Сайтин-1. Измена - Кэролайн Черри

— Ну да — кто, как не я, запихнул тебя в кабинет к Янни!

— Дружище, дай мне хоть один шанс! Я ведь не робот. Возможно, мои чувства будто из пластика, но они все равно естественны. Хочешь накричать на меня — кричи. Но нечего напоминать о своем старшинстве.

— Тогда не веди себя, точно глупый ази.

Джастин поначалу не поверил, что неосторожное слово все-таки сорвалось с его губ. Потрясенный, Уоррик-младший оцепенел. Как и Грант. В воздухе повисло напряжение…

— Ну, ази, и что же? — пожал плечами Грант. — Разве я виноват в этом? А вот как насчет тебя?

— Прости.

— Нет, говори дальше! Глупый ази — надо же! Уж лучше быть таким, чем наблюдать, как ты заводишься. Ты работаешь на износ, убиваешь себя, и скоро отклонение в очередном психошаблоне ази окончательно тебя прикончит. Это ты ведешь себя, точно глупый ази. Я рад, что ты наконец начинаешь защищаться. Давно пора.

— Только оставь психоанализ…

— Прости, не удержался. Хорошо хоть, что приходится заботиться только об одном урожденном человеке. Было бы двое — пришлось бы ложиться в больницу. Таковы уж урожденные человеки! Только и делают, что создают проблемы. Насчет Янни ты оказался прав — с ази он держится терпимо. Но зато обрушивается на урожденных людей — выплескивает на них все запасы энергии. Вопрос лишь в том, не обманул ли он меня. Но если ты успокоишься и выслушаешь меня, то узнаешь, что Янни в курсе твоей неспособности заниматься текущей работой. Я только сказал, что в работе над проектом «Рубин» ты прозябаешь и если он желает целенаправленной работы, ему придется закрыть глаза на то, что в свободное время ты занимаешься моделированием. Ты просто обязан заниматься моделированием и дальше. Вряд ли я вел себя неразумно.

«Жучки!» — Джастин вздрогнул от ужаса и кинулся припоминать все, о чем шла речь. После чего просигналил брату — дескать, будь осторожен. Тот кивнул в ответ.

— Прости, — молвил Джастин, успокоившись. Ему отчаянно хотелось найти подходящее место, где можно было бы надежно спрятать Гранта. Впрочем, тот держался молодцом — с достоинством, которого так не хватало его Старшему.

— Грант, я всего лишь… Всего лишь так реагирую. Гибкое мышление и все такое прочее — ты должен понять.

— Вот что, — бросил Грант, — я не просто понимаю, я — удивляюсь. Количество уровней, на которых ты способен реагировать, просто поражает воображение. И количество ерунды, в которую ты в состоянии сразу поверить, невероятно. Не понимаю. Чтобы докопаться до сути подобной реакции, мне нужно потратить не один день, хотя я уверен, что все равно пропущу какие-нибудь детали.

— Все очень просто. Я напуган до смерти. Я считал, будто смыслю, что к чему, а тут вдруг даже ты ударил с фланга. А потому все сместилось к прямо противоположной ценностной системе. Урожденным людям свойственна реальная логика.

— Господи, как была бы скучна жизнь без урожденных людей! Теперь поневоле задумаешься, на каком из полюсов находился Янни во время нашей беседы. Этого вполне достаточно, чтобы встревожить тебя не на шутку.

— Он был спокоен?

— Еще как.

— Стало быть, тебе удалось добраться до основного шаблона, да?

— Нам просто приходится учиться не волновать вас, людей. Думаю, вообще нужно заложить данную черту в начальные программные структуры. — Грант улыбнулся и тотчас процитировал: «Волнуясь, урожденные люди отходят к запасным программным структурам. Каждый урожденный человек — поистине взбалмошная натура. И терпеть не может своего второго «я». Вот ключик к поведению КВ».

— Ты недалек от истины.

— Еще бы: я ведь многие годы изучал эндокринологию! Но я действительно ошарашен. И потому перешел сразу к делу. Двойные и тройные мнения — все такое прочее. Должен сказать, что предпочитаю свой естественный психошаблон. Свой естественный психошаблон, понимаешь? Звучит куда приятнее. Ну, пойдем обедать?

Уоррик-младший снова взглянул на брата, прикрывшего легкой насмешливой улыбкой, точно щитом, — этой улыбкой Грант бросал вызов ударам судьбы, проискам Вселенной и нападкам ресионской администрации. На мгновение Джастин ощутил себя счастливым и несчастным одновременно.

— Конечно, конечно, — спохватился юноша. И, схватив брата за руку, потащил его к двери. — Если тебе удалось поладить с самим Янни Шварцем, мог бы сполна использовать особые отношения с ним — весь отдел общался бы с Янни только через тебя.

