Светлейший князь А. Д. Меншиков в кругу сподвижников Петра I - Марина Тазабаевна Накишова

и Б. Г. Скорнякова-Писарева прослеживаются и после 1721 г. Отправленный Александром Даниловичем в 1722 г. на Украину полковник Л. Г. Ларионов следующим образом описывал позицию Богдана Григорьевича: «Скорняков-Писарев вашей высококняжеской светлости как прежде служили, так и ныне служить обещались»[1258]. 26 ноября 1722 г. сам полковник сообщал князю: «Милостивейшее писание вашей светлости я получил чрез полковника господина Ларионова, которым зело благодарен, и сколько возмогли обще з господином Ларионовым к лутчей вашей светлости пользе чинили, а полковник, господин Давыдов (следующий межевщика Почепа. – М. Н.) поехал из Глухова в Почеп сего нижеписанного числа»[1259]. Стоит отметить, что на дальнейшую судьбу межевщика повлиял конфликт, случившийся в Сенате между его братом Г. Г. Скорняковым-Писаревым и вице-канцлером П. П. Шафировым. П. П. Шафиров обвинил обер-прокурора в потворстве махинациям князя, поэтому 11 января 1723 г. против Б. Г. Скорнякова-Писарева и дьяка И. Р. Лосева были возбуждены уголовные дела.

На фоне обозначенных выше событий 1721 г. корреспонденция, отправляемая А. Д. Меншиковым А. В. Макарову, стала еще более тревожной. Ход Почепского дела, благодаря разносторонним[1260] попыткам увести его в делопроизводственные дебри, очевидно затягивался. Если еще 17 декабря 1720 г. А. Д. Меншиков более или менее спокойно обращался к А. В. Макарову, чтобы тот объявил в Сенате «…что царское величество указал по прошению моему почепское межевое дело разсмотреть все господам сенаторам здесь», то в апреле 1721 г. он уже весьма настойчиво – и не один раз – просил сделать доклад царю по Почепскому делу, которое уже четыре года к завершению прийти не может[1261]. Князь жаловался на челобитчиков-казаков, просил их в Санкт-Петербурге задержать и анулировать приговор Сената, по которому гетманских комиссаров В. Я. Жураковского, М. Г. Огроновича и П. В. Валькевича велено было отпустить на межевое дело в Почеп. Князь напоминал А. В. Макарову, что уже посылал письмо с подобными просьбами, а также указывал на необходимость доложить обо всем Екатерине для «предстательства»[1262]. Параллельно Александр Данилович писал лично к Петру I и Екатерине Алексеевне[1263]. В своих посланиях он также жаловался на нерасторопность разбирательств: «…да изволите повелеть присланных сюды неправых челобитчиков допросить, и указать той меже быть так, как помянутые зарученые межевые книги учинены, ибо уже, как мое прошение вашему величеству было подано в Ревеле[1264], тому четвертой год, и по се время то дело во окончание не может прийти, и о том да изволите повелеть милостивой указ в Сенат прислать, чтоб по моему прошению по тем книгам учиня разсмотрение, учинили решение»[1265].

Волнение А. Д. Меншикова заметно по количеству писем, посланных им Петру, Екатерине и А. В. Макарову с 1 апреля по 12 мая 1721 г. Среди материалов фонда Кабинета за этот период находятся три письма к государю, пять писем к государыне и восемь писем к кабинет-секретарю[1266]. Их общее содержание и просьбы идентичны приведенным выше посланиям. Частично поменялась тональность отправляемой А. В. Макарову корреспонденции: к просьбам уведомить Петра об обстоятельствах дела, доминировавшим годом ранее, постепенно добавлялись призывы повлиять на его решение и милостивую резолюцию учинить[1267]. Обращаясь к кабинет-секретарю за помощью, князь не скупился на обвинения по отношению к малороссийским должностным лицам, утверждая, что они действуют противно правам и держат другую, т. е. не его, сторону только потому, что «…я мало ефимков и вина куф имею, и дарить мне их нечим»[1268]. Кроме того, Александр Данилович пытался подступиться к А. В. Макарову через других государственных деятелей. В письме к И. М. Головину он поручал «…с ним, господином Макаровым, согласясь, о том моем деле, их величеству доложить и исходатайствовать надлежащей решительной окончительной указ»[1269]. За 1721 г. период А. В. Макаров писал А. Д. Меншикову о Почепском деле три раза[1270]. Он успокаивал князя, отмечая, что государь и государыня письма получают и обо всем доподлинно известны. Алексей Васильевич отмечал, что и он, и Екатерина, которая при случае напоминала Петру I о Почепском деле, всеми силами стараются получить царский указ. Также однажды кабинет-секретарь передавал устные рассуждения государя, совсем нерадостные для князя, относительно ложных сведений челобитчиков о межевании: «…лутче назначенная персона из Сенату подлинно там освидетельствует»[1271].

Как часто А. В. Макаров докладывал государю о делах А. Д. Меншикова, неизвестно, хотя современники событий подмечали лояльность Алексея Васильевича к князю: «…которой вашей светлости добрый приятель»[1272]. Сомнительно, что кабинет-секретарь бежал к Петру с новостями каждый раз, как получал письмо, тем более что в особенно нервозные периоды А. Д. Меншиков обращался к А. В. Макарову как минимум раз в пару дней. Среди материалов докладных записей (меморий) кабинет-секретаря упоминание о Почепском разбирательстве встречается лишь единожды[1273]. Можно предположить, что нежелание А. В. Макарова докучать государю о волнующем А. Д. Меншикова деле (подобное нежелание объясняется вполне банальными причинами – у Петра были дела и поважнее) косвенно подтверждают и сами многочисленные обращения князя. В этом плане высказанная Н. И. Павленко позиция, что якобы благодарный за былую протекцию кабинет-секретарь был одним из самых ярых княжеских заступников перед государем и «слепо верил в безгрешность» Александра Даниловича, выглядит слишком смелой[1274]. Аналогично представляется маловероятным, что А. В. Макаров выполнял исключительно техническую роль в документообороте, прикрываясь «этикетным лицемерием, которое создавало лишь видимость реальной поддержки»[1275]. Надо полагать, правда находится где-то посередине столь категоричных оценок: кабинет-секретарь оказывал некоторую поддержку А. Д. Меншикову, но, зная вспыльчивый характер Петра, не спешил ради князя вызывать его недовольство. Угадывая настроения правителя, он просил за Александра Даниловича ровно столько, сколько ему позволял случай[1276].

Тем не менее именно в корреспонденции за 1721 г. особенно явно прослеживается роль А. В. Макарова в царском документообороте и то значение, которое придавал действиям кабинет-секретаря Александр Данилович. В письме от 17 апреля князь писал: «…прошу вас, извольте посланное мое к Его царскому величеству прошение наперед вы прочесть про себя и потом Его величеству доложить (надо полагать, в выгодном для А. Д. Меншикова свете. – М. Н.) и посланного моего пажа Его величеству представить. Також о вспоможении за меня извольте о том же донесть Ее величеству, всемилостивейшей государыне царице, о чем я к Ее величеству писал, что о сем Ее величеству пространно донесете вы. И в самой надежде на вас яко на моего благонадежного благодетеля прошу немедленно от Его царского величества указу по тому моему прошению получить, ежели же паче чаяния оное продолжитца, то чтоб вы от себя в