Особенности национального пиара. PRавдивая история Руси от Рюрика до Петра - Владимир Мединский

Повод высказаться Филофею дали, прислав ему переводное немецкое сочинение — предсказание о потопе в 1524 году. К Филофею власти обратились за экспертной оценкой: будет потоп али нет?

Московским властям надо было учитывать этот возможный сценарий «экологической катастрофы», занимаясь планированием своей деятельности. Надвигающийся Апокалипсис в те времена оставался актуальной темой. Судный день на полном серьезе во всем христианском мире ждали со дня на день.

Получив сделанный в Москве перевод, Филофей и написал ответное послание «О звездочетцах». Отправил он его где-то в конце 1523-го или начале 1524 года. Эксперт опровергал даже не прогноз как таковой, а саму его методику. Скромно заявив сначала о своем незнакомстве с «языческими хитростями», он дальше вполне внятно излагает основы астрологии. Потопа, «когда всей вселенной городам, и царствам, и странам, всем вместе на земле рожденным, настанет конец», по мнению монаха, не будет. Просто потому, что в рецензируемом сочинении используется недостоверный источник информации.

А что касается семи планет и двенадцати звезд зодиака, и прочих звезд, и плохих часов, и рождения человека под какой-то звездой, в час злой или добрый, определяющий участь, богатство или нищету, порождающий добродетели или пороки, многолетнюю жизнь или быструю смерть — все то кощунство и басни. Первыми халдеи это написали. От них же и греки писания эти восприняли, и те планеты и прочие звезды богами назвали. После греков еретики то приняли и насеяли горьких плевел посреди пшеницы православной христианской веры на прельщение малоумным людям, верящим в злые дни и часы. Если бы злые дни и часы сотворил Бог, зачем ему мучить грешных? Ведь Бог бы и был повинен в том, что породил злого человека[97].

Как показали дальнейшие события, контрпрогноз Филофея оказался верным. А еще они показали, что затеянная при большевиках борьба с православием породила в «освобожденных» умах горы астрологического мусора. Псковский монах XVI столетия на удивление был куда меньшим суеверным мракобесом, чем современные раскрепощенные девицы, утыкающие свои розовые носики в страницы гламурного глянца с гороскопами.

Но при чем тут идея «Москва — Третий Рим»? Если честно, основная идея откровенно притянута за уши. Так как критикуемое Филофеем сочинение пришло с католического Запада, он, пользуясь случаем, потоптался на римских вероотступниках — католиках. Попутно он сообщил, что «романское царство неразрушимо, ибо Господь в римскую область вписался» — то есть Христос родился и был «прописан» в Римской империи. А раз так, Римская империя должна жить в любом случае и после гибели Константинополя. Отталкиваясь от этого постулата, Филофей ушел совсем уже далеко от первоначальной темы. Единственное объяснение самой концовки послания — то, что Филофей мог надеяться, что это прочтут в Москве.

Вот те 100 слов, из-за которых веками будут скрещиваться копья: «Итак, о всем том прекратив речи, скажем несколько слов о нынешнем преславном царствовании пресветлейшего и высокопрестольнейшего государя нашего, который во всей поднебесной единый есть христианам царь и правитель святых Божиих престолов, святой вселенской апостольской церкви, возникшей вместо римской и константинопольской и существующей в богоспасаемом граде Москве, церкви святого и славного Успения пречистой Богородицы, что одна во вселенной краше солнца светится. Так знай, боголюбец и христолюбец, что все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, это и есть римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать».

«Итак, о всем том прекратив речи, скажем несколько слов о...» Поистине гениальный замечательный переход, который позволяет что угодно впихнуть куда угодно!

Любопытно, что в разных своих произведениях, о чем бы он ни писал, Филофей всюду помещал слова о Третьем Риме как бы отдельно и в самом конце, словно следуя правилу Штирлица о том, что запоминается последняя сказанная фраза.

К месту и не к месту использовать слово «креатив» уже считается дурным тоном. Но в данном случае мы имеем дело с оригинальным идеологическим креативом в чистом виде.

В результате, как отмечает Современная энциклопедия «Религия»: «Доктрина "Москва — Третий Рим" явилась истоком всей официальной русской идеологии XVI века и формировала политическую программу Московского государства в царствование Ивана IV, Бориса Годунова и позже, при царе Алексее Михайловиче Романове и патриархе Никоне». Получается — не только XVI, но и всего XVII века.

Филофей не придумал свою идею на голом месте. Примерно об этом — о правопреемстве Византийского наследства — и ранее многие так и сяк говорили.

Но только истинный гений PR смог выкристаллизовать всего десятью словами целую концепцию государственной идеологии и политики России на многие века: «Два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать».

Популярный писатель Андрей Буровский, писавший в соавторстве с еще более популярным Александром Бушковым, правда, несколько дополнил псковского монаха. В своей книжке «Россия, которой не было. Русская Атлантида» Буровский воспроизводит слова Филофея на древнерусском языке так: «Два Рима падоша по грехам своим, третий же стоит, а четвертому не бывать». Звучит, конечно, поэтичнее, чем на современном русском языке.

В XVIII столетии о формуле Филофея вроде бы не вспоминали. Но она продолжала свое существование под грифом «для служебного пользования», а может быть, и «совершенно секретно». Екатерина II не только собиралась закрепить Россию на Балканах, но и строила большие планы на Константинополь. Там по ее плану должен был сесть императором ее любимый внук. Нелюбимому сыну Павлу, что характерно, эту роль она доверять не желала. Стоило войти русским солдатам в Стамбул, и десять слов Филофея ох как пригодились бы!

Ее внуку Александру позже было не до Византии: разгромив Бонапарта, он блистал во всем своем императорском величии в Париже и Вене. Приоритеты России в начале XIX века сместились к западу... Но уже в середине столетия о Филофее вспомнили.

Тогда же Федор Тютчев пишет стихотворение «Русская география». Впервые оно было опубликовано еще в 1886 году, но оставалось практически неизвестным в СССР — при том, что в поздние советские времена весь Тютчев был хрестоматийным! Итак, не грех повторить:

Москва и град Петров, и Константинов град —

Вот царства русского заветные столицы...

Но где предел ему? и где его границы —