Фантастика, 1978 год - Сборник

Увы, точно ничего мы про это не знаем и скорее всего самостоятельно узнать никогда и не сможем, да только неважно этона суде все выяснится, и не только выяснится, но и огласится в общей части приговора.

Зато мы точно знаем, что деньги у Якова Борисовича есть, немалые деньги, правда, какие именно, этого Яков Борисович нам не скажет. Более того, он этого даже своей жене, будь у него жена, не сказал бы. И куда он их девает, не сказал бы.

Во всяком случае, особенно не тратит, не из осторожности, не из скупости, просто не тратит потому, что деньги ему нужнее, чем то, что на них можно купить. Но, как и у всякого смертного, помимо главного призвания, есть з жизни Якова Борисовича и увлечение поменьше, хобби, так сказать, хоть и связанное с основным Якова родом деятельности хобби, - любит Яков замки. Замки, запоры, сейфы и все такое, и как человек, не чуждый прогресса, предпочитает он все самоновейшее, электронно-лазерное, чтобы ни одной трущейся детали, а только кнопки с цифирью, ни для кого, кроме Якова, не понятной.

И не собирает он ни марок, ни инкунабул, не гоняется за редкими пластинками с автографами Рихтера или Карузо, зато на входной двери, на дверцах сейфов, платяных шкафов и тумбочных ящичков, и даже на туалетной двери Яков Борисович установил чуткую и разнообразную сигнализацию. В ответ на всевозможные действия предполагаемого злоумышленника сигнализация готова была разразиться сигналом воздушной тревоги, боем курантов, пронзительным женским визгом: “Газы! Газы!”, петушиным криком, лошадиным ржанием, собачьим лаем, пожарной сиреной, и в довершение ко всему однажды утром взбесившаяся дверь в ванную комнату наградила Якова таким мощным электрическим разрядом, что пришедший в себя через час Яков Борисович немедленно этот вид превентивной обороны по всей квартире истребил, дважды при этом оказавшись на волосок от гибели.

Расстроившись, Яков Борисович решил не ходить в этот день на службу, а вместо этого пообедать в неурочное время, для чего и отправился в молочный магазин за кефиром.

Было это ранней весной. Всю недолгую дорогу до магазина Якову Борисовичу, ослабленному неожиданными и сильными переживаниями, приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на льдистой дорожке в результате заморозков и дворницкого нерадения. Необычно возбужденный и даже слегка одурелый, Яков Борисович тихонько ругался себе под нос, упираясь взглядом в скучные носки своих башмаков, и это занятие заворожило его настолько, что, и очутившись в магазине и стоя в очереди к прилавку, он только и делал, что смотрел себе на ноги и чего-то бормотал, почему и не заметил сперва, за кем именно ему довелось стоять. Поэтому, услыхав возглас продавщицы: “Гражданин, помогите собачке сеточку подержать!”, он сперва машинально взялся за одну ручку авоськи, все еще не видя, кто держит вторую, и, лишь когда продавщица стала укладывать в авоську две бутылки молока и банку сметаны, он, провожая взглядом ее руку, разглядел наконец, что с той стороны за авоську держатся не чьи-то пальцы, как следовало ожидать, а громадные собачьи клыки.

Казалось бы, что тут особенного? Кому не приходилось слышать, или читать в газетах, или видеть по телевизору собак, самостоятельно посещающих магазины? И не в том дело, что к досужим разговорам Яков Борисович не прислушивался, газет не читал и телевизора не включал, а просто слишком большой неожиданностью для и без того шарахнутого Якова Борисовича это явилось, вот он и разжал пальцы, а бутылка из авоськи выскользнула и, понятное дело, разбилась.

Изумление Якова Борисовича было до того велико, а может, подействовали и убедительные клыки Оливье, но, в общем, ущерб собачке он возместил безропотно, тут же уплатив тридцать копеек за новую бутылку, и бережно помог уложить ее в авоську. Оливье неторопливо удалился, а забывший про свой кефир Яков Борисович принялся расспрашивать продавщицу об этой удивительной - надо все-таки признать - собаке.

Персоналу магазина Оливье был хорошо знаком, а рассказывать и слушать про него было слишком большим удовольствием, и потому ни очередь за Яковом Борисовичем, ни уборщица, которой он, стоя у прилавка, мешал убирать, не препятствовали Якову удовлетворить свое любопытство. И вскоре он узнал все, что могла рассказать про Оливье восторженная продавщица и добавить к ее рассказу уборщица, что пес стал появляться впервые месяца два назад, что зовут его Олей, что раз в неделю с ним приходит его хозяин, очень милый молодой человек, и за все сполна расплачивается за неделю вперед, потому что собаке платить и получать сдачи мелочью неудобно, а вот где они живут, продавщица не знала, и уборщица тоже, но тут вмешался один мальчишка и, ликуя от своей осведомленности, вызвался, жертвуя своей очередью, показать балкон, на котором он часто видит Оливье, громко восклицая при этом, что это тут, недалеко, в третьем корпусе. Оказалось и вправду недалеко, и вот Яков Борисович, сориентировавшись по балкону, стоит уже перед дверью Диминой квартиры и, повторяя про себя: “Купить! Купить его!”, нажимает на звонок.

Димы, натурально, не было дома, но дверь все же отворилась - открыл ее Оливье, и он же за нею и стоял.

– Хозяин дома, умница? - сладко спросил Яков Борисович, а сам еще больше уверился в необходимости купить этого умелого пса. - Так дома хозяин-то?

“А тебе какое дело?” - хотел спросить Оливье, но не счел нужным.

– Нету, значит? - понял Яков Борисович. - А вечером он будет?

“А куда он денется?” - подумал Оливье, и хоть снова ничего не сказал, но Яков Борисович его опять-таки понял.

– Тогда я вечером зайду, - заключил Яков Борисович, и поскольку свое: “А зачем ты здесь нужен?” - Оливье произнес только мысленно, то Яков Борисович спокойно повернулся и отправился домой, радостно возбужденный и все приговаривая “Его обязательно надо купить!”, и даже готов был напевать эту фразу, если бы только умел он напевать, до того она ему нра|вилась.

И еще одна маленькая радость посетила его, когда он обнаружил, что бумажка, которую все это время мяли, но смяли не чрезмерно его пальцы, не просто бумажка, а чек из магазина на кефир. Действительно, как тут не обрадоваться, ведь мог же и выбросить впопыхах-то целых тридцать копеек, и заспешил энергично Яков к магазину, и успел до начала перерыва, и получил свой кефир без проволочек, и домой он пришел уверенный, что все ему удается и что судьба, у которой до сих пор все благодеяния приходилось буквально выцарапывать, кажется, становится наконец к нему благосклонной.

– Видал? - спросил вечером Дима, проводив Якова Борисовича. - Твою голову оценили в семьсот рублей! Интересно, откуда у этого замухрышки такие деньги?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});