Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова - Феликс Юсупов

Я мог рассмотреть тайных гостей Распутина: лица у всех были неприятные. У четырех был, несомненно, ярко выраженный еврейский тип; трое других, до странности похожие между собой, были белобрысыми, с красными лицами и маленькими глазами. Одного из них, как мне показалось, я где-то видел, но не мог вспомнить, где именно. Одеты они все были скромно; некоторые из них сидели, не снимая пальто.

Распутин среди них совсем преобразился. Небрежно развалившись, он сидел с важным видом и что-то им рассказывал.

Вся группа эта производила впечатление собрания каких-то заговорщиков, которые что-то записывали, шепотом совещались, читали какие-то бумаги. Иногда они смеялись.

У меня мелькнула мысль: не «зелененькие» ли это, о которых мне рассказывал Распутин?

После всего того, что я от него слышал, у меня не было сомнений, что передо мной было сборище шпионов. В этой скромно обставленной комнате с иконой Спасителя в углу и царскими портретами по стенам, видимо, решалась судьба многомиллионного народа.

Утверждение Феликса Юсупова о шпионаже в пользу Германии не только вымышленное и ложное, но и абсурдное, так как квартира Распутина была под пристальным вниманием охранки.

В воспоминаниях генерал-лейтенанта П.Г. Курлова (1860–1923) приводятся такие сведения о Распутине:

«При этом свидании Распутин живо интересовался войной и, так как я приехал с театра военных действий, спрашивал мое мнение о возможном ее исходе, категорически заявив, что он считает войну с Германией огромным бедствием для России. В дальнейшей беседе он впервые коснулся своих отношений к Царскому Селу. Говорят, что он тщетно убеждал Государя Императора не вступать в эту войну, – это еще раз подтверждает отсутствие исключительного влияния Распутина в делах государственных. Будучи противником начатой войны, он с большим патриотическим подъемом говорил о необходимости довести ее до конца, в уверенности, что Господь Бог поможет Государю и России. Таким образом, у Распутина было гораздо более развито национальное чувство, чем у многих его обвинителей в стремлении к сепаратному миру и влиянии в этом отношении вместе с “немцем” Штюрмером на Императрицу. Из этого следует, что обвинение Распутина в измене было столь же обоснованно, как и опровергнутое уже обвинение Государыни. Я не забуду очень характерную фразу, которая сорвалась у Распутина в этом разговоре: “Иногда целый год приходится упрашивать Государя и Императрицу для удовлетворения какого-нибудь ходатайства”.

Несоизмеримо далеко до “исключительного” влияния!

Несколько раз пришлось мне говорить с Распутиным и в последние месяцы его жизни. Я встречался с ним у того же П.А. Бадмаева и поражался его прирожденным умом и практическим пониманием текущих вопросов даже государственного характера. Он был ярым сторонником продолжения работ Государственной Думы, несмотря на ее антиправительственные выходки, и каждый раз повторял о необходимости наладить продовольственный вопрос, правильное разрешение которого, по его мнению, являлось единственным средством спокойствия в стране». (Курлов П.Г. Гибель Императорской России. М., 1992. С. 168–169)

Мне хотелось скорее покинуть эту проклятую квартиру, но кабинет Распутина, где я находился, имел только один выход, и уйти оттуда незамеченным было невозможно. После некоторого времени, которое мне показалось бесконечным, появился наконец Распутин с веселым и самодовольным лицом. Мне трудно было бороться с тем чувством отвращения, которое я испытывал к этому негодяю, и потому я быстро простился с ним и вышел.

IX

После всех моих встреч с Распутиным, всего виденного и слышанного мною, я окончательно убедился, что в нем скрыто все зло и главная причина всех несчастий России: не будет Распутина – не будет и той сатанинской силы, в руки которой попали Государь и императрица. Казалось, сама судьба свела меня с этим человеком, чтобы я собственными глазами увидел, какую роль он играет, куда ведет нас всех его ничем не ограниченное влияние.

Чего еще было ждать?

Можно ли было щадить Распутина, который губил Россию и династию, который своим предательством увеличивал количество жертв на войне?

Есть ли хоть один честный человек, который не пожелал бы искренно его погибели?

Следовательно, вопрос состоял уже не в том, нужно ли было вообще уничтожить Распутина, а только в том, мог ли именно я брать на себя эту ответственность?

И я ее взял.

Я больше не мог продолжать эту отвратительную игру в «дружбу», которая так меня тяготила.

Первоначально наш план, застрелить «старца» у него на квартире, оказался неудобным, ввиду того напряженного состояния, в котором находилась вся страна: война была в полном разгаре, армия готовилась к наступлению, и факт открытого убийства Распутина мог быть истолкован как демонстрация против Царской семьи.[260]

Момент был слишком опасный для открытого выступления. Мне казалось, что Распутин должен исчезнуть таким образом, чтобы никто не знал, куда и при каких обстоятельствах он исчез. Виновники этого исчезновения тем более должны были оставаться неизвестными.[261]

Я думал тогда, что члены Государственной Думы Пуришкевич и Маклаков, которые сознавали весь вред Распутина, сумеют дать мне хороший совет. Их речи, произнесенные с думской трибуны, неизгладимо запечатлелись в моей памяти.[262]

Страстная речь В.М. Пуришкевича в стенах Государственной Думы против Распутина и влияния «темных сил» увлекла молодого князя Феликса Юсупова. Он взял на себя инициативу по устранению «друга Семейства».

Как показал В.А. Маклаков (уже находясь в эмиграции) на допросе судебному следователю Н.А. Соколову, расследовавшему убийство Царской семьи, князь Ф.Ф. Юсупов-младший говорил, что он занимается оккультизмом, то уверен, что «такие люди, как Распутин, с такой магнетической силой, являются раз в несколько столетий. <…> Никто Распутина не может заменить, поэтому устранение Распутина будет иметь хорошие последствия. Если Распутин будет убит, Императрицу придется через несколько же дней посадить в дом для душевнобольных; Ее душевная жизнь поддерживается только Распутиным; она вся рассыплется, когда его уберут, а если императрица будет сидеть в больнице и не сможет влиять на Государя, то по своему характеру Он будет очень недурным конституционным Государем». (Допрос В.А. Маклакова 10 сентября 1920 года // Н.А. Соколов. Предварительное следствие 1919–1922 гг. /Сост. Л.А. Лыкова. «Российский архив». Т. VIII. М., 1998. С. 250–251)

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});