— Уф-ф! Вот так сказанул! Нет уж, не хватало только постоянной работы!

На них смотрели со всех сторон. Джастин тотчас отпустил руку брата. И сообразил, что наверняка пол-отдела слышало, как он орал на Гранта. А потому теперь Уоррик-младший воровато оглядывался, дабы оценить причиненный по собственной неосторожности ущерб.

По целому ряду причин они и так уже стали притчей во языцех — теперь к этим причинам добавится еще одна.

Ею со временем воспользуется и Янни.

8

В жизнь Ари вошло множество новых вещей. Нелли водила ее в магазин в Северное Крыло, и обе возвращались, нагруженные покупками. Это было так здорово! Ари покупала кое-что и для няньки, и та радовалась, отчего приятно становилось и самой юной Эмори — Нелли выглядела в новых костюмах такой милой и гордой!

Но Нелли — все равно не мама. Поначалу девочке нравилось, когда Нелли обнимала ее, но нянька тем не менее оставалась нянькой, и этим все сказано, и однажды ночью, когда Нелли в очередной раз обняла Ариану, та почувствовала себя ужасно одиноко. Нелли она ничего не сказала, ибо в тот момент нянька как раз рассказывала сказку. Но потом объятия Нелли становились все невыносимее — отъезд матери не желал забываться. И потому Ари то и дело сползала с кровати на пол, продолжая с зачарованным видом внимать Нелли, изображая, будто слушает сказку. Тактика оправдала себя — нянька не почувствовала ничего подозрительного.

А Сили оставался для девочки пустым местом. Иногда она принималась поддразнивать ази, но тот никогда не смеялся. Его серьезность поражала юную Эмори. В конце концов она оставила Сили в покое и вспоминала лишь тогда, когда ей хотелось пирожного или лимонада. Их она получала в куда больших количествах, чем позволяла мама. Потому-то Ари и пыталась вести себя «как положено» и боролась с искушениями, мысленно приказывая себе налегать на овощи и не злоупотреблять сладким. Мама сказала бы — нужно питаться правильно. Теперь Ари постоянно вспоминала наставления матери и старалась следовать им, ибо в ее глазах забвение наказов Джейн было сродни забвению самой памяти о ней. И Ари ела овощи, хотя время от времени ей просто кусок в горло не лез — некоторые овощи были отвратительны на вкус да еще смешаны с какой-то белой дрянью вроде сливок. Фу! От такой пищи Ари даже тошнило. Однако она упрямо поглощала столь неаппетитные кушанья исключительно из уважения к памяти о матери, и от наплывавших время от времени воспоминаний становилось совсем уж невмоготу — настолько, что хотелось плакать.

Однако, если слезы все-таки начинали сочиться из глаз, молодая Эмори уходила в свою комнату и запиралась там. А перед тем, как выйти, умывалась и тщательно вытирала лицо, чтобы избежать сочувствующих взглядов.

Девочке хотелось завести друга, с которым можно было бы поиграть — но только не Сэма. Уж больно много знал о ней Сэм. О ней и о мамочке. Ари часто хотелось ударить его, поскольку она терпеть не могла, когда Сэм смотрел на нее — лицо у него всегда было равнодушное и невыразительное.

А потому, когда Нелли однажды спросила, не желает ли она сходить в игровую школу, воспитанница ответила, что пойдет при условии, если там не будет Сэма.

— Но я ведь не знаю, кто там сейчас! — удивилась нянька.

— В таком случае я схожу сама, — решила девочка. — Давай лучше пойдем в гимнастический зал, ладно?

И Нелли повела ее в гимнастический зал. А потом Ари отправилась кормить рыбок и поиграла в песочнице, хотя песочница сама по себе не была большим удовольствием, а Нелли не владела искусством возведения песчаных замков. Так что большую часть времени юная Эмори истратила на кормление рыб, прогулку, игры на площадке и занятия в спортивном зале.

А еще было программирование. Многие взрослые проводили с нею уроки. Ари узнавала немало занятных вещей. По вечерам, укладываясь спать, она с удивлением обнаруживала, что набрала за день столько новых знаний, что от них пухла голова и было трудно размышлять о маме и Олли.

Дядя Деннис оказался прав — день ото дня тоска становилась все менее мучительной. Это очень пугало девочку. Ведь если тоска не напоминала о себе, было трудно поддерживать в себе гнев. В такие минуты Ари до крови закусывала губу, и боль появлялась — а юная Эмори снова погружалась в привычное состояние.

Однажды для детей устроили утренник. Там она повстречала Эмми. Та тотчас удрала и спряталась за госпожу Петерсон — и вообще вела себя, точно несмышленое дитя. Ариана вспомнила: вот отчего она когда-то хотела ударить Эми как следует. Остальные дети просто уставились на нее во все глаза, и госпожа Петерсон велела зевакам играть с Ари.