Беседы с Vеликими - Игорь Свинаренко

– А вот поэзия, это баловство или как?

– Начнем с того, что в поэзии я не разбираюсь. Я читал только Маршака в детстве, а потом Орлушу. Вот между Орлушей и Бернсом в переводе Маршака никого нет. Я считаю, что Маршак – величайший поэт всех времен и народов. Когда я выучил английский и почитал первоисточники, то понял, что они все у Маршака сосут. Ну и еще мой друг и сосед Миша Козаков часто читает мне Самойлова и Бродского – вот это вышак!

– Хорошо, что хоть Орлушу ты в оригинале читаешь. Он великий поэт?

– Он вообще не поэт, но выебывается он красиво. Он выебывается, чтоб залезть на бабу, или заработать денег, или просто повеселить друзей. В этом он здоровый человек. Он больной в другом: на него никогда нельзя надеяться, ты его щас тут ждешь, как договорились, а он в это время сплавляется по Волге у Ярославля. А потом удивляется, что девушка, с которой он близок, напрягается по поводу неуверенности в будущем. Но это не важно. Я очень благодарен Литпрому – за то, что познакомился с Орлушей. Это было на литпромовской тусе. Мы с ним сразу стали пить. О стихах его я думал, что если бы я был талантливый, то написал бы точно так же. Это же мои мысли! Так, как он про блядей в самолете, я никогда не напишу. Мы с Орлушей тогда стали вспоминать детство – и выяснили, что выросли чуть ли не в соседних подъездах… Что у нас были одинаковые методы, как проводить весь класс с черного крыльца в кино, обманывая билетершу. Он мне рассказывал истории про меня, а я ему – про него. Часто, когда мы встречаемся, нам и говорить не о чем, потому что мы одинаково мыслим. И когда он дает интервью, я заранее знаю все, что он скажет, потому что я сказал бы то же самое.

Только у меня при этом еще есть немецкая страховка, а он работает без страховки…

Сергей Ястржембский

Как охотится ястреб

Сергей Ястржембский – баловень судьбы, дипломат, везучий вельможа, модный светский персонаж. Он умеет с минимальными потерями выходить из очень непростых ситуаций. А по умению долго говорить и толком ничего не сказать он может соревноваться с самим Горбачевым.

Охота – может, главная страсть его жизни. Одна мысль о том, что промежуток между двумя поездками на африканское сафари продлится дольше года, его ужасает.

Личное дело

Сергей Владимирович Ястржембский родился 4 декабря 1953 года в Москве. Окончил МГИМО, защитил кандидатскую диссертацию. Младший научный сотрудник Академии общественных наук, затем – сотрудник журнала «Проблемы мира и социализма» (Прага). В 1989 году – референт международного отдела ЦК КПСС. В 1990–1992 годах работает в журналах «Мегаполис» и «VIP», а также заместителем генерального директора Фонда социально-политических исследований.

В 1992–1993 гг. – директор Департамента информации и печати МИДа. В 1993–1996 гг. – чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации в Словацкой Республике. В 1996–1998 гг. – пресс-секретарь Бориса Ельцина. В 1998–1999 гг. – вице-премьер правительства Москвы, замруководителя штаба избирательного блока «Отечество – вся Россия». С 2000 года – помощник Путина.

Женат вторым браком. Двое взрослых сыновей от первого брака. Увлекается фотографией. Провел ряд персональных фотовыставок.

Коротко о жизни

– Сергей! Одно из самых ваших ярких и запомнившихся профессиональных выступлений было сделано по поводу уничтожения Хаттаба. И мне в голову пришел слоган: «Главный трофей Ястржембского – Хаттаб».

– Ну, это не по моей части.

– Нельзя сказать, что уж совсем не по вашей: вы ведь в Чечне бывали по службе.

– Многократно. Четыре года ею занимался. Летал и с Квашниным, и с Рушайло, с Кошманом, с иностранными дипломатами, журналистами – много поездок было.

– У людей, которые летали над Чечней, одно из самых тонких воспоминаний – то, как пули били по вертолету. Когда на излете, они так «дзынь» по обшивке – и отскакивают. У вас было такое?

– Было. Но к охоте это не имеет никакого отношения.

– Ну нельзя ж только про охоту, надо хотя бы кратко окинуть взглядом вашу жизнь и деятельность. И родословную. Говорят, что ваш род древней даже, чем Михалковы…

– Не ссорьте меня с моим хорошим другом, охотником Никитой Сергеичем. Насчет древности – подлинных документов нет, есть некие исследования, но научная достоверность этих данных у меня вызывает большое сомнение.

– То есть вы их не можете ни подтвердить, ни опровергнуть.

