Ватерлиния (сборник) - Александр Громов

…Он открыл глаза от движения воздуха и, подняв голову, отметил, что вход в хижину распахнут настежь. В рубленый прямоугольник дверного проема тек воздух и лезли колючие потоки света, а в середине прямоугольника – Шабан заморгал – неподвижно застыл резко очерченный силуэт однорукого человека. Он стоял молча, как монолит, расставив гранитные ноги, и его голова упиралась в притолоку. Экая глыба… Геракл.

Шабан потянулся и сел на топчане, рассматривая однорукого. Он не был убежден, что это не сон.

– Лежать, – негромко приказал однорукий. – Не двигаться.

– Вы кто? – с неудовольствием спросил Шабан. – И позвольте уточнить: с какой стати мне не двигаться?

Силуэт в дверном проеме качнулся вперед, человек вошел в хижину, и здесь выяснилось, что с руками у него все в порядке, но Шабана это нисколько не обрадовало. Недостающая силуэту правая рука была направлена точно на него и, как водится, не пустовала.

– Не двигаться, – повторил человек. – Буду стрелять.

Теперь он был совсем рядом, громадный и ловкий в движениях, с торсом античного бога, прикрытым драной выцветшей курткой. Этакий юный бог в рабочей одежде, спустившийся в юный мир и точно знающий, какие недоделки в этом мире он должен исправить. Одновременно в нем чувствовалась некоторая неуверенность, словно бог, не окончив работы, забыл, что нужно делать дальше. Забыл, взял пистолет и пошел искать виноватых…

Плохо дело, подумал Шабан, рассматривая оружие анфас. Со сна было вовсе не страшно.

– Семьдесят третий калибр, если не ошибаюсь? – спросил он. – И конечно, гранато-пули? Я бы на вашем месте не стоял так близко – достанется и вам. И вообще снесет полхижины.

– У меня обычные пули, – хмуро сказал гигант. – Разрывные. Рекомендую вам не двигаться и отвечать на вопросы. Кто вы такой? Откуда? Кто ваш приятель? Отвечайте быстро. – Он отошел на шаг и принял напряженную позу. Было ясно, что он выстрелит. – Даю пять секунд.

– Не дури, Доминик, – ожил на своем топчане Менигон. – Это я, Винсент. Здесь все свои. Искандер, это Доминик Вальде, бывший инженер по телекоммуникациям, а ныне затворник, ассистент и добровольный подопытный кролик доктора Рау, а также местный викинг в горном варианте. Доминик, это Александр Шабан, тоже разведчик и мой друг. Он надежный.

Гигант виновато улыбнулся, развел руками и убрал пистолет за спину.

– Это хорошо, – сказал он Шабану. – А я, честно признаться, всерьез думал, что придется стрелять. Мне бы очень не хотелось.

– Мне бы тоже, – признался Шабан, косясь на ухмыляющегося Менигона.

Он чувствовал сильное раздражение. Вот тебе и друг-наставник, вот тебе и «говори дяде правду». Мог бы и предупредить, коли друг. Но он ленив на предупреждения, он предпочитает, чтобы каждый доходил до сути своим умом. Или своим горбом, что случается чаще. Или своей шкурой.

– Извините меня, – басом сказал гигант. – Я не знал, что вы теперь второй. Извините, Александр, это недоразумение. Вездехода не видно, думаю, мало ли что. Я еще с седловины заметил, что у нас гости. Гляжу в окошко – спят… Ты стал плохо ходить, Винс, – повернулся он к Менигону. – Как бегемот. Когда-нибудь ты плохо кончишь.

– Старость не радость. – Менигон махнул рукой. – Да позови ты доктора, чего он, бедный, мается снаружи?

– Я не маюсь, – донесся голос, и в хижину вошел еще один человек. Этот оказался худ и изможден, даже в полутьме сразу бросалось в глаза, что он стар, что лицо у него серое и обветренное, рассеченное коричневыми морщинами, а одежда ветха и изношена до крайней степени. Рядом с гигантом Домиником он выглядел заморышем.

– Отчего вы решили, что я маюсь? – продолжал он. – Это я вас мучаю. Сегодня лучше, чем в прошлый раз: мы повернули с семи тысяч, а остальные пошли выше. И все равно адаптивная натурализация ничего не даст, это я вам говорю. Здравствуйте, Винсент. Я искренне рад, что вы пришли, и что вы пришли не один. Этот молодой человек…

– Этот молодой человек, – перебил Шабан, – прежде всего хотел бы знать, куда он попал и почему в него тычут пистолетом. Это во-первых. А во-вторых, прошу объяснить мне, почему это я «теперь второй»? Вы кто?

Гигант и изможденный переглянулись. Шабан скосил глаза на застегнутую кобуру лучевика и мысленно выругался. Он не был уверен, что успеет первым.

