Грезы наяву - Патриция Райс

— Я тоже не ожидал, — пробормотал Алекс внезапно севшим голосом, словно обвиняя графа за неуместное поведение. Потом, резко развернувшись, вышел из комнаты.

— Я только расстраиваю его, — пролепетала Дейдра в платок. — Он не хочет этого показать, но я знаю, что он по-своему очень любил Эверетта. Они, бывало, вздорили, но Эверетт всегда гордился тем, как Алекс ведет дела… И ваша женитьба. Он всегда говорил, что Алексу повезло.

Эвелин не перебивала. Знала, что так лучше всего. Ей самой словно холодный камень клали на грудь, стоило ей вспомнить, что графа больше нет. А что чувствует Дейдра, она и представить не пыталась. Ей вдруг пришло в голову, что Алекса больше нет… Но она тут же отогнала эту невозможную мысль.

Через несколько минут явилась встревоженная Аманда. Хмуро и строго посмотрела на дочь. То, что она увидела здесь, ей совсем не понравилось, и она быстро взяла дело в свои руки. Послала горничную за чаем, Дейдру приказала уложить в кровать. Эвелин с облегчением смотрела, как уверенно она распоряжается, и своя боль постепенно утихала.

Элисон появилась буквально висящей на руках у Рори и, завидев Эвелин, с рыданиями бросилась ей на грудь. Рори выглядел мрачным и смущенным. Эвелин отослала его на поиски Алекса. Тому сейчас, конечно, нужно, чтобы кто-то находился рядом, но она на эту роль явно не подходила. Она сама нуждалась в утешении, но ее боль была иного рода, она не могла сравниться с болью тех, кто знал и любил графа долгие годы.

Появился врач, за ним стряпчие, Элисон увели прилечь, и Эвелин осталась совсем одна. Холодный завтрак в пустой столовой вызвал чувство тоски. Она вздрагивала всякий раз, когда лакей обращался к ней «миледи». Хотела пойти поискать Алекса, но потом решила, что, когда ему понадобится, он сам ее найдет. Плакаться сейчас на плече друг у друга было совсем ни к чему.

Когда она сидела, в сотый раз бессмысленно обводя взглядом стены кабинета, явился облаченный во все черное дворецкий. Он церемонно поклонился и дождался знака, что графиня готова его слушать. Эвелин кивнула.

— Вас желает видеть некий джентльмен, миледи. Лорд Грэнвилл слишком занят, но джентльмен все же хотел бы поговорить с вами.

— Кто это, Бертон?

— Мистер Франклин[10], миледи. Американец, я полагаю. Имя показалось знакомым, и Эвелин кивнула. Любой, кто отважился в такую погоду выйти на улицу, заслуживал уважения. Снег, правда, кончился, но из окна было видно, что сугробы намело большие.

Через минуту в комнату вошел плотного сложения очень просто одетый человек в старомодном парике и с тростью. Эвелин сидела на софе у окна, на фоне бархатных штор. Франклин окинул ее взглядом, и по его глазам было заметно, что он вполне удовлетворен увиденным.

— Миссис Хэмптон, я Бенджамен Франклин, из Филадельфии. Надеюсь, не помешал?

— Боюсь, вы явились в очень печальный момент, но ваше путешествие по заснеженным улицам не должно остаться невознагражденным. Сейчас принесут чай и кофе. Присаживайтесь.

Она вспомнила, что Алекс говорил ей об этом человеке. И делая вид, что наблюдает за тем, как горничная накрывает на стол, принялась исподтишка разглядывать незнакомца. У него было доброе лицо, очень умные глаза, которые, казалось, временами улыбались какой-то веселой мысли. Он ей понравился.

— Я не задержу вас долго. Мистер Хэмптон упомянул, что вы из Бостона, а мы обеспокоены тем, что там происходит. Я только что получил оттуда письмо от своих друзей. Думаю, вам будет интересно.

Эвелин не обратила внимания, что он назвал ее миссис Хэмптон; видимо, Франклин не знал еще о смерти графа. Но ее гораздо больше волновали новости из Бостона.

— Когда написано письмо? Уже после того, как ввели Почтовый закон? Что там творится сейчас?

Он улыбался, прихлебывая кофе.

— Ваш супруг назвал вас пламенной мятежницей. Если вас это порадует, то могу сообщить, что суды до сих пор практически не работают. Весь бизнес почти замер, корабли стоят на приколе, их не могут ни загрузить, ни разгрузить.

— Я понимаю, что некоторое время будет очень трудно. Зато потом — разве мы не выиграем?.. Должен же парламент понять, что нас нельзя принудить отказаться от своих прав!.. Расскажите еще что-нибудь. — Она вся подалась вперед.

— Ситуация на самом деле непростая. Без судов нельзя заставить должников вернуть долги, и есть такие, кто специально не платит, потому что знает это. С другой стороны, тех, кого кризис разорил, невозможно отправить в тюрьму. Многие порты разрешают кораблям отплывать с гарантийными письмами, в которых значится, что груз не оформлен надлежащим образом из-за отсутствия марок. Но владельцам грозит тюрьма, если они попытаются разгрузить свои товары в Англии или Вест-Индии. Многие распускают команды, Бостон быстро наполняется безработными и разозленными моряками. В других городах — то же самое. Боюсь, для многих это будет очень суровая зима.

Эвелин вздохнула и обхватила пальцами свою чашку, заглядывая в нее.

— То есть я потеряю все, что удалось заработать отцу. Но если мы станем пользоваться марками, будет то же самое. Ни у кого нет денег, чтобы платить такой налог… Но, наверное, можно найти выход. Кто-то может помочь… Если бы парламент действовал порасторопнее, трагедии можно было бы избежать.

Франклин слушал ее с одобрением. Она не оправдывалась, не извинялась за богатства мужа, просто пыталась трезво оценить ситуацию. Хэмптон мог настаивать, что он просто бизнесмен, а не политик, но у его жены, похоже, были другие взгляды на это.

— А помочь вполне могли бы и вы. Парламент состоит из людей, на которых слишком многие стараются повлиять. Они, конечно, озабочены тем, что происходит в колониях. Сейчас им было бы полезно услышать трезвое, непредвзятое мнение. И лучше всего будет, если это трезвое мнение будут слышать и дома — от вас, и в парламенте — от меня.

Эвелин взглянула на него с понимающей улыбкой, но покачала головой:

— Я на эту роль мало подхожу. Если бы я даже знала людей, от которых это зависит, вращалась в их кругу, они вряд ли стали бы слушать женщину. А сейчас все вообще непросто. Прошлой ночью скончался лорд Грэнвилл. Так что с пребыванием в обществе мне придется повременить.

Лицо Франклина омрачилось.

— Простите, ради бога! Я не подозревал, что граф был так серьезно болен.

В уме он уже быстро перебирал недавние встречи с влиятельными членами парламента, связывая все это с тем фактом, что Хэмптон был единственным наследником титула и что сидящая перед ним женщина уже, можно сказать, графиня. Он задумчиво прищурился.

— Простите мою настойчивость, но я думаю, что вы недооцениваете ситуацию. Вы, конечно, не скоро сможете блистать на светских приемах, но как раз в предстоящие дни этот дом, так или иначе, посетят самые влиятельные люди королевства. Политика, конечно, не лучшее занятие в дни траура, но именно это печальное обстоятельство даст вам возможность встретиться с людьми, от которых зависит наше будущее. Я прошу вас помнить об этом.