожден в Азераисе, могут уничтожить детей Азераиса".

Рожденные в Азераисе. Дети, зачатые в ночь Великого Сна — как всегда утверждала Иврина, Рен. Считалось, что они несут в себе связь с узором и богиней врасценского народа.

Но та сила, что бушевала снаружи, не была богиней их народа. Это было нечто иное.

Словно глядя в зеркало, Рен перевела взгляд со старых врасценских статуй на новые лигантийские. Они могли похвастаться своей силой — но силу можно было потерять, обменять, сломать… и украсть.

Еще в Надежре она решила потребовать то, что город ей задолжал. Но требовать нужно было гораздо больше. Леато. Трементис. В ее первоначальные планы входило выкачать достаточно денег, чтобы начать новую жизнь в другом месте, но зачем пускать хорошее дело на самотек? Привязав к себе Трементис, она сможет заставить город заплатить за то, что он украл ее родную семью.

Уверенность Рен горела в ее груди, как уголек, — желание мести, контроля, власти. Ветер зашевелился вокруг нее.

Рука Шорсы схватила ее за руку. "Нет — не тянись к этой нити. Твои мечты поглотят тебя, если ты им позволишь!"

Но вот поднялся ветер, все двери в атриуме распахнулись, и на них надвинулась буря. Он поднял Рен на ноги, вырвал ее из хватки Шорсы и швырнул в воздух.

Он проехал по полированному дереву и уперся в стену.

Сверху донеслось циничное фырканье. "Еще один любовник Меззан, я так понимаю?"

Рен вскочила на ноги. Она была в поместье Трементис… но не здесь. Они находились в кабинете Донайи, но все висюльки и украшения были голубыми —