ОТКРОВЕННО. Автобиография - Андре Агасси

- Не плачь. Мы справимся.

Смотрю на Джила, который, кажется, усыхает на глазах.

В ближайшем магазине покупаю самый мощный кондиционер, и мы с Джилом устанавливаем его в окне палаты, где лежит Касси. Я ставлю переключатель на максимальную мощность и нажимаю кнопку «Старт». Мы с Джилом хлопаем в ладоши, Касси улыбается, когда поток холодного воздуха сдувает челку с ее милого круглого личика.

Следующий мой визит - в магазин игрушек, в секцию, где продают приспособления для плавания. Покупаю резиновую надувную трубу, аккуратно подкладываю ее под Касси, уложив голову по центру, а затем осторожно надуваю. Голова девочки медленно приподнимается, шея при этом остается неподвижной. Взгляд, полный облегчения, радости, благодарности освещает ее лицо, и в этой мужественной маленькой девочке я вижу то, что так давно искал: улыбка, с которой она принимает страдания, моя помощь в облегчении ее участи - именно в этом и кроется первопричина всего. Сколько раз я мог уже понять это! Именно для этого мы здесь - чтобы бороться с болью и, по возможности, облегчать страдания других. Так просто. И так трудно это понять.

Джил смотрит на нас с Касси, и у него на щеках блестят слезы.

Позднее, когда Касси уснула, а Джил клюет носом, устроившись в углу палаты, я сижу на стуле с жесткой спинкой и, раскрыв на коленях блокнот, пишу письмо в Ассоциацию. Письмо это - сплошная ложь, кое- где перемежающаяся крупицами правды.

Я признаюсь, что в моем организме были наркотики, однако заявляю, что никогда сознательно не принимал их. Я пишу, что Слим, мой администратор, которого я уже уволил, - известный торговец наркотиками; он периодически подмешивал себе метамфетамин в содовую (и это правда). Потом перехожу к главной порции лжи: заявляю, что не так давно по ошибке отпил из его стакана воду с наркотиками и таким образом, не желая того, принял дозу. Я утверждаю, что почувствовал все симптомы опьянения, однако надеялся, что наркотики быстро выйдут из моего организма, чего, к несчастью, не случилось.

Я прошу о понимании и снисхождении, торопливо дописывая концовку: «… Искренне и с уважением».

Сижу с письмом в руках и смотрю на лицо Касси. Конечно, мне стыдно. Я всегда предпочитал говорить правду. Вру я, как правило, неосознанно или самому себе. Но я будто вижу, какими глазами посмотрит на меня Касси, узнав, что дядя Андре - наркоман, отлученный за это на три месяца от игры в теннис, затем представляю себе миллионы лиц, глядящих на меня с тем же выражением, - и не могу придумать, что мне поможет, кроме лжи.

Обещаю себе, что эта ложь станет последней. Я отправлю письмо и этим ограничусь. Пусть остальным занимаются мои юристы. Не буду выступать перед комиссией, где мне придется лгать людям в лицо. Я не буду лгать об этой истории публично. Сейчас отошлю письмо, после чего положусь на судьбу и людей в дорогих костюмах. Если они смогут решить проблему тихо, без шума - прекрасно. Если нет, я смирюсь с тем, что меня ждет.

Просыпается Джил. Сложив письмо, я выхожу вместе с ним в холл.

В свете флуоресцентных ламп Джил выглядит еще более опустошенным. Он кажется - и я не могу в это поверить - слабым. Я совсем забыл, что именно в больничных коридорах мы постигаем истинный смысл жизни. Я обнимаю его, говорю, что люблю и что вместе мы преодолеем эту беду.

Он кивает, благодарит, бормочет что-то бессвязное. Мы долго молчим. Глаза Джила словно смотрят в бездну. Ему необходимо отвлечься, он должен поговорить о чем угодно, только не о терзающих его страхах.

Я рассказываю, что решил вновь вернуться к серьезным занятиям теннисом, начав с самых нижних ступеней, чтобы затем пробиться обратно на вершину. Касси вдохновила меня на это.

Джил говорит, что хотел бы помочь мне.

- Тебе и так есть чем заняться.

- Эй, ты должен стоять на моих плечах, помнишь? Дотянешься?

Я поражен тем, что он все еще сохраняет веру в меня, хотя я дал ему столько поводов для разочарований. Мне двадцать семь, в этом возрасте карьера теннисиста уже движется к закату. А я говорю о втором шансе - и Джил даже бровью не ведет.

- Давай рискнем, - произносит он. - Я в деле.

МЫ НАЧИНАЕМ с самого начала, будто я - подросток, никогда всерьез не занимавшийся спортом. Так и есть - я толстый, медлительный и слабый, как котенок. За год я едва ли брал в руки гантели. Самое тяжелое, что мне приходилось поднимать за последнее время, это кондиционер для Касси. Мне придется вновь раскрывать возможности своего тела, аккуратно и постепенно возвращая ему былую силу.

Для начала мы садимся поговорить у Джила в зале. Я устроился на скамье, Джил облокотился на тренажер. Я честно рассказываю обо всем, что успел натворить со своим телом. О наркотиках, о дисквалификации. Не могу просить Джила вытащить меня из трясины, пока он не поймет, насколько глубоко я увяз. Кажется, он поражен и раздавлен не меньше, чем там, в палате своей дочери. Джил всегда напоминал мне атланта, и сейчас при взгляде на него кажется, что ему на плечи свалился тяжким грузом весь наш мир. Он будто держит на своих плечах жизни шести миллиардов человек. Его голос срывается.

Я еще никогда не был так противен самому себе.

Заверяю Джила, что завязал с наркотиками, что никогда больше к ним не притронусь. Джил прокашливается, благодарит меня за честность - после чего считает торжественную часть законченной:

- Где ты был, неважно. Важно, куда ты будешь двигаться.

- Куда мы будем двигаться!

- Точно!

Он подробно расписывает план занятий, составляет для меня диету.

- И больше не проси о снисхождении! - добавляет он. - Никакого фастфуда, никаких поблажек, никаких нарушений. И даже алкоголь придется сократить.

Кроме того, по плану Джила, мне предстоит придерживаться строгого графика. Еда, тренировка, поднятие тяжестей, теннисный корт - все - в определенные часы.

В мою жизнь добавит аскетизма и то, что теперь я буду реже видеться с женой. Интересно, заметит ли она это?

МЕСЯЦ ПРОХОДИТ в тяжелых, изматывающих занятиях с Джилом, вызывающих в памяти наш тренировочный лагерь 1995 года. Теперь мне предстоит турнир местного уровня: я стартую с самой нижней ступени профессионального тенниса. Победитель получает чек на 3500 долларов. Болельщиков на трибунах меньше, чем в удачный день собирается на школьном футбольном поле. Дело происходит на стадионе Университета Невады: знакомая местность, но крайне непривычная ситуация. Пока Джил паркует машину, я размышляю о том, чего достиг, а чего - не сумел. На этих кортах я играл, когда мне было семь лет. Сюда я приехал в тот день, когда Джил уволился, чтобы работать со мной. Я стоял здесь, у входа в его офис, от волнения подпрыгивая на одной ноге, пораженный открывшимися перспективами. И вот теперь, в нескольких шагах от этого места, я играю с дилетантами и сбитыми летчиками.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});