Александр Дюма - Анри Труайя

Александр с изумлением и болью прочитал упреки, обращенные к нему сыном, но ответил ему с достоинством: «Если между нами резко прекратились отношения отца и сына, в этом нет моей вины, а есть вина только твоя: ты приходил в наш дом, тебя все здесь ласково принимали, но тебе внезапно вздумалось, следуя чьему-то совету, перестать здороваться с особой, которую я считаю своей женой, поскольку живу с ней. Начиная с этого дня, поскольку я не намерен принимать от тебя даже непрямые советы, то положение вещей, на которое ты жалуешься и которое, к моему величайшему сожалению, продолжалось в течение шести лет, видимо, станет только развиваться, хотя может в любой день и измениться, – как только ты этого захочешь. Напиши письмо мадам Иде, попроси ее стать для тебя тем, кем она стала для твоей сестры, и отныне и навеки ты будешь у нас желанным гостем. Да и лучшее для тебя из всего, что может случиться, – чтобы эта связь продолжалась, поскольку, так как у меня за эти шесть лет не родилось детей, я уверен в том, что у меня их и не будет, и ты останешься моим единственным сыном и моим старшим сыном. Если ты сделаешь то, о чем я тебя прошу, не требуя, поскольку не хочу ничем быть обязанным принуждению, – ты не только будешь желанным гостем каждые две недели, но и сделаешь меня настолько счастливым, насколько сделать это в твоей власти. Больше мне нечего тебе сказать. Подумай только о том, что, если бы я женился на другой женщине, не на мадам Иде, у меня могло бы быть с ней трое или четверо детей, тогда как с ней у меня никогда их не будет».

Когда Дюма уже подошел к завершению этого длинного и рассудительного послания, ему в голову пришла важная мысль. Новорожденного Александра он, повинуясь тщеславному побуждению, назвал собственным именем. И вот теперь мальчику вздумалось писать стихи – еще такие детские! – и подписываться именем Александра Дюма. А если он и в зрелом возрасте будет продолжать этим заниматься, не могут ли в сознании читателей смешаться, перепутаться эти два Дюма: прежний и новый, старый и молодой? Это было бы прискорбно, несправедливо и возмутительно. Заботясь о том, чтобы безотлагательно уладить и это щекотливое дело, Александр Первый прибавляет к письму, адресованному Александру Второму, следующую приписку: «Тебе бы следовало, вместо того чтобы подписываться, как я, Алексом Дюма, что могло бы когда-нибудь создать для нас обоих серьезные неудобства, поскольку пишем мы похоже, подписываться Дюма Дави. Сам понимаешь, мое имя слишком известно для того, чтобы оставлять место для сомнений, и я не могу прибавить к своей фамилии „отец“: для этого я слишком молод».

Александр Второй нисколько не посчитался с разумным советом Александра Первого. Что же касается его запоздалых упреков, они нисколько не помешали заключить союз, который он осуждал, – правда, сам толком не понимая, почему.

Александр Дюма и Ида Ферье вступили в гражданский брак 5 февраля 1840 года в мэрии первого округа Парижа. Александр выбрал для себя великолепных свидетелей: Шатобриана и Вильмена, министра народного просвещения. Более скромная Ида удовольствовалась государственным советником и виконтом из числа своих знакомых. Но на венчании, которое должно было состояться в церкви Сен-Рош, и Шатобриан, и Вильмен присутствовать отказались, потому пришлось в последнюю минуту заменить их художником Луи Буланже и архитектором Шарлем Робленом. Священник, которого не известили об этой замене, простодушно приветствовал в своей речи «прославленного автора „Гения христианства“» и великого государственного деятеля, который «держит в руках судьбы языка и народного просвещения». Несмотря на эту оплошность, обмен кольцами все же совершился ко всеобщему удовольствию. Супруги и свидетели поставили свои подписи в приходской книге. Жак Доманж отказался напротив своего имени поставить в качестве определения рода своей деятельности «ассенизатор» и предпочел указать «домовладелец». С таким же успехом он мог назвать себя «писателем», поскольку практически все произведения Дюма принадлежали ему.

Брак не образумил Александра. Конечно, Ида добилась для себя завидного статуса супруги, но муж начал семейную жизнь с того, что принялся напропалую изменять ей с семнадцатилетней актрисой Леокадией Эме Доз, затем влюбился в другую молодую актрису, Анриетту Лоранс. Поскольку эта последняя сильно нуждалась и потому малейший подарок вызывал у нее прелестные порывы благодарности, он содержал ее, разумеется, оставляя в неведении жену. Но Ида что-то подозревала и постоянно жаловалась на то, что ей недостает денег, а муж тем временем растрачивает свои доходы на прихоти рассеянной жизни. Ну и кому же она могла выложить все свои обиды, как не другу и покровителю, услужливому ассенизатору Жаку Доманжу? Поплакавшись в жилетку, Ида выдала ему список своих расходов. «У меня, – пишет она, – есть на руках доказательства всего того, о чем я вам здесь рассказываю. Прибавьте к этому сестру [Александрину-Эме], которой открывают счета в тех магазинах, в которых мы делаем покупки, кузенов, племянников, любовниц и скажите мне, можно ли, если у вас и без того немало долгов, если положение обязывает вас вести достаточно роскошную жизнь, а главное – если вы понятия не имеете о том, что такое порядок, – можно ли, скажите мне, не упасть в бездонную пропасть. […] Я могла бы целые тома написать вам, перечисляя все причины разорения, к которым – перед Богом клянусь – совершенно непричастна. И подумайте о том, что, когда для покрытия этих трат существует лишь плата за непрестанно меняющуюся работу, поступающая крайне нерегулярно, а главное – когда дела ведутся в полнейшем беспорядке, направо и налево разбрасываются простые и переводные векселя, которые от меня скрывают, чтобы не объяснять причин, на это толкающих, – как, по-вашему, я могу сделать что-нибудь со столь плачевным положением вещей?»

Послушать ее – получается, что в этом неудачном браке жертвой была она, палачом – он. Александр и сам признавал, что их положение становится все более непрочным, однако работать больше, чем работал, уже не мог. За несколько недель он высидел новые «Дорожные впечатления» (этот товар всегда хорошо продается!), мелкую проходную драму под названием «Джарвис, честный человек» и начал в соавторстве с Шарлем Лафоном вполне «непривычный» роман «Учитель фехтования».

Сюжет этого последнего произведения был подсказан ему его преподавателем фехтования Гризье, который привез из своей поездки в Россию отголоски случившегося в декабре 1825 года восстания интеллектуалов и либерально настроенных военных, так называемых «декабристов», против царя Николая I. Среди мятежников был граф Анненков, влюбленный в молодую француженку по имени Полин. Его приговорили к каторжным работам и сослали в Сибирь; Полин последовала за ним и стала его женой, не испугавшись жалкой участи, ожидавшей их в этом негостеприимном краю, среди осужденных. В своей книге Дюма, разумеется, изменил имена персонажей и весело исказил исторический контекст. Но суть истории, в которой речь шла о верности замечательной женщины, предпочитающей разделить страдания и лишения человека, которого она любит, лишь бы не оказаться навеки с ним разлученной, соответствовала истине. В литературном плане успех был невелик, да и как мог ждать большого успеха слабый любовный роман, где фоном служили грозные события, сотрясавшие императорскую Россию в первой четверти XIX века. Французских читателей нисколько не занимала супружеская идиллия среди степей, в России же книгу сочли неуместной и даже опасной и запретили продавать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});