Уловка Прометея - Роберт Ладлэм

– Можно сказать и так, – отозвалась Лейла. – Во всяком случае, если говорить по-английски. Несомненно, вам было бы куда легче осознать эти сведения, будь они изложены на языке алгоритмов. Я уверена, что ваши методы столь же загадочны по своей сути.

Уоллер наблюдал за пикировкой двух женщин, словно болельщик на трибуне Уимблдона.

– На самом деле, – заметила Елена, – наши методы начинаются с очень простой, общеизвестной предпосылки: всегда учитывай источник информации. Например, вы уверены, что Пуарье – враг Арно. Это вполне естественное предположение. Ведь именно так эти двое себя и ведут. И на самом деле проделывают это даже чересчур усердно.

– Что вы этим хотите сказать? – холодно поинтересовалась Лейла.

– Я думаю, что если вы копнете поглубже, то обнаружите, что на самом деле Пуарье и Арно – деловые партнеры. Владельцы нескольких тесно связанных между собой крупных холдинговых компаний. И все их соперничество – обычнейшая уловка.

Лейла сощурилась.

– Вы утверждаете, что добытая мною информация бесполезна?

– Отнюдь, – возразила Елена. – Сам тот факт, что вас надули – вычислили, кто вы такая, и скормили вам подобный слух, – является весьма ценной информацией. Очевидно, Арно желает, чтобы мы верили этой версии. Оценивать следует не саму фальшивку, а попытку распространить эту фальшивку.

Лейла некоторое время помолчала, потом угрюмо произнесла:

– Возможно, вы правы.

– Если Арно желает сбить нас со следа, расхолодить наш пыл, – заметил Брайсон, – то отсюда сам собою напрашивается вывод: Жак Арно является частью некоего предприятия, которое стремится избежать огласки. Они хотят, чтобы мы запутались и потеряли бдительность. Что-то должно произойти, причем в ближайшее время. Нам нельзя сейчас упускать ничего, ни единой мелочи. О господи, мы имеем дело с силой, которая располагает просто неимоверными знаниями и властью. Нам остается лишь надеяться, что нас они недооценили.

– Боюсь, – печально сказала Лейла, – что нас они оценили совершенно верно.

Уоллер покинул штаб-квартиру Директората и отправился в Париж, на какую-то неотложную встречу. А Брайсону и Елене пришлось пока что подождать. Чтобы скоротать время, они отправились прогуляться – вниз по горному склону, мимо живых изгородей из розмарина, вдоль берега Дордони. Они действительно находились во Франции: Брайсон понял это сразу же, как только они с Еленой поднялись наружу, покинув подземный центр. Главный вход размещался в старинном каменном особняке, выстроенном на склоне горы. Наблюдатель или случайный прохожий увидел бы лишь особняк, достаточно большой, чтобы можно было поверить, будто в нем разместился офис и лаборатории какой-то американской фирмы. В общем, американцы нашли подходящее местечко и живут в свое удовольствие. Это вполне объясняло, почему сюда приезжают всякие машины и почему на местный аэродром прилетают и улетают частные самолеты. Но никто не знал, насколько на самом деле велик этот центр и как глубоко он вгрызся в толщу горы.

Брайсон шел осторожнее, чем обычно, и старался беречь правый бок, но все равно время от времени на его лице появлялась гримаса боли. Они с Еленой спустились мимо скал и прошли по древней тропе паломников через долину. Здесь выращивали грецкие орехи, и долина была заполнена ореховыми фермами, льнущими к Дордони, этой древней реке, несущей свои воды мимо Суайяка и дальше, к Бордо. Это был край зажиточных, основательных крестьян, соли земли и суровых хранителей французской глубинки, – впрочем, за много лет некоторые из этих непритязательных каменных коттеджей стали домом для англичан, не мыслящих отдыха без поездки в Прованс или Тоскану. Выше на склонах располагались винодельни, производящие недурственное vin du pays[13]. В отдалении, севернее Кагора, раскинулся зеленый край, усеянный средневековыми городишками. Большие крестьянские семейства любили наведываться по воскресеньям в здешние ресторанчики, в которых им подавали скромные, но солидные блюда местной кухни. Брайсон и Елена забрели в лес, где у корней вековых деревьев прятались знаменитые трюфели: сведения об их «гнездах» передавались в здешних семьях из поколения в поколение и держались в тайне от всех чужаков, даже от владельцев земли.

– Это бь1ла идея Теда – обосноваться здесь, – пояснила Елена, когда они неспешно шли, держась за руки. – Нетрудно понять, почему человек, который так любит покушать, способен пылко влюбиться в этот край, с его винами, маслом грецкого ореха и трюфелями. Но его выбор был вполне практичен. Мы хорошо спрятались, получили вполне правдоподобное прикрытие, удобную взлетно-посадочную площадку. Кроме того, здесь проложены прекрасные шоссейные дороги, ведущие во всех направлениях – на север, к Парижу, на восток, в Швейцарию и Италию, на юг, к Средиземному морю, на запад, к Бордо и Атлантике. Моим родителям здесь нравилось.

