Выстрел в Опере - Лада Лузина

— А-а! Хорошо, что проснулась, — поприветствовала Катя кричащую. — Ты нам так и не сказала тогда, что с твоим купальским золотом делать. Мы с Машей решили: особо ценные с исторической точки зрения вещи мы оставим себе, другие продадим, а лом переведем…

— Что у вас тут происходит?!! — завыла Чуб. — Я че, чего-то не знаю?

— Пока ты спала, — оповестила ее Дображанская, — я заработала для нас два миллиона двести пятьдесят тысяч рублей!

— Че? — ошалела Чуб.

— В тайнике у Кылыны лежало семьсот тысяч рэ в денежных знаках, — поведала ей о своей финансовой операции Катя. — В 1893 году я положила их в банк. Оказывается, ни один из десяти киевских банков не лопнул, вплоть до национализации большевиков. Это стабильность! А в 1913 получила проценты… Третья часть твоя. Можешь взять.

— Да на хрена мне ваши старые деньги?! — испустила возмущенно-недоуменный звук Чуб.

— Зря ты так, — застыдила ее Катерина. — При Николае II рубль был самой твердой в мире валютой, вплоть до первой мировой. Он обеспечивался золотом.

— И как ты все забрала? Бабки ж в Башне остались!

— Демон принес. Я ему позвонила. Он поможет мне с продажей моего супермаркета. Квартиру еще нужно продать. Пятьсот тысяч долларов. Перевести в старые деньги…

— Что тут происходит?! — очумела Чуб, чуя, что проспала не час, а как минимум год.

— Я остаюсь здесь, — безмятежно пояснила ей Катя, сияя, как золотой николаевский рубль. — За час я заработала здесь больше, чем там за год. Теперь в 1895 году я смогу выкупить имение Меринга!

Глава семнадцатая,

в которой фигурирует окно с видом на революцию

«Сообщаю, дорогой Владимир Ильич, что порядок в Киеве восстановлен, революционная власть в лице Народного секретариата, прибывшего из Харькова Совета рабочих и крестьянских депутатов и Военно-революционного комитета работает энергично…»

Из послания Михаила Муравьева В. И. Ленину

— Кого?

— Федор Федорович Меринг, — дала вежливую справку красавица. — Прелюбопытная личность! Киевский медик, профессор университета Святого Владимира, похоронен на Аскольдовой могиле — я нашла в Интернете. Его имя было известно на весь Юго-Западный край. Был известен тем, что, будучи весьма состоятельным, бесплатно лечил малообеспеченных людей, в первую очередь евреев. Те, в благодарность, подсказывали ему, какую землю купить. Так Меринг скупил огромный участок земли в районе Крещатика… Десять десятин. Это больше десяти гектаров! Поместье купило товарищество. Продало строителям доходных домов по тысяче рублей за квадратную сажень! Десятина — 2 400 кв. саженей. Десять десятин — доход в 24 миллиона рублей! Чистый — 23 миллиона. Один миллион я предложу наследникам Меринга.

— Вы сговорились? — прошептала прибитая Даша.

— Нет, пока еще нет, — посуровела Катя. — Я пока не знаю, как на них выйти. Но они евреи, значит, не идиоты. Я даю на двести тысяч больше, чем это товарищество.

— А ты, может, не в курсе, — отчаянно попыталась осадить ее Чуб, — что по нынешним рабским законам женщины не могут заниматься бизнесом?!

— Законы пишут для идиотов, — проинформировала певицу бизнес-леди. — Нормальные женщины могли заниматься всем и всегда. Екатерина II еще в XVIII веке была императрицей всея Руси. К слову, сейчас одна «катенька» стоит у антикваров двадцать пять гривен. Пятьсот тысяч долларов — два миллиона пятьсот тысяч гривен. Разделить на двадцать пять, умножить на сто… Выходит десять миллионов в старых деньгах. Это только за квартиру. В целом набежит около пятидесяти. Демон обещал поспособствовать сделке с Мерингами. Он сделает мне документы. Может, написать в них, что я тоже еврейка? У моей бабушки по отцу девичья фамилия Резник… Тогда Меринги точно…

— Ты не сможешь здесь голосовать! — крикнула Чуб.

— Я и там никогда голосовать не ходила. — Катя подняла на певицу не понимающие причин ее крика глаза. — Я не такая дура, чтоб думать, что голосуя мы что-то решаем.

— Ты не сможешь здесь курить!

— Я и там собиралась бросать.

— Здесь нет Интернета, холодильника, стиральной машины!

— Ты что, правда думаешь, что с пятьюдесятью миллионами я тут собираюсь стирать? — Катя аж удивилась. — На то есть прачки, дворецкие, горничные. И, надо сказать, я убедилась: обслуживающий персонал здесь гораздо лучше, чем там. Семьдесят лет совка испоганили народ, они комплексуют работать прислугой, а комплексы сказываются на работе. А здесь слуга даже не профессия — это философия! Я всю жизнь ломала голову, где найти персонал… Здесь!

— Тут нет кино!

— Точно! Считай, нет. — Катино лицо озарилось. — Отличная идея. Может, закупить там у нас каких-нибудь фильмов, купить кинотеатр и показывать тут?

То, что, желая расстроить Катю, она ее только обрадовала, окончательно привело Чуб в расстройство.

— Сумасшедшая! — почти проплакала она (зная уже, это все равно не поможет). — Тебе ж объяснили. Нельзя отменить одну революцию, не отменив вторую — женскую. Мы всегда будем ходить в длинных юбках!

— Вот и славно. — У Дображанской сделалось такое лицо, точно ей только что объявили: мужчина, которого она любила всю жизнь, жаждет жениться на ней. — Я пришла к однозначному выводу — эмансипация принесла нам больше вреда, чем пользы!

— Что?!!! — завопила Чуб, выпячивая губы и выпучивая глаза.

— Да, да, — чопорно подтвердила Екатерина Михайловна. — Если так пойдет дальше, через каких-то сто лет мужчины окончательно превратятся в конченых педиков, а женщины — в законченных монстров.

— А ничего, что скоро революция? — выложила последний аргумент Даша Чуб. — Ты квартиру продаешь. А ты Октябрьскую уже отменила? А вдруг у вас еще ничего не получится?

Растерянность, размягчившая самоуверенные черты Дображанской, была для Даши лучшим душевным бальзамом!

— А не получится, — призадумалась Катя, — деньги можно перевести в золото, золото в швейцарский банк. В крайнем случае можно вернуться назад в настоящее. Если в 1893 положить на счет пятьдесят миллионов, за сто с лишним лет проценты набегут… — Катерина помолчала, умножая в уме. — Нет, все равно нет смысла туда возвращаться! Тут я заработаю в миллионы раз больше. А там? Что там? Воскресить мой бизнес нельзя. Начать все сначала можно. Но здесь такие возможности! Нужно быть идиоткой, чтоб их упустить. Года за три я приберу к рукам пол-России!

— А я? Где я? — заорала Чуб благим матом.

— Ну, — нерешительно сказала Катя, — я могу и твои деньги вложить. Треть золота, треть дохода, треть денег Кылыны. Неплохой начальный капитал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});