Ненавижу магов - Мария Игоревна Власова

чего ты хочешь? – спрашивает со странной интонацией.

– Жить, – отвечаю, не раздумывая.

Он меня целует, удерживая обеими руками, словно я буду вырываться. Так горячо… И это я уже не о его температуре тела, а о своей постыдной реакции на его прикосновения. Серьёзно, он тут умирает от яда, сзади труп гнома, а мы целуемся! Что с нами не так? Ответ прост: с нами абсолютно все не так. Дыхание перехватывает, хочу ещё, но все ограничивается одним поцелуем.

«Да, так лучше!» – мысленно соглашаюсь я, но не моё тело.

Отстраняется резко и решительно, как будто очнувшись, что больно бьет по самолюбию. Настолько, что спрыгиваю и ухожу за ингредиентами и противоядием. Стараюсь не смотреть на тело, но кровь и внутренности гнома, кажется, повсюду. Уцелевшие бутылочки сначала засовываю в карманы своего грязного платья, затем, когда места не остается, нахожу мешочек из ткани и собираю все туда. Возвращаюсь к магу на ватных ногах, неловко роюсь в мешочке, доставая основу для противоядия. Свою работу знаю, да и противоядие делаю не в первый раз, так что получается быстро.

– Раздевайся, – командую, вылив на блюдечко часть противоядия.

Глаза его затуманены, заторможено снимает пиджак, за ним рубашку пытается расстегнуть, но руки плохо его слушаются. Теряю терпение и сама расстегиваю маленькие пуговицы, помогаю снять рубашку, старательно не смотря ему в глаза. Поворачивается спиной ко мне, опираясь руками о прилавок. Дальше все делаю верно, концентрируясь на работе, а не на том, что вижу его голую спину. Вот только гормоны бушуют, не давая толком сосредоточиться, когда смываю кровь и обрабатываю рану. Когда же настает черед наносить противоядие, невольно все же смотрю на его спину, покрытую узорами брачной метки. Возможно эти завитушки и не узор на самом деле, а скорее какой-то странный язык? Завитушки начинают двигаться и собираются в знакомую надпись: «Граф Синего Огня Вальтер Скот». Не думая, что делаю, касаюсь надписи, легонько провожу по ней пальцами, на что завитушки реагируют. Старая надпись исчезает, и появляется новая.

– Что ты делаешь? – резко оборачивается маг, отчего я отпрыгиваю от него, выронив блюдечко с противоядием.

Нагибаюсь за ним, старательно вытирая жидкость с пола, стараясь не замечать, как дрожат руки.

«Это же неправда, ложь! Мне просто показалось, так не бывает!» – уговариваю себя, поднимаясь с пола.

Подавляю желание проверить, так ли это, как и избегаю смотреть ему в глаза. Хотя это тяжело, особенно когда от тебя не отводят взгляд. Наношу противоядие, нагнувшись через его плечо, даже глаза зажмурила.

– Ты что стесняешься? – слышу едкую фразу, на которую соответственно не отвечаю.

Наношу противоядие на рану и сразу отстраняюсь, отходя в сторону. Поднимаю упавшие когти с пола и собираю их в кучу. Тот, кто их не забрал с собой, знал, что делает. Пускай, они все ещё целы, но использовать их по назначению нельзя, потому что страшные ногти от пересохших фаланг я давно уже отодрала и использовала. Вся же их магическая ценность заключается именно в ногтях, оттого их и называют ногти ведьмы. Как по мне это отвратительно, да и магии в этих пересохших конечностях я никогда не чувствовала, руки после них никогда не чесались. Но что-то было в этих отвратительных обрубках, да и на черном рынке все время появляются новые покупатели, желающие их приобрести. Однако, отличить ногти ведьмы от обрубков обычного скелета для покупателя тяжело, но легко для того, кто их добывал. Если после того, как выкопали могилу, труп женщины не встает и не нападает на вас, значит могила ведьме не принадлежала. Хотя ведь ее можно понять, мне бы тоже не понравилось, если бы какие-то люди раскопали мою могилу и с топорами пытались отрубить мне пальцы. По спине прошелся холодок, кажется, в свете последних событий предпочту не могилу, а кремацию.

– Насколько я знаю – это редкий ингредиент. Кто знал, что они были здесь? Твой работодатель рассказывал кому-то о них? – начал допрос муж, одеваясь.

Скосила на него взгляд, надпись на спине все та же. Зажмуриваюсь, а когда отважилась открыть глаза, он уже стоит передо мной в не застегнутой рубашке. Чисто инстинктивно застегиваю пуговицы, почти смирившись с тем, что придётся опять врать.

– Никто не знал, мы их не продавали, – дохожу до верхней пуговицы, и мои руки перехватывают.

– Ты лжешь, – говорит с упреком.

– Эти ногти ведьмы принадлежат мне, гном не знал о них, – приходится признаться.

– Откуда они у тебя?

– Оттуда, откуда и остальные: из могилы ведьмы, ты же знаешь, чем я занимаюсь.

– Кто знал о том, что они были у тебя и хранились здесь?

– Никто, я никогда не продаю таких вещей.

– Хочешь сказать, что это просто совпадение? Кто-то решил поискать орудие для моего убийства здесь, на твоей бывшей подработке и нашел твой тайник? Ты хоть понимаешь, как глупо это звучит?

Его недоверие уже начинает бесить. Я ему тут жизнь спасаю, а он, вместо того чтобы поблагодарить, требует от меня откровенности

– Что делать с телом? Может, стоит вызвать полицаев? – бросаю мимолетный взгляд на дверь в лабораторию.

– Думаю, его утром найдут, даже я слышал об этом месте, так что клиентов здесь много. А теперь, благодаря оставленным тобой следам, этим делом займутся полицаи, а не простые комиссары. И с чего такая забота, гномы – не тот народ, по которым скучают?

– Думай, что хочешь, твою рану я залечила, теперь не умрешь, так что я ухожу! Сам выбирайся из этой ситуации, в которую и меня втянул!

Направляюсь к двери, но меня хватают за руку больно и разворачивают обратно к себе.

– Не веди себя как истеричка.

– Я уберусь подальше от тебя, а что думаешь делать ты? Как поступишь теперь, когда у тебя нет ни копейки за душой, и тебя разыскивает тайная полиция?

– Куда ты собралась? Мы теперь в одной лодке, тебе без меня не выжить.

Смеюсь над его пафосным заявлением, хватаю за ворот рубашки, наклоняя к себе, а то шея болит так долго задирать голову вверх.

– Я была там, знаю, что в тебе больше нет магии. Тот ещё вопрос: кому без кого не выжить?

Вместо ответа он разворачивается и направляет руку в сторону пальцев ведьмы и поджигает их родовым огнем.

– Ну, и отлично, значит, моя совесть чиста, – отпускаю его и направляюсь