Искатель. 1961-1991. Выпуск 3 - Михаил Пухов

Стронг насильно запихивал в себя пищу. Ему совершенно не хотелось есть. Ему хотелось только выпить. Напиться до бесчувствия. Но для этого еще не пришло время. Ведь ему предстояло сейчас свалить основание ствола. Только потом он сможет пить. Потом-то он поможет Блюскизу утопить бизона. За счет заведения. “Человек, Который Спас Нашу Обожаемую Деревню”. Налей-ка, бармен. Налей еще.

“Он больше не был в ярко красном”, бармен, “но он обрызган был вином багряным, кровью алой в тот час, когда убил, — ту женщину убил в постели, которую лю­бил…”[5][5]

У мэра был прекрасный аппетит. Теперь его обожаемая деревня спасена. Теперь он может, расположившись у камина, спокойно пересчитывать свои кредитки. Ему больше не придется трепать себе нервы из-за дерева. Стронг чувствовал себя тем самым юным голландцем, который, заткнув пальцем дыру в плотине, спас от моря дома бюргеров.

Он обрадовался, когда кончился обед, обрадовался, когда, откинувшись на спинку стула, Райт произнес:

— Что вы теперь нам скажете, мистер Стронг?

— Скажу, что пора с ним покончить, мистер Райт.

Все встали. Мэр забрал свой стол и стулья, сел в жирокар и присоединился к остальным колонистам, столпившимся за пределами опасной зоны. Деревня сверкала в лучах солнца. Улицы словно были только что подметены, а домики с их искусно выполненными украшениями напоминали свежие, только что из печи, пряники. Стронг чувствовал себя уже не юным голландцем, а Джеком — Убийцей Великанов. Настало время для последнего удара.

Он занял позицию у подножия ствола и начал делать надрез. Райт и Сухр стояли за его спиной. Работал он очень внимательно — ведь нужно было, чтобы ствол упал именно в том направлении, которое наметил Райт. Он резал глубоко и добросовестно и, кончив, уже знал точно, что на этот раз ствол покорится ему. Он заметил, что носки его ботинок стали красными. Красными от залитой кровью травы.

В последний раз стал он перед стволом и поднял ре­зак. Нажал курок. “Возлюбленных все убивают, так повелось в веках… — подумал он. — Кто трус — с коварным поцелуем, кто смел — с клинком в руках”[6][6]. На стволе образовалась щель. По краям ее выступила красная жидкость. “Самые современные клинки, изготовленные в Нью-Америке, Венера. Стопроцентная гарантия, что они никогда не затупятся…”

И всегда беспощадны.

Кровь текла по стволу, окрашивая траву. Невидимое лезвие резака неумолимо двигалось из стороны в сторону, из стороны в сторону. Двухсотфутовый обрубок, некогда бывший высоким, гордым деревом, задрожал и начал медленно клониться к земле.

Был долгий свистящий звук падения; глухой, подобный грому завершающий удар; содрогнулась земля.

Поверхность гигантского пня стала ярко-красной под лучами солнца. Стронг уронил резак на землю. То и дело спотыкаясь, он побрел вокруг пня, пока не уперся в высокий, как многоэтажный дом, бок только что сваленного обрубка. Он упал, как и было рассчитано, — верхняя часть его аккуратно улеглась между двумя рядами домиков. Но домики больше не волновали Стронга. Честно говоря, они никогда не волновали его по-настоящему. Он пошел вдоль обрубка, не отрывая глаз от земли. Он нашел ее на краю площади. Он знал, что найдет ее, если будет смотреть повнимательнее. Она была солнечным светом и полевым цветком, переменчивым рисунком травы. Он видел ее не всю — только талию, груди, руки и прекрасное умирающее лицо. Остальное было раздавлено упавшим обрубком — ее бедра, ноги, ее маленькие, обутые в сандалии из листьев ступни…

— Прости меня, — сказал он и увидел, как она улыбнулась и кивнула головой, увидел, как она умерла. И снова были трава, и полевой цветок, и солнце.

Эпилог

Человек, “спасший обожаемую деревню”, положил локти на стойку бара, который некогда был алтарем, в отеле, который некогда был церковью.

— Мы пришли топить бизона, мэр, — произнес он.

Мэр, который в честь такого события взял на себя обязанности бармена, нахмурился.

— Он хочет сказать, что мы не прочь выпить, — пояснил Райт.

Мэр просиял.

— Позвольте предложить вам наше лучшее марсианское виски, приготовленное из отборнейших сортов кукурузы, которые выращивают в Эритрейском Море.

— Тащите его сюда из вашего паутинного склепа, и посмотрим, что эта такое, — прорычал Стронг.

— Это шикарное виски, — сказал Блюскиз, — но оно не топит бизона. Я уже полдня глотаю его.

— Провались ты со своим проклятым бизоном! — рявкнул Сухр.

Мэр поставил перед Райтом, Стронгом и Сухром стаканы и наполнил их из золотой бутылки.

— Мой стакан пуст, — сказал Блюскиз, и мэр налил ему тоже.

Из уважения к древорубам местные жители предоставили в их распоряжение всю стойку бара. Однако столики были заняты, и время от времени кто-нибудь из колонистов поднимался и произносил тост — за Стронга или за древорубов вообще, — и все остальные, как мужчины, так и женщины, вставали тоже и с радостными возгласами осушали свои бокалы.

— Как же мне хочется, чтобы они убрались отсюда, — сказал Стронг. — Чтобы они оставили меня в покое.

— Они не могут оставить вас в покое, — возразил Райт. — Ведь бы теперь — их новый бог.

— Еще виски, мистер Стронг? — спросил мэр.

— Мне нужно еще много виски, — ответил Стронг. — Чтобы заглушить воспоминания об этой гнусности…

— Какой это гнусности, мистер Стронг?

— Хотя бы вашей, маленький землянин, вашей, презренный зажравшийся маленький землянин!..

— А они возникали на горизонте, в облаке пыли, поднимавшейся из-под копыт, — сказал Блюскиз, — и они были прекрасны в своем косматом величии, и мрачны, и грандиозны, как смерть.

— Так сорвите же нас, земляне, — сказал Стронг, — маленькие жирные земляне, которые губят виноградники; ведь наши виноградники в цвету…

— Том! — воскликнул Райт.

— Вы разрешите мне воспользоваться случаем и подать в отставку, мистер Райт? Я никогда больше не убью ни одного дерева. Я сыт по горло вашей вонючей профессией!

— В чем дело, Том?

Стронг не ответил. Он посмотрел на свои руки. Часть виски из его стакана пролилась на стойку, и пальцы его стали влажными и липкими. Потом он поднял глаза на заднюю стенку бара. Некогда она была стеной местной церкви, которую колонисты превратили в отель, и в этой стене сохранилось несколько украшенных изысканной резьбой ниш — в них раньше стояли атрибуты религиозных обрядов. Сейчас ниши были заполнены бутылками вина и виски — все, кроме одной. В этой единственной не занятой бутылками нише стояла маленькая кукла.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});