Сто суток войны - Константин Симонов

Эти документы, как мне думается, дополняют описанную в записках картину и дают представление и о мере существовавшей тогда нервозности, и о мере того возбуждения, которое могло охватить людей, впервые своими глазами увидевших, как падают сбитые немецкие самолеты.

В связи с этим эпизодом мне остается добавить несколько слов о полковом комиссаре Полякове, о котором я не очень лестно отозвался в своих записках. Я и теперь не испытал теплых чувств при воспоминании о нашей тогдашней встрече. Но сейчас я знаю то, чего не знал тогда. Начальник политотдела дивизии принадлежал к числу людей, жестоко пострадавших в тридцать седьмом году, оклеветанных и освобожденных из тюрьмы перед войной. Я имел случаи убеждаться, что такие травмы по-разному действовали на разных людей. Бывало и так, что люди после этого становились замкнутыми, сугубо формальными, даже придирчивыми, действовали так, чтобы, как говорится, комар носа не подточил. Если учесть, что уполномоченный особого отдела, разговаривая с полковым комиссаром, в своем возбуждении продолжал городить про нас всякую ересь, то можно допустить, что трудное прошлое самого полкового комиссара именно в этих обстоятельствах могло сыграть известную роль в его сугубо формальном и придирчивом отношении к нам.

56 «Мне сказали, что командир дивизии приехал, и я пошел к нему».,

107-я, впоследствии 5-я Гвардейская Краснознаменная Городокская стрелковая дивизия, которой командовал полковник Павел Васильевич Миронов, потом, в сентябре, участвовала во взятии Ельни. Во время октябрьского наступления немцев на Москву она оборонялась под Калугой и вышла из окружения к Серпухову. Во время нашего контрнаступления под Москвой с тяжелыми боями прошла свои первые двести километров на запад, а через три с лишним года закончила войну на косе Фриш-Нерунг в Восточной Пруссии. Однако в данном случае цель моих комментариев не в том, чтобы обратить внимание на эту географию событий, которая вообще типична для многих частей Западного, а впоследствии Третьего Белорусского фронта, боевой путь которых пролег из Подмосковья в Восточную Пруссию.

История боевых действий 107-й дивизии позволяет не только проследить ее боевой путь, но и проанализировать некоторые контрасты войны, посмотреть, чем была война для нас и для немцев в начале и чем стала для нас и для них в конце.

В боях за Ельню с 8 августа по 6 сентября 1941 года дивизия уничтожила 28 танков, 65 орудий и минометов и около 750 солдат и офицеров противника и, захватив довольно большие по тому времени трофеи, сама потеряла в этих боях 4200 человек убитыми и ранеными, то есть взятие Ельни стоило ей тяжелых потерь. Очевидно, не менее тяжелые потери она понесла и потом, во время боев под Калугой и выхода из окружения. В этом не оставляют сомнений сами обстоятельства первого периода Московской битвы.

В дальнейшем дивизия больше не отступала, но в своих наступательных боях продолжала нести тяжелые потери.

В зимнем наступлении под Москвой, захватив около 50 танков и 200 немецких пушек и минометов, дивизия потеряла 2260 человек убитыми и ранеными. Потом, зимой и весной, в наступательных боях под Юхновом, предпринимавшихся с целью облегчить положение нашей попавшей в окружение 33-й армии, дивизия потеряла еще 2700 человек убитыми и ранеными.

Последующие наступательные операции 1943 года (я беру потери только во время наступлений, а к ним надо прибавить повседневные и тоже порой значительные потери в так называемые «периоды затишья»), наступление на Гомель и взятие города Городок тоже обошлись дивизии очень дорого. Захватив в обоих операциях в общей сложности 44 танка и 169 орудий и минометов, она потеряла 5150 человек убитыми и ранеными.

Решительный перелом в соотношении между потерями и результатами боев для дивизии наступает летом 1944 года. Участвуя в разгроме немецких групп армий «Центр», она продвигается на 525 километров, освобождает 600 населенных пунктов и одной из первых переходит границу Восточной Пруссии. В ходе этой операции дивизия захватывает 96 танков и 18 самолетов и берет в общей сложности в плен 9320 немецких солдат и офицеров, сама за весь этот период боев потеряв 1500 человек.

В 1945 году начинается уничтожение восточно-прусской группировки немцев. При штурме Кенигсберга, заняв 55 его кварталов, дивизия захватывает в плен 15100 немецких солдат и офицеров, сама потеряв во время штурма 186 человек убитыми и 571 человека ранеными. После этого дивизия ведет бои за порт Пилау и на косе Фриш-Нерунг и в этих последних боях захватывает огромные трофеи и берет в плен в общей сложности 8350 солдат и офицеров, сама понеся потери убитыми 122 человека и ранеными 726.