– Вторым был Гийом, – сказал Менигон ленивым и нудным голосом, каким вразумляют малышей. – Потом Гийом погиб, и я остался один. Теперь нас снова двое. – Он зевнул. – Только один из нас очень уж непонятливый…

Ага, подумал Шабан, значит, и Хромец был причастен… А собственно, к чему причастен? Что здесь такое: лаборатория, перевалочная база грибного порошка? Не похоже. Прав Менигон, я действительно непонятливый. И вместо того чтобы сидеть тихо и слушать, вдруг взвился, словно петух, в которого мальчишки залепили из рогатки. Досадно, черт… Стыдно.

– Вы правда доктор? – спросил он виноватым голосом. – Простите, я не расслышал вашу фамилию.

– Рау. – Изможденный наклонил голову. – Карл Вальтер Рау, лучше – просто Карл. Биология и отчасти медицина. Точнее, физиология неавтохтонных водно-аммиачных организмов. Проще говоря, нас с вами.

– Простите, э-э… Карл, – неуверенно сказал Шабан. – Я почему-то думал, что вы историк. Знаете, есть такая толстая книга: «История Третьего Нашествия», там автор – тоже Карл Рау.

– Вы читали? – быстро спросил изможденный.

– Э-э… нет. Не нашлось, знаете ли, времени. Но хочу прочесть.

– Не читайте, – сказал доктор. – Не читайте ни в коем случае. И никогда не пишите сами, особенно на исторические темы. Историю нужно не писать, а делать, извините за банальность. Не думайте, что если вы вольно или невольно стали участником сколько-нибудь заметных событий, то вы непременно должны запечатлеть их для благодарных потомков, и равно не слушайте тех, кто вам будет это доказывать. Наши потомки, если таковые по-прежнему будут пытаться жить на Прокне, а я в этом не убежден, не испытают к нам иных чувств, кроме отвращения – за все то, что мы делаем с их планетой, вообразив, что она только наша, и им, уверяю вас, будет в высшей степени наплевать на наши мотивы. Мне даже трудно сейчас представить себе, какое это будет отвращение… Вы правы, это действительно моя книга, и она вызывает во мне лишь сожаление, как все бесполезное. Я не могу ответить вам на вопрос, зачем и для кого я ее писал. Я этого не знаю. Никогда ничего не пишите, Александр, вас не поймут. Вы разведчик, человек действия… Оставайтесь разведчиком, это лучше всего.

– Спасибо, – кисло сказал Шабан. – Может быть, у вас найдется что-нибудь перекусить? Люди действия тоже есть хотят.

Доминик и доктор снова переглянулись, зато Менигон неожиданно заперхал и раскашлялся, прикрываясь ладонью. Шабан понял, что опять брякнул что-то не то.

– Извините, ребята. – Менигон развел руками. – Сегодня я вам ничего не привез, даже еды. Так уж вышло.

– Ничего, ничего, – сказал доктор. – Мы как-нибудь. Еда у нас пока есть. Доминик, где консервы?

Через полчаса все четверо сидели на ящиках за колченогим столом, в подвале стучал движок, судя по звуку – близкий родственник машин Уатта, в хижине было тепло и даже, пожалуй, уютно. Менигон с Домиником, склонившись над протертой на сгибах картой, спорили, удастся ли обнаружить унесенный селем вездеход, а если удастся, то можно ли будет его отремонтировать. Менигон брался достать запасные части, кроме турбины. «Бросьте, Винсент, – тянул доктор. – Ну на что нам вездеход? Там, где нам придется его бросить, мы и пешком будем через сутки…» – «Вот бросим и пойдем пешком, зачем сразу выматываться…» – «В западном проходе есть одно ущелье, там можно подняться на вездеходе тысяч до шести». – «А дальше?» – «А дальше до гребня пешком суток четверо. Затем спуск». – «Дойдем?» – «Нет». – «Я дойду». – «И ты не дойдешь, спроси Искандера, он знает. Кстати, Карл, вот интересный для вас человек, он недавно с той стороны…»

Еще спустя час Шабан знал все. Доктор Карл Вальтер Рау, родом из Межзоны, действительный член Академий Прокны, Тверди и Ликтора, подписал контракт на интересовавшие Редут исследования в области преодоления нежелательных побочных последствий ускоренной натурализации. По истечении срока контракта он передал наработанные материалы и рекомендации в отдел Науки и Развития при Правительственном Совете и с чистой совестью стал ждать отправки в Межзону. Через три дня он счел уместным напомнить о себе начальнику отдела Внешних Связей. Через неделю выяснилось, что тот не получал никаких указаний. Взбешенный таким оборотом дела, доктор пробовал обратиться непосредственно в Правительственный Совет – безрезультатно. В сеансе спутниковой связи с Академией ему было отказано. «Я почувствовал себя в ловушке, вы понимаете, Александр? Видите ли, до меня доходили кое-какие слухи: борьба государств за квалифицированные кадры, за прирост населения – но я даже предположить не мог, что до такой степени!» Подписать новый контракт доктор отказался категорически, несмотря на настойчивые уговоры, вследствие чего был лишен возможности работать и оставлен «дозревать».