– Совершенно верно. Твердо можно сказать лишь о дворянских корнях моих предков. Один из семейных корней берет начало из нынешней Гродненской области, когда-то это была территория Речи Посполитой.

– А теперь вы русский по документам?

– Конечно.

– Вы не только из дворян происходите, но и из авиаторов?

– Да. Один мой дед служил в эскадрилье Петра Нестерова, летал на бипланах. Он дважды падал, после стал очень религиозным человеком – считал, что это Всевышний его спас. Второй дед, генерал-майор авиации, был профессором в Академии Жуковского. Много в семье авиаторов… Но я улизнул из-под семейного авиационного влияния.

– И отец ускользнул: он же в ГРУ служил, так?

– Нет, это неправильная информация. Он летчик, вернее, не летчик, а авиатор. Занимался техническими вопросами, связанными с авиацией. Потом стал главным военпредом на заводе Микояна: принимал у промышленности самолеты, которые поступали в ВВС. Последние годы работал в нынешнем Рособоронэкспорте; возможно, отсюда и разговоры, что он из этой уважаемой организации. Раз за границу ездит – значит, все ясно… При том что я в этом ничего плохого не вижу.

– Многие считают, что карьеру вы сделали благодаря студенческой дружбе с Козыревым.

– Мы с ним учились в МГИМО в одно время, но в институте даже не были знакомы. Он учился на «международных отношениях», я – на международном правовом факультете. Познакомились мы не в МГИМО, а после, в 89-м или 90-м, в последние годы СССР. В Сочи проходила организованная совместно с американцами встреча так называемых молодых лидеров. Там были Леша Пушков, Козырев, ваш покорный слуга и еще пара депутатов – очень ярких, первого призыва.

– И потом, когда Козырев стал министром иностранных дел…

– Позвал меня на работу. Это имело большое значение. Я стал директором Департамента печати и информации МИДа, а это прекрасный трамплин. Еженедельно вел по два-три брифинга, которые хорошо освещались прессой, – в отличие от нынешних времен. Споуксмен МИДа был заметной фигурой – в тот период. Потом – Словакия, где я был послом. Место это было незаурядное. В Европе мало вновь образовавшихся государств, так что работать было исключительно интересно. За три года – с 1993 по 1996-й – Словакию с визитами посещали Президент России, два раза Виктор Степанович Черномырдин как премьер, два или три раза, сейчас уже не помню, министры иностранных дел Козырев и Примаков. Словакия – новое государство, вернее, старо-новое, образовавшееся на развалинах бывшей Чехословакии. Со Словакией по разным вопросам были заключены десятки соглашений. Надо было позиционировать наши интересы и создать правовую базу для отношений двух стран. В Словакии было очень комфортно работать, люди очень сердечные и открытые. Вообще мне повезло, что я туда попал. Мы были заметной дипломатической точкой в Европе. И наверно, на эту работу обратили внимание. Когда искали человека на замену тогдашнему пресс-секретарю Медведеву, то руководители штаба по избранию Бориса Николаевича Ельцина посоветовали обратить внимание на бывшего споуксмена МИДа, который был еще и послом. Анатолий Борисыч Чубайс…

– …человеком которого вас считают…

– С таким же успехом меня можно считать человеком любого главы администрации, у которого я работал. Да, Чубайс пригласил меня в Кремль, поговорил, позвал на работу – и дал неделю на раздумье. Ну и вот…

– Самая ваша цитируемая фраза такая: «Рукопожатие у Бориса Николаича крепкое».

– Да. И еще «работа с документами» осталась. Президент работает с документами…

– Это вы сами придумали, не пиарщики какие?

– Это работа с чистого листа. Особенно тяжелой была первая ситуация, вопрос был в лоб, на пресс-конференции, и надо было с ходу что-то ответить – и к счастью, реакция позволила. Сказал про крепкое рукопожатие. Что касается документов, то президент действительно с ними работал, даже когда был серьезно болен.

– Какая у вас выучка! Это, наверно, дипломатическая школа?

– Нет, это школа лекторов-международников, которую я посещал, учась в МГИМО. Это богатейший опыт… Некоторые зарабатывали деньги, уезжая в стройотряды. Я тоже пару раз съездил, но мне показалось, что это скучно и монотонно. Куда интересней было за те же деньги прочесть за каникулы 30 лекций. Всего я их около 300 прочитал. Выступал и перед огромными рабочими коллективами, причем без микрофона, срывая голос, и перед зэками, на Севере где-нибудь. (Кроме всего прочего, еще и страну посмотрел благодаря этой работе.) Навыки быстрой реакции были выработаны тогда. Вопросы же были самые разные; люди часто хотели, как в рассказе у Шукшина «Срезал», поставить на место приезжего умника.