В голосе Елены появились мягкие, задумчивые нотки.

– Они, конечно, скучали по родине, но это все-таки чудесно – провести свои последние годы в здешних краях.

Она указала на стоящую в отдалении группу каменных коттеджей:

– Мы жили в одном из тех домиков.

– Мы?

– Я жила вместе с ними, заботилась о них.

– Я рад за тебя. Моя потеря стала для них приобретением.

Елена улыбнулась и крепче сжала его руку.

– Знаешь, старая поговорка говорит правду. Mai raut, mai dragut.

– Разлука усиливает нежность, – перевел Брайсон. – А как насчет той поговорки, которую ты любила повторять – celor се due mai mult dorul, le pare mai dulce odorul? Разлука обостряет любовь, а пребывание рядом – укрепляет. Верно?

– Знаешь, Николас, мне было нелегко. Очень нелегко.

– И мне. Более чем.

– Я сумела заново выстроить свою жизнь без тебя. Но мне так и не удалось избавиться от боли и от ощущения потери. А тебе?

– Боюсь, мне было даже тяжелее – из-за неопределенности. Из-за множества вопросов, на которые я никак не мог отыскать ответ: почему ты исчезла, куда ты делась, что ты подумала?

– О, iubito! Те ador! Мы оба стали жертвами – жертвами и заложниками недоверия и подозрительности.

– Мне сказали, будто тебя приставили ко мне в качестве наблюдателя. Будто я был твоим заданием.

– Заданием? Мы влюбились друг в друга, и это произошло совершенно случайно. Смогу ли я когда-либо доказать, что тебе сказали неправду? Я полюбила тебя, Николас. И сейчас люблю.

Брайсон развернул перед ней все хитросплетения лжи, возведенные Гарри Данне, – историю о юноше, которого выбрали за талант полиглота и отличные физические данные, а потом завербовали, не раскрывая правды, манипулировали им, даже убили его родителей.

– Они очень умны, эти прометеевцы, – заметила Елена. – Когда организация настолько засекречена, как наша, не так уж сложно состряпать о ней правдоподобную ложь. А потом они сумели обставить все таким образом, будто ты стал нам врагом и пытаешься уничтожить нас – так что ты не мог проверить, правду ли тебе говорят.

– Но ты знаешь об Уоллере?

– О его...

– О его... его прошлом, – нерешительно произнес Брайсон.

Елена кивнула:

– О России. Да, он рассказал мне, вкратце. Но это было совсем недавно. Думаю, он пошел на такую откровенность лишь потому, что собрался вернуть тебя обратно и понимал, что мы не станем ничего друг от друга скрывать.

Тут раздался звонок мобильного телефона Елены.

– Слушаю.

Лицо женщины просияло.

– Спасибо, Крис.

Отключив телефон, Елена повернулась к Брайсону:

– Готово!

* * *

Крис Эджкомб вручил Елене стопку папок с красной каймой, распухших от распечаток.

– Дружище, когда код взломан – то он взломан. Пять скоростных лазерных принтеров уже дымятся, распечатывая это добро. Труднее всего оказалось подобрать способ транскрипции – чтобы превратить произнесенное слово в написанное, требуются огромные компьютерные мощности и масса времени, даже при наших процессорах. Но теперь мы близки к завершению. Я хотел было отсеять все лишнее, но потом решил, что сейчас любая ошибка может оказаться слишком значительной, и отступился. Лучше вы сами решите, что тут важно, а что нет.

– Спасибо, Крис, – поблагодарила его Елена, принимая папки и укладывая их на длинный стол. Они находились сейчас в конференц-зале, примыкающем к сверхмощному компьютерному центру.

– Я принесу вам кофе. Отчего-то мне кажется, что он вам не помешает.

Елена и Брайсон поделили груду распечаток между собой и зарылись в них. Самым ценным были расшифрованные телефонные разговоры между главными членами группы – в том числе и так называемые «телефонные совещания», общение с несколькими абонентами одновременно. Поскольку эти беседы велись по закрытым линиям, их участники изъяснялись откровенно. Впрочем, некоторые – самые осторожные, в число которых входили Арно и Пришников, – оставались осмотрительны даже здесь. Они говорили иносказательно, обиняками, так что понять их мог лишь тот, кто сам был в курсе дела. И тут умение Елены просчитывать речевые схемы, распознавать утаенное даже в обычной речи оказалось решающим. Она быстро разметила несколько транскриптов клейкими листками. А поскольку Брайсон лучше был знаком с участниками бесед и сопутствующими обстоятельствами, равно как и со спецификой определенных операций, он мог вылавливать из текстов различные ссылки и подтекст.