Государыня - Александр Антонов

В тот же вечер после ссоры с Еленой Сигизмунд вызвал дворецкого Сапегу и без обиняков сказал:

   — Пан Сапега, если ты желаешь заслужить нашу милость и встать крепче на ноги, то должен выполнить очень важное поручение. Очевидно, завтра вдовствующая королева покинет Вильно. Думаю, что об этом никто жалеть не будет. Но у нас есть к ней интерес особого склада, и сей интерес в пользу государства должен исполнить ты, вельможный пан. А другому я никому не могу доверить, — таинственно добавил Сигизмунд.

   — Я готов, ваше величество, исполнить вашу волю, и лучше кто‑либо этого не сделает, — вспыхнул от радости, услышав королевское «вельможный пан», ответил Сапега.

   — Вот и хорошо. Теперь слушай. Ты знаешь, что приданое, которое Елена получила от отца, в руки Александра не попало. С одной стороны, это даже неплохо, он бы промотал его, а с другой… Ныне ясно, кто законный наследник Александра, и приданое, что бы там ни было, должно принадлежать нам. Время этому ещё не пришло, но стоит Елене только оступиться и потерять титул вдовствующей королевы, — а она близка к тому, чтобы пасть, — как мы явимся единовластными владельцами того богатства. Ты понял?

   — Да, ваше величество.

   — В таком случае, ты не должен ни под каким видом дать исчезнуть нашему достоянию. Ему место в державе! Помни, что Елена сама может остаться в Литве или в Польше, а сокровища отважится переправить на Русь. Вот этого ты и не должен допустить. Я даю тебе под начало сотню лучших моих шляхтичей и воинов. Приступай к действиям немедленно.

   — Я готов не пощадить жизни, но исполню вашу волю, государь. Игра стоит свеч! — И Сапега прижал руку к сердцу.

Ночью Сапега не спал. Думы раздирали его воспалённую голову. Он‑то лучше, чем кто‑либо другой, знал, за каким огромным богатством посылал его охотиться Сигизмунд.

Не спали в эту ночь и в покоях великой княгини.

Лишь перед рассветом придворные и челядь смежили веки. Сама Елена так и не заснула. Думы сводились к одному: мирной жизни с Сигизмундом у неё не будет. Да и откуда ей быть, ежели в Москву в эти дни отправилось литовское посольство. А наказ великого князя Сигизмунда послам был один: потребовать от великого князя Василия, чтобы вернул Литве все северско–черниговские земли, кои Русь отобрала в ходе последней войны.

Ещё и рассвет не наступил, как в покоях Елены всё пришло в движение, и спустя немного времени из Нижнего замка к южным воротам Вильно потянулись четыре кареты и вереница крытых возков. Восемь конных воинов замыкали поезд. Отъезжающих провожали только пан Сапега и три литовки, жены воинов Елены, не пожелавшие расстаться с отчими домами. Увидев бывшего дворецкого Александра, Елена подумала, что он явился неспроста, таит какой‑то умысел.

Покрутившись возле путешествующих, Сапега ушёл на хозяйственный двор. Там он нашёл конюха Митьку Фёдорова из местных россиян и пошептался с ним. Тот согласно кивал головой, а потом возразил Сапеге:

   — Нет, вельможный пан, матушка–королева в Бреславль не едет.

   — Куда же она путь держит? Говори, если слышал.

   — А в Бельск, панове.

   — Зачем ей в Бельск?

   — Того не ведаю, — ответил Митька, спрятав плутоватые глаза.

   — Пан Митька, в сие не верю. Говори правду, если хочешь заработать пару флоринов.

   — Так ведь я матушке–королеве служу. Ей и крест целовал.

   — Можешь служить ей, как догонишь. А меня чего боишься? Я ведь не батогов тебе обещаю, а золотых флоринов.

   — Но ты, вельможный пан, не изгонишь меня с конюшни?

   — Не изгоню. Просто тебе придётся служить великому князю и королеве. Запомни: сделаешь, как велю, быть тебе дворцовым ключником, и жена твоя из скотниц в сенные девицы попадёт.

   — А не обманешь, пан Сапега?

   — Крест целую!

Сапега перекрестился. Митька задумался, потеребил бороду. «Эх, была не была, где наша не пропадала», — отважился он.

   — Говори, пан, что мне делать? А исполню, как жену поставишь на обещанное место.

   — Бессовестный вымогатель! Ладно, я добрый. Слушай же внимательно.

Сапега перешёл на шёпот. Прорывались лишь отдельные слова и по ним можно было заключить, что Сапега вовлекал Митьку в охоту за сокровищем Елены.

