Песнь моряка - Кен Кизи

Но не увидит ли нас весь город на этой открытой воде? Кларк Б. со своими мальчишками вышлют за нами скоростной катер еще до того, как мы доберемся до середины бухты.

– Мы не пойдем через бухту, мистер Стюбинс. – Кармоди три раза сунул в прорезь карту-ключ для уверенности, что зажглась искра, затем коснулся кнопки стартера; маленький двигатель выстрелил первым оборотом. – Мы пойдем в обход.

Он попробовал добавить газу, но мотор был еще холодным и потому заглох; он попробовал завести его снова, и получилось еще хуже. Выхлопная труба случайно вышла из воды, и по пустой бухте пронесся грохот, как от сигнальной пушки. Кармоди обернулся через плечо. Гигант на причале завопил и подпрыгнул, словно пушечное ядро просвистело у него над головой. Через секунду на палубе появился Кларк Б. Кларк, забрался на крышу рулевой рубки и, заслонив глаза от света, поглядел в их сторону. После чего он прогрохотал по металлическим ступеням трапа и вслед за гигантом направился к лимузину.

– Сейчас они будут здесь, – сказал Стюбинс.

Мотор кашлянул. Кармоди развернулся лицом вперед и усмехнулся:

– А мы с божьей помощью будем там!

Резко накренив лодочку на левый борт, он повел ее в сморщенный зеленый поток, на полном газу, прямо в море. Приливная волна быстро шла на убыль, и легкая моторка проехалась на ней, точно серфинговая доска, прямо над отмелью. Поток брыкался под днищем, но корпус был спроектирован так, что мог изгибаться и двигаться вместе с поверхностью. Он вставал над непокорной водой, словно легкий, как перышко, наездник над двухтонным брахманом; мужчины лишь усмехались, глядя друг другу в лицо, – пусть себе брыкается.

Они сошли с отмели и некоторое время неслись с плеском и грохотом по вихрящейся податливой воде, не говоря ни слова; затем старый Стюбинс наклонился к Кармоди. Глаз у него блестел, как хромированная заклепка. Он по-прежнему говорил шепотом:

– Ох, мой бох, как это здорово, Кармоди, вы бы знали! Охренеть же можно!

– Я не совсем понимаю, о чем вы, мистер Стюбинс.

– Трепет, Кармоди, неужто он вам не знаком? Трепет, когда проходишь неизвестную отмель, идешь по новым водам, когда по прихоти новых ветров тебя несет на новую землю? Вы только посмотрите: мы тут свободны, как юные брызги в соленых струях! По левому борту – открытое море! По правому – идеальный утес сапфирно-голубых облаков, вздыбленных на тысячу футов в высоту бог знает каким метеорологическим феноменом! Ах, господи, друг, восторг и трепет!

Кармоди не отвечал, но мышцы его щек растянулись в улыбку шире некуда.

Стюбинс хлопнул ладонью по надувному корпусу:

– Вот красота! Вы знаете, о чем я: трепет, когда тебя зовут и манят морские приключения. Романтика! Таинственные острова! Оседлать неизвестную волну и разведать неразведанное! Ради бога, друг, только не говорите мне, что вам не знакомо это чувство.

– Отчего же, знакомо. Только мой нос слишком часто заливало волной, чтобы говорить о романтике.

– Что ж, тогда поговорю я. – Ветер швырял его седые волосы, словно пену. – Опрокидываться, идти ко дну, ломать мачты… все прекрасно. Удача и противоборство! Сможете ли вы подойти к подветренному берегу в плохую погоду? Какова ваша наветренная скорость? Чем оснащен ваш корабль? И в хорошей ли он форме? Вы знаете, что яхты всегда были инструментом государственности? Королевский военный корабль Генриха Восьмого, «Генри Грейс э’Дью», – хороший тому пример. Вы наверняка видели картины в какой-нибудь английской библиотеке: плавучий дворец, великолепный и величественный?

– Возможно, – согласился Кармоди, зная точно, какую именно литографию описывает сейчас Стюбинс.

– Этот корабль стал Генриху настоящим зубастым троном, всяко лучше кресла-качалки в Букингеме. «Дворец на море» Генриха был государственным кораблем своего времени и принес больше пользы короне, чем любой, черт бы его побрал, наземный замок. Да и пахло там наверняка лучше.

– Здесь вы, возможно, правы, – снова согласился Кармоди. – Знаю я, чем пахнет в этих замках.

Они шли мимо «Чернобурки», но она стояла на сотни ярдов ближе к берегу. Человек в белой форме кричал им что-то в рупор. Вот почему старый призрак так разговорился, догадался Кармоди.

– Другой пример – яхта Людовика Четырнадцатого… ее помосты разукрасили настолько богато и тяжело, что она уже не годилась для плавания. Она все же поплыла и перевернулась из-за этих своих оборочек. Как это по-французски. Почему, вы думаете, палуба у бака зовется форкастель? От латинского castellum – крепость, дворец. Потому что бак и был дворцом, воздвигнутым перед мачтой, и представал царственному взору главы государства всякий раз, когда тот стоял на юте, – развевающиеся флаги символизируют власть короля. Корабль государственности, понимаете?

– Более-менее. – Кармоди повернул голову к большому металлическому парусу. – Чисто из любопытства: какое королевство представляет ваш грандиозный и нелепый корабль? Какие на нем флаги? Звезды-полосы? «Юнион-Джек», Восходящее солнце? Чисто из любопытства…

Стюбинс не пожелал смотреть на яхту.

– Вы правы, на нем нет государственных флагов, но грандиозный и нелепый корабль действительно является инструментом государственности – это такая же истина, как и то, что вы здесь сидите. Я только не знаю теперь, какого государства.

– Мне кажется, капитан должен знать, чьим судном он командует.

– Я же вам сказал, что я номинальная фигура. Я встаю время от времени за штурвал, но это просто шоу. Вон то накрахмаленное угробище, которое визжит в рупор, – нет, не показывайте ему, что вы его видите, – старпом Сингх, он и есть настоящий начальник. Но и он вряд ли знает, чьим судном командует. Приказы приходят к нему через один гаджет, он сам отдает их через другой, а тот переправляет их судовому компьютеру. Судовой компьютер прокладывает курс, поворачивает румпель, даже ставит парус, а мистер Сингх работает с клавиатурой. Говорят, он умеет печатать две тысячи двести знаков в минуту. Я за минуту хорошо если успею застегнуть ширинку. – Он развел узловатые руки и скорбно пожал плечами. – М-да. Я просто старая глупая деревянная гальюнная фигура. Моя единственная обязанность в море – держать нос по ветру, смотреть вперед острым взглядом, а также мордоваться с пристойным видом на серьезных общественных мероприятиях, чтоб яхта не села на мель.

– Тогда зачем оно вам? У вас же явно хватает фишек на крышу над головой…

– Потому что я люблю море, друг, я же говорю. – Стюбинс скосил глаз в сторону. – Ой, этого я и боялся. Они спускают скоростной катер. Что ж, сэр, надеюсь, вы знаете место, где можно отсидеться.

– Знаю. А вы, если у вас действительно такой острый взгляд, как вы утверждаете, смотрите вперед обоими глазами. Нам нужны обломки кораблекрушения вон на той песчаной отмели. Вперед и обоими глазами, я сказал!

– Есть, капитан.

Стюбинс коротко отдал честь, развернулся и соорудил над глазами козырек из своей длинной серой руки. Лихая фигура, вынужден был признать Кармоди, наблюдая