Цифры, которые я привожу, требуют душевной осторожности в обращении с ними. Говоря о том, что дивизия при штурме Кенигсберга потеряла убитыми очень мало, всего 186 человек, невозможно выбросить из памяти, что эта действительно малая в общей статистике войны цифра все равно означает почти двести осиротевших семей, целое море слез и бездну горя. Но при всем том, вспоминая историю войны, необходимо сравнивать усилия и жертвы с их результатами. В 1941 году за участие во взятии маленького городка Ельни дивизия заплатила потерями в 4200 человек убитых и раненых, а в 1945 году при взятии главной немецкой цитадели в Восточной Пруссии — Кенигсберга — отдала только 186 жизней и потеряла ранеными менее 600 человек.

В процессе четырехлетней войны между пашей и германской армиями происходили перемены большого масштаба и значения. Вся очевидность их ясна и зафиксирована не только на картах, где сначала синие стрелы подходили к Москве и втыкались в Волгу и Кавказский хребет, а потом красные стрелы пересекли Одер и Нейссе. Огромность перемен очевидна и при чтении таких скорбных документов, как списки потерь за разные годы войны. Соотношение масштабов продвижения, количества захваченного оружия и пленных с масштабами понесенных потерь свидетельствует и об уровне технического оснащения обеих армий, и об уровне их военного опыта и воинского мастерства.

В период первых стычек 107-й дивизии с немцами под Ельней ее опыт ведения современной войны был равен нулю. Все испытания были впереди. И тот уровень воинского мастерства, который вместе с выросшим во много раз уровнем техники позволил ей в Кенигсберге захватить штурмом 55 кварталов и взять 15100 пленных, потеряв 186 человек убитыми, мог быть приобретен лишь в жестокой школе войны. Другого пути для этого не было. Хотя нельзя забывать, что в ходе этой жестокой, но неизбежной учебы было совершено много оплаченных большой кровью ошибок и что их, очевидно, могло быть меньше, чем было. Но это последнее связано с проблемами куда более широкими, чем история боевого пути одной дивизии.

57 «Самолеты так и крутились над дорогой… мы все-таки продолжали ехать… был уже вечер 26-го, а утром 27-го я должен был явиться в Москву»

Двадцать шестого июля, когда мы с Трошкиным возвращались из-под Ельни, в штабе Западного фронта были получены последние сведения о действиях 61-го корпуса и входившей в него 172-й дивизии. Там, в двухстах километрах к западу от Ельни, теперь уже в глубоком тылу у немцев, все еще продолжались бои.

Двадцать шестого июля с 5.50 утра начальник штаба 13-й армии Петрушевский в ответ на запрос о положении под Могилевом отвечал: «От Бакунина имеем следующие данные: 25-го утром он запросил о возможности отхода ввиду тяжелого положения на фронте. Товарищ Герасименко приказал ему, невзирая на окружение, оборонять Могилев. Около 20 часов 25.VII получено было донесение об отходе его на рубеж Большое Бушково — Рыжи. Ночью было получено еще донесение, подтверждающее его отход… Можно думать, что он ведет уличные бои в Могилеве. Посланный самолет в связь с Бакуниным не вошел. Также не могли войти в связь по радио».

В описании боевых действий 13-й армии о последних боях за Могилев сказано так:

«61-й стрелковый корпус продолжал бой в окружении до 26.VII, прочно удерживая Могилевский плацдарм, где на протяжении всего времени шли весьма ожесточенные бои. Противнику нанесены были большие потери, но, не имея боеприпасов и продовольствия, 26.VII части 61-го стрелкового корпуса и 20-го мехкорпуса начали отход. Причем 172-я дивизия осталась оборонять Могилев. Судьба ее неизвестна. Попытки наладить транспортировку боеприпасов воздушным путем успеха не имели, ибо противник сумел занять аэродром… и захватил мост через реку Днепр».

Добавлю от себя, что, судя по другим документам, такие попытки действительно были. В частности, я обнаружил в архиве документ, датированный четырьмя днями раньше: «Командиру Первого тяжелого авиаполка полковнику Филиппову. В ночь с 22 на 23 июля произвести выброску грузов на военном аэродроме Могилев. Высота выброски 400 метров… Время появления над аэродромом от часу до двух… выброску произвести всеми кораблями…»