Позже стало известно, что Митька Фёдоров указал Сапеге монастырь, где были спрятаны драгоценности Елены. Едва поезд великой княгини покинул Вильно, как пан Сапега поднял в седло сотню великокняжеских воинов и повёл их окольными путями к Вельску. Он был готов кое в чём нарушить повеление Сигизмунда и действовать на свой страх и риск по–иному, не так, как советовал великий князь, но всё же в его пользу. Для этого Сапега решил обогнать Елену, до её прибытия под Бельск войти в монастырь, именем великого князя наложить запрет на её богатство, охранять его, сколько понадобится, потом взять в свои руки. Ах, как хотелось Ивану Сапеге погреть и поласкать тяжёлые золотые братины, изящные, радующие глаз золотые кубки, позвенеть золотыми монетами, полюбоваться бриллиантами и изумрудами, а затем отсыпать в тайную укладку золота и драгоценностей на чёрный день! Ведь у него, бедного шляхтича, не было доходов от имений, он жил на то, что получал от великого князя. Но ему так хотелось иметь свои земли, палаты в Вильно или в Кракове, наконец купить замок! Старинный рыцарский замок, пусть полуразрушенный! Это была мечта, и она может стать явью. Как ради этого не взять на душу малый грех? Да и не видел в этом греха богобоязненный пан Сапега.

По весенним, уже разбитым распутицей дорогам двигались к русскому монастырю Святого Серафима разными путями вдовствующая королева с придворными и дворецкий великого князя с сотней воинов. Чтобы обогнать поезд Елены, Сапеге пришлось первую ночь провести в седле, и он сумел подойти к монастырю на целые сутки раньше. Он уже радовался в душе, что скоро доберётся до серебра и золота, до бриллиантов и жемчугов. Но радость Сапеги оказалась преждевременной. Он не предполагал, что сталкивается с неодолимой преградой.

Весеннее солнце уже опустилось за лес, когда Сапега с воинами подъехал к крепким монастырским воротам. Осмотрев их, Сапега увидел калитку и оконце — всё было наглухо закрыто. Он постучал в ворота. За ними не послышалось никакого движения, только в надвратной рубленой башне мелькнуло в бойнице бородатое лицо и скрылось. То был страж. Увидев сотню литовских воинов, он проворно спустился во двор и тихо сказал второму стражу:

- Там воины–литвины. Не отзывайся и оконце не открывай. Я же бегу к игумену.

- Слышал я, что за воротами кто‑то шебуршится. Господи, спаси и помилуй, — перекрестился второй страж. — Беги скорее к отцу Нифонту.

Сам страж крадучись подобрался к воротам и приник к щёлке. Иван Сапега постучал по воротам второй и третий раз, но за ними по–прежнему стояла тишина. Он уже горячился и готов был заставить воинов ломать калитку, дабы ворваться в монастырь. Здравый смысл подсказал, что сие будет похоже на разбой. Ещё Сапега подумал, что братия монастыря беспечна и в сей час сидит за вечерней трапезой и слушает проповедь настоятеля. Вновь Сапега принялся стучать уверенно и уже спокойно, как будто пытался кого‑то разбудить, но не напугать.

Братия и впрямь трапезничала. Игумен монастыря отец Нифонт, пожилой, но ещё крепкий мужчина, выслушав привратника, размышлял недолго. Он понял, что литовские воины появились близ монастыря не случайно. Отзвуки важных перемен в жизни Литвы и Польши достигали и этой мирной обители, расположенной вдали от больших дорог. Из слов стража Нифонт понял, что монастырю грозит опасность, и прервал трапезу.

   — Дети мои и братья. Господь призывает нас взяться за оружие. Возьмите же его и поднимитесь на стены. За ними — вороги. Постоим за православие, пока хватит сил.

   — С нами Бог! — дружно издали монахи боевой клич и быстро, без суеты покинули трапезную.

Не прошло и минуты, как почти сто иноков пришли в оружейную палату и разобрали мечи, копья, бердыши, секиры, луки со стрелами. Двум молодым и сильным монахам достались палицы. Взяв оружие, все чередой побежали на стены. Среди иноков не было никакой суеты, всё делалось привычно, споро, бесстрашно. Навстречу врагу поднимались умелые воины, готовые постоять за себя за крепким дубовым острокольем. Пришёл к инокам и Нифонт. Поднявшись на надвратную башню и глянув туда, где стоял конный строй, Нифонт подумал, что мирного разговора не будет. Игумен громко спросил всадника, что находился близ ворот:

   — Что вам нужно? Зачем нарушаете покой обители?

   — Святой отец, открой ворота, и мы поговорим по- хорошему, — отозвался Иван Сапега, догадавшись, что перед ним на башне игумен. — Я прошу от имени государя Сигизмунда. Ночь на дворе, и нам нужно где‑то преклонить головы. Будь милостив.